Борис Виан - Пена дней
— Что же здесь все-таки происходит?.. — задумчиво проговорила Ализа.
— О, все дело в этой болезни. Она нас всех потрясла. Как только Хлоя выздоровеет, я снова помолодею.
Хлоя лежала на кровати в лиловой шелковой пижаме и длинном стеганом халате из бежевого атласа с оранжевым отливом. Вокруг стояло много цветов, главным образом орхидей и роз, но были также и гортензии, гвоздики, камелии, длинные ветки цветущих персиков и миндаля и целые охапки жасмина. Грудь ее была открыта, и под правым соском на янтарной коже отчетливо виднелся синий венчик. Скулы ее чуть порозовели, глаза горели сухим блеском, и легкие, шелковые нити волос казались наэлектризованными.
— Укройся, ты простудишься! — воскликнула Ализа.
— Нет, — пробормотала Хлоя. — Так надо. Это лечение.
— Какие красивые цветы! Колен небось разорится на цветах, — пошутила Ализа, чтобы рассмешить Хлою.
— Да, — прошептала Хлоя и жалко улыбнулась. — Он ищет работу, поэтому его сейчас нет дома.
— Почему ты говоришь так тихо? — спросила Ализа.
— Я хочу пить, — беззвучно прошептала Хлоя.
— Ты в самом деле пьешь только две чайные ложки в день?
— Да, — вздохнула Хлоя.
Ализа наклонилась и поцеловала ее.
— Ты скоро поправишься.
— Да. Завтра Николя увозит меня отсюда.
— А Колен? — спросила Ализа.
— Он остается. Ему придется работать. Мой бедный Колен!.. У него нет больше инфлянков…
— Почему?
— Из-за цветов…
— Она растет? — спросила Ализа.
— Нимфея? — совсем тихо переспросила Хлоя. — Нет, мне кажется, она засыхает.
— Значит, все хорошо?
— Да, — сказала Хлоя. — Но мне так хочется пить.
— Почему ты не зажигаешь свет? Здесь очень темно.
— Это длится уже некоторое время. Да, уже некоторое время, и тут ничего не поделаешь. Вот попробуй сама. Зажги…
Ализа повернула выключатель, и вокруг лампы вспыхнул тусклый ореол света.
— Лампы умирают, — сказала Хлоя. — И стены уменьшаются. И вот это окно тоже…
— Правда? — спросила Ализа.
— Погляди. От огромного окна, занимавшего прежде всю стену, остались всего два узких проема с закругленными углами. А между ними выросло некое подобие стены, преграждавшее путь солнечным лучам. Потолок заметно опустился, а антресоли, на которых стояла кровать Колена и Хлои, теперь едва возвышалась над уровнем пола.
— Что же это происходит? — спросила Ализа.
— Не знаю. Гляди-ка, вот нам и принесли немножко света. В спальню вбежала мышка с черными усиками и внесла маленький осколок одного из цветных стекол кухонного окна, который излучал яркий свет.
— Как только становится темно, — объяснила Хлоя, — она мне всегда приносит немного света.
И Хлоя погладила мышку, которая положила свой трофей на столик у изголовья кровати.
— Как мило с твоей стороны, Ализа, что ты пришла меня проведать!
— Ты же знаешь, — сказала Ализа, — я люблю тебя.
— Знаю. А как поживает Шик?
— Нормально. Вот купил мне костюм.
— Красивый, — сказала Хлоя, — и тебе идет. Она умолкла.
— Тебе больно? — спросила Ализа. — Бедняжка. — Она наклонилась и погладила Хлою по щеке.
— Да, — простонала Хлоя. — Я так хочу пить…
— Понимаю, — сказала Ализа. — Я тебя поцелую, быть может, это хоть немножко утолит твою жажду.
—Да. Ализа снова наклонилась к ней.
— О, — вздохнула Хлоя, — твои губы такие прохладные… Ализа улыбнулась, ее глаза были полны слез.
— Куда ты уезжаешь? — спросила она.
— Недалеко, — ответила Хлоя. — В горы. — Она повернулась на левый бок и спросила:
— Ты очень любишь Шика?
— Да, но он любит свои книги больше, чем меня.
— Не знаю. Может, ты и права. Если бы я сама не вышла замуж за Колена, я так хотела бы, чтобы ты была с ним. Ализа снова поцеловала ее.
XLII
Шик закрыл за собой дверь книжной лавки. Ничего интересного он там для себя не обнаружил. Он шел, пристально разглядывая свои ботинки из коричнево-красной кожи, и с удивлением заметил, что один ботинок тянет его в одну сторону, а другой в противоположную. Он остановился, подумал, потом мысленно вычертил биссектрису ' этого угла и двинулся по ее направлению. При этом он едва не попал под колеса жирного такси и сохранил свою жизнь только благодаря изящному прыжку, в результате которого сбил с ног прохожего. Ругаясь на чем свет стоит, тот поспешил в клинику, чтобы ему оказали первую помощь.
Шик пошел дальше, придерживаясь того же курса, и попал на улицу Джимми Нуна, где был книжный магазин с вывеской, подражающей «Mahogany Hall de Lulu White». Он толкнул дверь, которая в ответ грубо толкнула его. И тогда он, решив не настаивать, вошел через витрину.
Владелец магазина покуривал трубку мира, удобно устроившись на полном собрании сочинений Жюля Ромена, который писал свои тома исключительно для этой цели. У него была очень красивая трубка из вересковой глины, и он набивал ее листьями оливкового дерева. Рядом стоял тазик, потому что от курения то и дело возникали позывы рвать когти, влажная салфетка для освежения висков и графинчик с мятной настойкой в подкрепление действия трубки.
Книготорговец упер в Шика безжизненный и дурно пахнущий взгляд.
— Что вам угодно? — спросил он.
— Посмотреть книги… — ответил Шик.
— Смотрите.
Он резко наклонился над тазиком, но тревога оказалась ложной. Шик направился в глубь магазина. Вся обстановка предвещала возможность находок. Какие-то насекомые захрустел и у него под ногами. Пахло старой кожей и дымом от листьев оливкового дерева, и это сочетание запахов было, честно говоря, тошнотворным. Книги стояли в алфавитном порядке, но хозяин плохо знал алфавит, и поэтому Шик обнаружил полку Партра между буквами «Б» и «Т». Вооружившись лупой, он принялся изучать переплеты и тотчас обнаружил на одном из экземпляров книги «Он и неон» — знаменитом критическом исследовании светящихся реклам заинтересовавший его отпечаток пальца. С лихорадочной поспешностью Шик вытащил из кармана маленькую коробочку, в которой кроме кисточки с мягким ворсом находился графитный порошок, и памятку для шпика-любителя, составленную конюнником Вуй. Он очень тщательно обработал этот отпечаток, сличил оттиск с образцом, вынутым из бумажника, и замер, прерывисто дыша. Оказалось, что это и в самом деле был доподлинный отпечаток указательного пальца левой руки Партра, который до сих пор нигде не удавалось обнаружить, кроме как на чубуках его старых трубок. Прижимая к сердцу ценную находку, он подошел к книготорговцу.
— Сколько вы хотите за этот томик? Тот взглянул на книгу и усмехнулся:
— Вы его все-таки нашли.
— А что в нем особенного? — спросил Шик с деланным удивлением.
— Ха! — прыснул книготорговец, роняя трубку, которая упала в тазик и погасла. Он грубо выругался и потер руки, радуясь, что ему больше не нужно держать и зубах эту пакость.
— Я вас спрашиваю… — настойчиво повторил Шик. Сердце его готово было выпрыгнуть наружу, оно дико, с перебоями колотилось о ребра.
— Ох-ох-ох! — бормотал книготорговец. Он катался по полу, задыхаясь от смеха. — Ну и комик же вы!..
— Послушайте, — растерянно начал Шик. — Объяснитесь, пожалуйста…
— Чтобы получить этот отпечаток пальца, я должен был несколько раз приглашать его выкурить со мной трубку мира, да еще стать заправским фокусником и изловчиться незаметно подменить трубку книгой…
— Все ясно, — сказал Шик. — Раз так, то скажите. Сколько вы хотите за эту книжку.
— Недорого, но у меня есть кое-что получше. Владелец магазина встал, исчез за невысокой перегородкой, разделявшей пополам торговое помещение, порылся в каком-то ящике и тут же вернулся.
— Вот, — сказал он, швырнув на прилавок брюки.
— Что это такое? — с тревогой прошептал Шик. Им овладело сладостное возбуждение.
— Брюки Партра, — с гордостью заявил книготорговец.
— Как вам это удалось? — Шик был в экстазе.
— Во время лекции, — объяснил книготорговец. — Он даже не заметил. К тому же они в нескольких местах прожжены трубкой…
— Покупаю, — сказал Шик.
— Что именно? — осведомился владелец магазина, — потому что у меня есть и еще кое— что…
Шик прижал руки к груди. Сердце у него сорвалось с цепи — так бешено оно запрыгало.
— Вот, — снова сказал торговец.
Это была трубка, и Шик тут же увидел на ее мундштуке отметину от зубов Партра.
— Сколько? — спросил Шик.
— Вы, конечно, знаете, что в настоящее время он готовит издание двадцатитомной энциклопедии о блевотине со всей иконографией, и у меня будут рукописи отдельных статей…
— У меня не хватит денег, — простонал Шик, сраженный этой перспективой.
— А мне наплевать.
— Сколько вы хотите за эти три предмета? — спросил Шик.
— Тысячу инфлянков, — ответил торговец. — И учтите, это мое последнее слово. Вчера я отказался отдать их за тысячу двести. А вам готов уступить только потому, что вид у вас чокнутый.
