Яков Арсенов - Тринити
В этот момент прогремел взрыв.
Сегодня, спустя трое суток, Владимир Сергеевич с Татьяной и Артамоновым вышагивали руки за спину вокруг завалов и торопили спасателей, которые на их взгляд продвигались вперед очень медленно. То им мешало одно обстоятельство, то другое.
У Пересвета и Натана от медлительности спасателей отнялась речь — они нудили и выли.
— Нет, ребята, так нам не успеть, — стояли они над душой работающих. С такой скоростью наши парни умрут там от недостатка кислорода!
— Хочу к ним! — стонал Пересвет, да так, что Натан едва удерживал его, а тот все равно рвался под землю.
— Дурак, засыплет! Куда ты? — удерживал Пересвета Владимир Сергеевич.
— Я хочу к ним! — выл Пересвет.
— Успеешь, — ревностно удерживал его Натан. — Вот вытащат, и наговоритесь.
— Они там вдвоем! — переживал безумец.
— Может, их давно уже нет, — успокаивал его Натан. — Их могло разметать по водоводам!.
Допущение повергало Пересвета в другой ужас, и он принимался стонать еще громче.
— Слушай, да заткнись же ты, наконец! — не выдерживал дикого воя Макарон. — Лучше бы жизнь меня порезала! Как я ненавижу, когда ты воешь! Лучше бы тебе рот зашили, а не дырку!
Под землей среди завалов жизнь шла своим чередом.
Но сначала необходимо отследить местонахождение людей в момент, предшествующий взрыву. Когда были проговорены все вопросы предстоящей встречи — проверена оборудованная временно небольшая трибуна для кандидата Макарова, установлено освещение, проведены кабели для подключения телеаппаратуры, группа подготовки совместно с сопровождавшими работниками подземного участка удостоверилась в готовности, выпроводили лишних и снова по двое и по трое стала отдаляться от портала к месту митинга.
В этот момент прогремел взрыв. С верхних отметок рухнула порода и накрыла двух проходчиков, работавших в третьем водоводе. К этому моменту Пересвет с Натаном еще не подошли к месту обвала, а Татьяна с Артамоновым вообще были снаружи. Пунктус и Нинкин, находившиеся в голове процессии, оказались отсеченными от человечества с двух сторон. С одной — завалом, которым прикрыло двух проходчиков, с другой — завалом, до которого не дошли Пересвет и Натан.
Когда пыль улеглась и все стихло, Нинкин подал голос.
— Есть кто живой? — спросил он, отплевываясь от меловой пыли.
— Есть, — ответил Пунктус, отхаркиваясь от кусков гранита.
— Перемещаться можешь? — спросил Нинкин.
— Похоже, нет, — ответил коллега сдавленным голосом, — меня привалило до пояса. Ног не чувствую. А ты?
— Я, кажется, могу, — попробовал пошевелиться Нинкин, — только шкуру на груди стесало. Кусок гранита пролетел в неприятной близости. Кровь хлещет по-черному.
— Ползи сюда, — попросил Пунктус слабым голосом. — Меня по боковине зацепило, а ноги вообще стерло, ничего не чувствую.
— Сейчас попробую, — напрягся Нинкин.
Он прижал к ране скомканную рубашку и дополз в кромешной темноте до своего друга. Из-под обломков породы нащупывалась только верхняя часть его туловища. Нинкин помог напарнику сорвать рубашку и заткнул рану, которая была липкой до левой части грудины.
Прощупав камни, которыми были завалены до пояса ноги Пунктуса, Нинкин прикинул, что вручную их кое-как можно будет разгрести. По камешку, по валунчику, которые своими острыми краями разрывали руки и пальцы, Нинкин расчистил ноги товарища. Но это не изменило ситуации — ноги не слушались ни хозяина, ни помощника. Они отнялись. Видно, удар был настолько сильным, что нервные волокна попросту перешибло.
Нинкин оттащил Пункуса подальше от породы, которая могла рухнуть еще раз и накрыть обоих. Постепенно они переместились в центр оставшейся незаваленной территории. Дышать становилось тяжелее. Воздух как-то просачивался к месту завала, но в столь незначительных количествах, что его нехватка чувствовалась острее и острее.
Часы на руке Пунктуса продолжали работать.
На исходе вторых суток дышать стало невозможно. У Пунктуса начались судороги, у него отказали не только ноги, но и почки. Началась интоксикация организма. На третий день стали случаться кратковременные обмороки. Нинкин подолгу тряс его, приводя в сознание, но через какое-то время Пунктус снова отключался.
Скоро стало плохеть и Нинкину. Он уже не мог справляться с участившимся дыханием и волнообразно терял волю. В моменты просветлений он нащупывал тело друга, который не мог ни говорить, ни шевелиться, только отрывисто скусывал с губ прилипший к ним воздух. Словно дышал. Но это только казалось. После чего он резко стихал и снова дергался от пришедшей в гортань жмени пустого бескислородного воздуха. Он больше не отражал действительности, у него началась предтеча комы.
Нинкин на исходе сил, понимая, что еще минута, и он тоже отрубится если не навсегда, то очень надолго, сорвал со своей раны окровавленную рубашку при этом его дернуло от боли — значит, еще жив, подумал он, а вот окровавленную, с засохшей кровью, сорочку Пунктуса он содрал с его тела безболезненно: когда эта давящая повязка снималась, тот ничего не почувствовал. Это был необратимый шок. Нинкин нащупал место на теле Пунктуса, откуда только что сорвал защитную материю, — рана была едва мокрой от малой крови, на ее поверхности имелось уже больше корок, чем лимфы. Затем он прощупал свою рану — она была в большей степени окровавлена. Аккуратно, чтобы не затащить в обе раны — свою и товарища — пыли и песка, Нинкин наполз своей раной на рану Пунктуса и плотно приложился к ней. Собственная боль при этом стала гораздо острей, а в месте прикосновения нестерпимо зажгло. Зато стихла боязнь.
Вскоре Нинкин, как ему показалось, почувствовал необъяснимое увеличение своего объема. Он обнимал своего друга, как себя, и теснее прижимался к нему. От Пунктуса веяло уходящей теплотой. «Нет, только не это! — орал внутри себя сухим голосом Нинкин. — Только не это! Я тут с ума сойду один!»
Через какое-то время тело Пунктуса стало понемногу реагировать на прикосновения прижавшегося к нему друга, но в сознание он по-прежнему не приходил. Сколько истекло в таком положении часов, никто из них вычислить не мог.
На пути к ним с поверхности лежало несколько рухнувших железных балок и свай. Пока спасатели резали искромсанный металл, ушло несколько суток. Арматура держала аварийных проходчиков за грудки. Проблема продвижения вперед не решалась, пока не привезли гидравлические кусачки. Темп прохождения завала возрос. После того, как арматуру разъяли, вперед пошли обычные подземные мини-экскаваторы.
Когда спасатели добрались до уже простившихся с жизнью Пунктуса и Нинкина, истекали пятнадцатые сутки поисковых работ. Потерпевшие ничего не чувствовали. Бездыханные, они лежали в обнимку, плотно прижавшись друг к другу, и были, как саваном, покрыты слоем осевшей известковой пыли.
Их извлекли на поверхность, когда уже не было никаких надежд на то, что они могут быть живы. Поднимали их на носилках, не разнимая, и поместили вместе на борт реанимационного вертолета. Они продолжали оставаться без сознания, но — о чудо! — они дышали! Обнявшись, они не отпускали друг друга и дышали!
Вертолет аккуратно, с небольшого разбега, потому что стояла страшная жара, повез пострадавших в Москву, в институт хирургии.
Владимир Сергеевич, Татьяна, Пересвет, Натан сопровождали потерпевших на своем вертолете до самой больницы. Остальная команда двинулась в Москву автомобилями.
Пунктуса и Нинкина поместили в реанимационное отделение.
Главный врач центра хирургии профессор Марилин распорядился ничего не предпринимать по разъему больных и их отделению друг от друга.
— Это они от страха и в результате долгих судорог, — объяснял он и успокаивал всех, кто называл себя близкими. — Пройдет испуг, и они спокойно отрастут друг от друга.
Друзей подключили к системе жизнеобеспечения. Несколько дней они пролежали не шевелясь. Татьяна с Пересветом и Натаном не отходили от больных. Они подавили сопротивление обслуживающего персонала и добились неположенного присутствия рядом — на любых условиях — мыть полы, таскать утки — все, что угодно. И торчали там безвылазно — сняли неподалеку гостиницу и посменно дежурили.
Первым пришел в себя Пунктус. Потом очнулся и Нинкин.
За время совместного пребывания под землей и в реанимации их тела полностью срослись по месту ран. Пытаясь понять, что произошло, они долго крутились вокруг своей теперь уже единой оси и тщились встать на ноги. Получалось с трудом. Наконец они обнаружили, что тела их в месте недавних ран срослись от длительного соприкосновения. При попытке отдалиться друг от друга они почувствовали нестерпимую боль. Они стали близнецами, сросшимися в области сердца.
