Кобо Абэ - Сожженная карта
С потушенными фарами отъезжаю далеко от берега реки. Около перевернутой бочки ко мне подбегают трое молодых парней и просят помощи, но тут их настигают нападающие и грубо валят на землю. А может, их было уже не трое, а всего двое.
Я не обращаю на них никакого внимания. Стараюсь ехать как можно медленнее, и машина, точно проходя испытание на прочность, вся дрожит и воет, готовая вот-вот развалиться. Если она сорвется в кювет и здоровенный камень пропорет ей брюхо — тогда конец. Но, не доезжая до редких зарослей ивы, я сталкиваюсь, как и предполагал, со второй копошащейся толпой. Это те, кто утащил женщин. Я еще больше сбавляю скорость, и, когда преследователи, уверенные, что настигают меня, подбегают почти вплотную, круто поворачиваю и, направив машину к подъему на насыпь, нажимаю на газ. Меня подхлестывает грохот, будто молотом изо всех сил бьют по мотору, стараясь разбить его на мелкие кусочки…
Все идет как будто хорошо. Большинство преследователей оставляют меня, захваченные зрелищем обряда, в котором участвовали женщины, стараясь ничего не пропустить. Поскольку фары потушены, я так и не разглядел толком, что за обряд совершался. На ум приходит лишь скользкая туша, освежеванная, разделанная и подвешенная на крюк в холодильнике мясной лавки. Фонари погашены, но зато полыхают огромные факелы, кругом царит дух истерического торжества. Потому-то на мою машину и не обратили никакого внимания. Взобравшись на дамбу, включаю наконец фары. И вдруг все тело становится точно каменным, плечи и колени онемели, в глазах темно — видно еще хуже, чем когда фары были потушены. Переключаю скорость, до упора нажимаю на газ, но машина еле движется, точно ручная тележка. Невыносимый страх леденит затылок. Постой, горелой резиной же пахнет. Ручной тормоз отпущен не до конца. Включив печку, опускаю стекло и только тогда ощущаю в переносице тяжесть опьянения.
Между тем в облике женщины ни малейшего признака опьянения. Положив на мужской плащ, перекинутый через руку, сложенную старую газету и придерживая все это сверху другой рукой, она плечом отодвигает портьеру, отделяющую комнату от кухни, и входит легкой девичьей походкой, почти на цыпочках.
Видимо, она наскоро привела себя в порядок: матовая гладкая кожа, легкие отметинки веснушек — лицо вновь обрело свою обычную свежесть, волосы приглажены щеткой. Что это? — сознательное стремление выглядеть женственной или, наоборот, манера поведения — скорее проявление настороженности, желание скрыть истинное лицо… все равно эффективность ее ухищрений сомнительна… благодаря косметике эта женщина становится словно прозрачной — слишком отчетливо раскрывается ее сущность. Застланный туманом город давней Мечты… задохнувшийся в молочном тумане далекий город, переполнявший меня страстным желанием еще до того, как я стал таким, как сейчас, город, который я помню спустя много-много дней… но именно благодаря рамке он выглядит пейзажем, и может быть, потому, что я считаю его пейзажем, он и кажется прозрачным?.. а если убрать рамку — один туман… и сколько ни трогай рукой, по непрозрачности он ничуть не уступает железобетонной стене… не обольщайся, пока нет никаких доказательств, что эта женщина не сообщница… неожиданно в ушах звенит слабый женский крик, тот, что я слышал на берегу, и из тумана выплывает маленькая, как кусочек луны, разделанная туша, с которой капает черная жидкость…
Она прошла мимо книжной полки, положила плащ на угол стола и, расправив газету, протянула ее мне, а сама села на тот же стул, что и вчера, но приняла несколько иную позу — теперь линия, разграничивающая книжную полку и лимонную штору, проходила у ее правого уха. Хрупкое ухо, готовое от грубого прикосновения рассыпаться на мелкие кусочки, как фарфор… некоторым захочется, наверно, уберечь его, другим — расколоть… к какому, интересно, типу принадлежал он?..
— Это газета, но…
Сложенная пополам и еще вчетверо спортивная газета. Бросается в глаза, что она рваная и затертая, правда меньше, чем спичечный коробок. Вдруг красные иероглифы: «Всепобеждающий меч гнева. Еще шаг — и убийца». Это статья о реслинге.
— От четвертого июня?.. он, видно, долго носил ее с собой…
Переворачиваю страницу — статья о профессиональном бейсболе. Ниже — подробная реклама лекарства от простуды. Третья страница наполовину заполнена фотографиями улыбающихся молодых певцов и сплетнями об их любовных похождениях. Внизу небольшие обведенные рамкой объявления по тысяче иен за строку. Требуются рабочие, сдаются номера в гостинице, производятся финансовые операции, сдаются квартиры и прочая смесь… смесь, за исключением объявления о продаже собаки, касалась исключительно венерических болезней, лечения бесплодия или предотвращения беременности. Последняя страница — результаты и прогнозы бегов и автомобильных гонок; программы радио и телевидения и реклама фильмов. Внизу на три колонки объявления о наборе рабочей силы. Лишь одно объявление о розыске пропавшего без вести, но оно как будто не имело к нему никакого отношения.
— Она и раньше была такая рваная? Или, может быть, вы слишком часто рассматривали ее?
— Да, я тоже трогала, но… — и отведя взгляд от газеты и спокойно посмотрев мне прямо в лицо, — но рваная она была и раньше.
— Когда ваш муж последний раз надевал плащ? Наверно, не помните.
— Не знаю, как это назвать, безалаберностью или предусмотрительностью, но он почти всегда оставлял его в машине. Когда бы ни пошел дождь — всегда под рукой, говорил он… если бы муж не собрался продавать машину и специально не принес плащ домой, я бы, наверно, даже не вспомнила о его существовании.
— Машину? Продал машину? Когда?
Непроизвольно перейдя на тон допроса, я стал понуждать ее к ответу. Но женщина, нисколько не растерявшись и поглаживая пальцами угол стола, будто сомневаясь в чем-то:
— За день до этого, а может быть, за два… во всяком случае, плащ он принес, пожалуй, за неделю до продажи машины… положил в чемодан и забыл…
— Но вчера вы говорили совсем другое.
— Возможно… странно, не правда ли?
— Ведь я же спрашивал, действительно ли машина в ремонте, и вот…
— Значит, это муж мне так сказал.
— Куда девалась машина, брат должен был знать, зачем же вам понадобилось говорить неправду?
Не зашел ли я слишком далеко? Загнав заявительницу в угол, из которого ей не выбраться… сам натворил — сам и расхлебывай… и это не ловушка, расставленная преднамеренно. Но и стена, к которой, казалось, прижата женщина, для нее не большая преграда, чем размокшая бумага… чуть смущенная улыбка…
— У меня уж такое обыкновение — говорить, что на ум придет… вобью себе что-нибудь в голову… вот и сегодня полдня весь дом обыскивала… точно в прятки играла — и в платяном шкафу, и даже за книжным шкафом искала… мне казалось, что он превратился в червячка… и тогда я намазала на бумажку мед и положила ее под кровать.
Губы ее дрожат, дыхание прерывается. Мне кажется, что она вот-вот расплачется, я даже растерялся.
— Собственно, то, что вы неохотно сообщаете сведения, наносит ущерб нам обоим. Вы не только направляете меня по ложному следу, но и несете из-за этого напрасные расходы. А что за человек купил эту машину?
— Очень хороший человек… — И вдруг, точно опомнившись и глядя мне прямо в глаза: — Нет, нет, вы ошибаетесь, если бы он деньги не хотел отдавать или был бы связан с исчезновением мужа, то одно из двух: либо что-то рассказал бы, либо совсем бы не показывался… и тогда я бы просто и не узнала о существовании этого человека. В общем, им можно не заниматься…
— Профессия?
— Кажется, водитель такси.
— За сколько продана машина?
— Что-то около ста шестидесяти тысяч иен…
— Он уже выплатил полностью?
— Да, он мне расписку показывал.
— Значит, муж собирал деньги, чтобы уйти из дому?
— Не может быть. Не могу поверить. — Неожиданно лицо женщины, до этого безмятежное, гладкое, точно восковое, стало колючим, шершавым, точно его обсыпали песком, вокруг губ, вытянувшихся и ставших похожими на сосок, залегли мелкие светлые морщинки. Она с силой прикусывает ноготь большого пальца: — У вас же нет доказательств, значит, вы не можете так говорить.
— Но ведь доказательства складываются из фактов. И я оказался в весьма затруднительном положении, поскольку вы, как мне кажется, не проявляете особого интереса к фактам…
— Все равно не могу поверить… человек пропал без вести — это правда, и все же… еще вопрос, из-за чего он убежал… совсем не обязательно, что он убежал из-за меня… думаю, что не из-за меня… из-за чего-то другого…
Я прихожу в уныние. Положив на колени чемодан, открываю крышку.
— Я вас покажу донесение. В нем действительно одни неприятные факты.
Как я и ожидал, женщина садится и с напряженным лицом начинает читать — сначала бегло, а потом снова, теперь уже медленно, осторожно, будто переходя через пропасть по круглому бревну…
