Хаджарбиби Сиддикова - Танцовщица из Хивы, или История простодушной
Они говорят:
— Мы вам поможем, дадим раскладушку, чтобы удобнее было торговать вещами. Утром пойдем с вами туда, где торгуют наши коммерсанты, и немножко постоим рядом, чтобы вас не вытесняли. Все-таки вы для них чужие и, возможно, будете конкурентами.
Утром рано мы встали. Они с нами отправились, показали место, и мы начали торговать. У подружки Лены плохо дела пошли, потому что она никогда раньше не торговала, а работала старшей медсестрой в наркологическом диспансере. Ну, я ей помогала торговать.
Вернулись мы вечером на квартиру. Тетя Зоя и тетя Клава нас ждали, спрашивали, как идут дела. Мы ответили — нормально. После целого дня на улице очень кушать хотелось. Тут тетеньки заявляют:
— Мы на диете, мы очень мало едим. Вот вам тыквенная каша, ужинайте.
А у них была собака колли — Граф звали и еще очень красивая кошка. Вот они им налили в тарелочки эту кашу, и нам тоже. Мы голодные были и не отказались, согласились поесть. А продукты, которые мы с собой привезли — мясо, фрукты и все остальное, — в холодильнике лежали. Мы не осмеливались открыть холодильник. Они, видимо, решили, что мы эти продукты им привезли тоже в качестве подарка. А мы им подарили иранские носки!
Вот так каждый день утром вставали, а тетеньки лежали у себя в комнате. И мы уходили торговать без завтрака. Придем — они сидят сытые. Это они нам сказали, что диету соблюдают, а на самом деле после нашего ухода быстренько — раз-раз — кушали. Возвращаемся мы голодные, а они уже «на диете». В течение недели тетя Зоя и тетя Клава нас кормили этой тыквенной кашей — собачьим дерьмом. Приходилось кушать, ведь целый день на морозе, на ногах! Хорошо, что наши сумки немного уменьшились, а то уже таскать их сил не осталось. Подружка Лена не выдержала:
— Больше я не могу на эту кашу смотреть, от одного ее вида меня тошнит. Все, хватит! Сегодня ночью, когда они спать будут, откроем холодильник и покушаем хоть один раз по-человечески. Я уже соскучилась по нашим лепешкам. Елки-палки, в холодильнике их десять штук и мяса тоже полно. После поезда еще сколько килограмм осталось! Была не была — сегодня ночью встаем и кушаем. Бибиш, попробуй у меня отказаться, я тебе покажу!
Вот ночью, когда сестры легли спать, мы потихоньку встали и пошли на кухню. Чай поставили: чтобы не подавиться мясом и лепешками, надо же запивать, вы сами понимаете. Потихоньку открыли мы холодильник, достали оттуда мясо, лепешки и начали быстро-быстро есть. Если бы не чай, действительно подавились бы. Вдруг открылась дверь, и на кухню входит тетя Клава:
— Что вы тут делаете среди ночи, а?
Мы сидим молча. Хорошо, успели уже все проглотить и убрать за собой, а то совсем некрасиво получилось бы. Пошли мы спать и долго под одеялами хихикали, ведь все-таки умудрились этих «диетчиков» обдурить, а то чуть сами не превратились в собак от их тыквенной каши.
Через десять дней сумки наши опустошились и мы уехали в Куйбышевскую область к Лениным родителям. Лена им телеграмму дала, чтобы они нас встретили. От вокзала ехали мы еще километров восемьдесят. Приехали наконец домой, в кирпичный коттедж. Пока Ленина мама готовила обед, мы искупались.
Ее родители тоже жили в Туркмении лет тридцать-сорок назад. Они были чиновниками. После распада СССР их начали вытеснять за то, что они русские. Вот в 1992 году они и перебрались в Россию, а Лена пока оставалась в Туркмении. На новом месте ее отец работает тоже каким-то чиновником, а мама недавно вышла на пенсию.
Конечно, живя в чужом доме, я не могла чувствовать себя свободно. Вот мы сидим, обедаем. Лена себя чувствует нормально, а я не в своей тарелке, потому что ее мама без конца вертится, крутится, вытирает стол, убирает какие-то крошки, а мы еще едим. Прямо не по себе становится. Куда я хожу, туда и ее мама идет. Собралась я постирать нижнее белье, только взяла порошок, а она заходит в ванную и говорит:
— Ой, это очень дорогой порошок, я его использую в крайнем случае. Надо экономить, а то он быстро кончится.
Я растерялась:
— Извините, я не знала.
Она достала из тумбочки стакан с каким-то порошком и говорит:
— Вот, возьми, этим стирай.
— Спасибо.
Она закрыла дверь, а я от волнения нечаянно уронила этот стакан, и он разбился. Целый день Ленина мама ходила туда-сюда и говорила:
— Единственный граненый стакан разбился, которым я могла отмерять порошок. И где теперь я возьму такой стакан? Он был очень удобный, остальные у меня все большие.
В какую комнату я ни заходила, она за мной шла. Я так стала нервничать, что когда пила воду или чай, то от волнения роняла чашку, если кушала, ложка из рук выпадала, или от волнения я дергала тарелку и разливала суп, потому что она все время возле меня вертелась, не давала спокойно кушать, ходить и спать. Лена это тоже заметила и говорит своей матери:
— Мама, ты уже забодала со своей чистотой и порядком. Оставь ее в покое. Пусть она себя чувствует свободно, а то я уеду обратно!
Мама обиделась:
— Я же стараюсь вам угодить, я просто хочу, чтобы дома все было хорошо.
Лена отвечает:
— Не надо нам угождать, оставь нас в покое. Я приехала сюда отдохнуть, встретить Новый год с вами! Устала я от этой посуды, от этой уборки, надоело уже! А ты вечно тут со своими тарелками, стаканами и уборками возишься, отдохни тоже, хватит.
Мама заплакала и ушла в свою комнату.
Утром я искупалась в ванне. Голову помыла каким-то шампунем. Опять ее мама заходит:
— Ой, мой дорогой шампунь использовала, не надо было, уф, уф, — и достала мне другой шампунь, а я уже давно помыла голову. Говорю:
— Нет, спасибо, не надо.
Она разозлилась и ушла.
Даже когда я в туалете сидела, она стучала и говорила:
— Ты потом используй освежитель, там, наверху, на полке он стоит, хорошо?
Я сижу и думаю: «Спокойно, извините за выражение, посрать не даст. Надо убираться отсюда побыстрее».
Те дни, что мы были у Лены, ее отец возил нас на служебной машине по колхозным поселкам, чтобы мы остатки товара продали. Почти все товары я продала, и для Лены, и для себя, потому что она сразу сказала:
— Я стесняюсь торговать. Оказывается, это не мое призвание. Лучше я поеду обратно в Туркмению.
На что я ответила:
— Тебе хорошо, твои родители здесь, в России, и твой ребенок у них (мальчик учился в седьмом классе), ты когда захочешь переехать сюда, они для тебя все сделают. Ты можешь не волноваться, твой ребенок в надежных руках: дедушка и бабушка для него стараются, я же вижу. А у меня что — мои родители в Узбекистане. Они живут в кишлаке, там для детей ничего нет. Я живу в Туркмении. Мои дети ни узбекского языка не знают и по-туркменски тоже не понимают. А свекровь хочет в Россию переехать, она говорила: «Вот муж умер, теперь здесь никого не осталось у меня, кроме старой мамы. Как ее похороню, так и уеду в Россию, на свою родину». Лена, я сама должна устраивать свою жизнь, свою и детей. Сама видишь, что вокруг творится. У меня мальчики в русской школе учатся, после окончания школы куда они пойдут — в институт, что ли? Так там все на туркменском языке. Возможно, их формально допустят к экзаменам, а на самом деле провалят, потому что там своих хватает. Допустим, вдруг счастье улыбнется, и они поступят в какой-то вуз. А после окончания института или техникума куда их примут на работу? Никуда. Потому что везде формальная документация на туркменском языке ведется и каждый должен знать туркменский язык и писать латинскими буквами. А мои ни по-туркменски, ни по-латыни, ни по-узбекски — короче, ни бум-бум. Так что, Лена, ты можешь возвращаться домой, потому что у тебя все устроится. Я сама должна всего для детей добиться. Потому что у меня нет таких родителей, как у тебя, — мои простые и бедные. Им без меня хватает хлопот в жизни.
Новый, 2000 год отметили мы у Лены вместе с ее родителями. Потом я попрощалась с ними со всеми и уехала в Москву. Через день я уже сидела на Казанском вокзале и думала: в каком направлении теперь мне ехать? Посмотрела расписание поездов: если туда, где племянник свекрови, то на месте буду через три-четыре часа. Перешла на Ленинградский вокзал, посмотрела расписание: почти все дневные поезда прибывают в Ленинград (то есть в Санкт-Петербург) поздно вечером. Это мне невыгодно. Потому что, если не найду подружку или она адрес поменяла, среди ночи куда я пойду? Лучше, думаю, я поеду в тот город в четырех часах езды от Москвы, где живет племянник свекрови Равиль со своей женой Галей. Адрес есть, притом туда я днем попаду и, возможно, быстро найду их.
Купила билет на поезд, в фирменный вагон, в общий вагон билетов уже не было. Пришлось мне за это удовольствие заплатить в три раза больше. На нужной станции вышла из поезда, пошла туда, где стоят такси, потому что не знала, как на троллейбусе или маршрутке добираться. Таксисту адрес назвала, и он сказал: «Поехали».
