Борис Екимов - Предполагаем жить
– И носа не кажут. Не хотят, – жаловалась Ангелина на семью дочери.
– Совсем стали американцами. Одна я не хочу к ним летать. А у Тимоши
– работа. Разве я брошу его. И у них тоже работа. Встают, развозят ребят – и до ночи.
– Они хоть дом этот видели?
– Нет! Он же брокер-мокер-финансист, дорогой мой зятек. На Тимошиной шее, – уточнила она. – Без Тимоши он давно бы голым остался, этот брокер. Он – хороший муж и хороший отец, но вбил себе в голову, что он – великий финансист. Так и ждем, что он куда-нибудь влезет…
И себя и нас разденет. Господи, господи… Чего ему не живется? Ладно.
Давай лучше цветочки глядеть.
– Вот эта роза, ты погляди на нее, Голден Медальон. Золотые медали в
Баден-Бадене за декор, а в Гааге – за аромат. Настоящее золото.
– А вот эту кутерьму, покровные розы, мы уберем, – указывала она на клумбу мелких, густо встающих от земли роз, сорящих лепестками. -
Один мусор от них.
– И эту Мадонну. Я бы убрала, да Тимоше она нравится. Говорит: не трогай. Чего в ней нашел?
– Посмотри, какие бегонии!
– А вот эти розы? Погляди. Тимоша их очень любит… Флорибунда обильноцветущая. Беника-82, штамб.
Это был скорее не цветок, а малое деревце: на прочном стволе оно держало пышную крону, усыпанную пунцовыми розами, словно тихий высокий костер полыхал над зеленью газона.
– Разве не чудо?..
Застрекотала газонокосилка, запахло травяным соком. Ожили поливальные струи; тихо кружа, они сеяли влагу и свежесть.
Медленно тянулся летний погожий день с купаньем, неторопливым обедом и отдыхом.
Вечером ожидали хозяина. Он объявился поздно, в сумерках.
Сначала дважды прозвонил телефон: "Еду!" – и потом: "Подъезжаю". И наконец – далекий двойной автомобильный гудок, условленный, обязательный. Таков был обряд.
Хозяина встречали у ворот втроем: Ангелина, Илья и кот Красавчик.
– Тимоша, ты что так поздно? – целуя мужа, мягко упрекала Ангелина.
– Ждем, тебя ждем…
– Пятница… – оправдывался супруг. – Как всегда. Не успеваем. Да еще праздник на носу, день рождения шефа. Тоже всегда что-нибудь в последний момент. Бестолковые.
– Здравствуй, Илюша, здравствуй. Геля тебе показала свои цветочки?
Ты их оценил? Красавчик, Красавчик, я вижу, вижу, спасибо, что встретил, – погладил он кота, трудно нагибаясь.
– Ты очень устал, – заметила и встревожилась Ангелина. – Может быть, отдохнешь, а потом – ужин?
– Нет, нет… Ничего. Я переоденусь, и ты мне покажешь цветочки.
Это был еще один милый вечерний обряд пожилой супружеской пары. В летних сумерках они ходили по садовым дорожкам и тихо ворковали.
– Она сегодня зацвела, ты же утром не посмотрел.
– Спешил, Геленька. Но вижу, вижу…
– Нет, сейчас тебе плохо видно, – огорчалась жена. – А вот утром… Ты увидишь. Не забудь, пожалуйста.
– Хорошо, Геленька. Я утром обязательно посмотрю. А если забуду, ты мне напомнишь.
– Постой… Ты чувствуешь запах, это фиалки.
Тимофей шумно нюхал.
– Не чувствуешь. У тебя, наверное, насморк.
– Я все чувствую, Геленька. Главное – тебя чувствую и вижу. Ты – самый душистый и самый красивый цветок. Роза, лилия и фиалка вместе.
Дай я тебя поцелую в щечку.
Это была славная пара. Рядом с большой пышнотелой Ангелиной супруг ее стушевывался, становясь ростом меньше. И смирен был, словно теленок, этот милицейский генерал, обычно строгий и порою грозный.
– Я нашла в Интернете. Надо заказать специальный аппарат, чтобы не в бочках разводить удобрения. Я уже определила место. Там будет очень удобно.
– Конечно, моя дорогая. Закажем. И установим.
Они ворковали, старые голуби, все дальше уходя от дома и растворяясь в вечернем сумраке.
– Тимоша, ты не понимаешь… Здесь обязательно надо.
– Да, Геленька, да… Конечно…
А потом загорелись неяркие матовые фонари: на верандах, у ворот, вдоль садовых дорожек; журчанье ручья, плеск фонтана, запах воды, цветов – все сделалось явственней, доносясь даже к верхнему балкону, на котором ужинали и пили чай. Но недолго. Хозяин за день устал, порой даже задремывал, опуская тяжелые веки. И оправдывался:
– Я все слышу.
– Нет, нет… Тебе надо отдохнуть. Прими ванну и отдохни, пожалуйста…
Он и вправду выглядел усталым: пожилой человек в конце долгого нелегкого дня. Глубокие морщины, припухшие подглазья.
Казалось, еще недавно гляделся он молодцом, бывший спортсмен, чемпион страны, всегда подтянутый. Но время, но годы, но хвори – все будто помаленьку, а потом навалилось разом. Отяжелел, болела спина, не позволяя согнуться. С глазами было неладно, и сердце… Одним словом – старость подступала.
Проводив мужа, Ангелина пожаловалась: "Конечно, он устает. Эти бесконечные поездки: самолеты, машины… Хозяин – молодой, ему что. Но он так ценит Тимошу, везде – с собой. Не понимает, что возраст… -
Она пожаловалась и поспешила вослед мужу. – Надо ему включить одеяло, электрическое. Согреть постель. А то забудет и после ванны застудит поясницу…"
Старость, старость… Будто вчера еще Тимофей гонял своих племянников поутру: "Зарядка… Пробежка…" Сам – впереди, подтянутый, стройный, молодых моложе. И заступалась сердобольная Ангелина: "Тимоша… Ну зачем ты их мучаешь? Они же – не чемпионы".
А теперь? Боже мой, боже…
В сумерках, в одиноком покое, так хорошо думается о жизни своей и чужой, так ясно и так далеко порой видится. Но все чаще, особенно с годами, грезишь и грезишь с печалью, понимая неизбежное и с горечью принимая его. И тут одно лишь спасенье – крепкий сон до утра.
Но для молодого Хабарова еще не пришло время сна. Он пошел не в спальню, а в библиотечную комнату, где стоял компьютер, включил его.
Засветился экран. Нужная страница в Интернете открылась не сразу, может быть, потому, что была очень горькой.
Молодой Хабаров случайно узнал о ней двумя днями ранее, в родном городе, в своем доме, когда вернулся с хутора.
В тот день утренняя пустынная дорога для хорошей машины оказалась недолгой. Приехали к полудню. И надо было ждать вечера, самолета.
Брат Алексей еще не вернулся в город; мать обещала подъехать позднее. Лишь кот Степан оказался на месте. Приезду Ильи он, конечно, был рад: потерся, помурлыкал, принял ласковое поглаживание и снова отправился на диван, приглашая хозяина: давай-ка подремлем…
Спать Илья не хотел и, коротая время, стал проглядывать газеты. В одной из них он увидел просьбу о помощи, похожую на старые вырезки из газет, те самые, что лежали в отцовской книге в шкафу. Здесь тоже была фотография мальчика, которому требовалась операция, а у родителей не было денег. Мальчик был невеликий, два года всего, но с пороком сердца.
Просьба родителей, врача-кардиолога, комментарий: "Операция жизненно необходима, и сделать ее можно, не вскрывая грудную клетку.
Диаметр порока позволяет закрыть его через сосуды… Через неделю мальчик будет здоров". Не хватает 69 850 рублей. Подробности на сайте.
Фотография была обычной, газетной, черно-белой. Чем-то похож был этот мальчик на племянника Андрюшку.
Илья тут же включил компьютер и нашел этот сайт: rusfond.ru. В
Интернете фотографии были цветными, и мальчик – словно живой. Он и был, слава богу, живой: синие глаза, большие, а них – ожиданье.
Еще сегодня утром Илья держал на руках племянника Андрюшку. Теплое хрупкое тельце, доверчивый взгляд. И потому было особенно больно глядеть на такого же мальчика, который был на пороге смерти. Сегодня еще живой: ласковый, милый. А завтра? Всего лишь шестьдесят тысяч рублей… Долгая счастливая жизнь на радость всем и себе. Или смерть.
Картинка на экране компьютера была четкой и яркой. На ней – другие детские лица. Такие же славные, доверчивые. Еще не понимают, от чего зависит их завтрашний день. И будет ли он? Вот этот малыш уже устало прикрыл глаза. И откроет ли их? Рядом текст:
"Перед Вами письма простых людей. Перед Вами лица детей, которые еще живы, им можно помочь, им очень нужна Ваша помощь…
Катя Матвеева, 4 года… 133 600 рублей.
Вася Коваленко, 3 месяца… Его спасет срочная операция… 84 000 рублей.
Равиль Азнакаев, 9 месяцев… 150 400 рублей. Нельзя терять времени.
Ему еще можно помочь.
Костя Данилкин, 8 лет… Откладывать операцию уже нельзя. Это единственное средство для спасения жизни".
Илья глядел, читал, вглядывался в детские лица. Мальчик, похожий на
Андрюшку, виделся ему живым: вот-вот моргнет, улыбка затеплится, шевельнутся губы.
Если бы… Если бы у Ильи были деньги, хоть какие-то, он бы тотчас отдал бы не раздумывая. Он был по натуре человеком добрым и мягким.
А еще – он совсем недавно стоял на грани жизни и смерти и потому понимал осязаемо, что значит расставание с жизнью.
Уронив голову на стол, на руки, Илья замер, прикрыв глаза. Но все равно видел лицо мальчика.
Мать вошла в квартиру и в комнату неслышно и, подумав, что сын заснул у компьютера, хотела выключить аппарат.
