Виктор Пелевин - Колдун Игнат и люди (сборник)

Раскрылась дверь, и все мы мгновенно закрыли глаза и притворились спящими. Через несколько секунд дверь закрылась. Минуту Вася выждал, пока в коридоре стихнут шаги.

– На следующее утро просыпаются – смотрят, еще одного ребенка нет. Одна только маленькая девочка осталась. Она у отца и спрашивает: «А где мой средний братик?» А отец отвечает: «Он в пионерлагере». А мать говорит: «Расскажешь кому – убью!» Даже в школу девочку не пустила. Вечером мать приходит, девочку чем-то опять накормила, так что та встать не могла. А отец двери запер и окна.

Вася опять затих. На этот раз его никто не просил продолжать, и в темноте было слышно только дыхание.

– А потом другие люди приходят, – заговорил он опять, – смотрят, а квартира пустая. Прошел год, и туда новых жильцов вселили. Они увидели красное пятно и подходят, разрезали обои – а там мать сидит, вся синяя, крови насосалась и вылезти не может. Это она все время детей ела, а отец помогал.

Долгое время все молчали, а потом кто-то спросил:

– Вась, а у тебя кем мама работает?

– Не важно, – сказал Вася.

– А у тебя сестра есть?

Вася не отвечал – видно, обиделся или заснул.

– Толстой, – сказал Костыль, – давай еще что-нибудь про мертвецов.

– Знаете, как мертвецами становятся? – спросил Толстой.

– Знаем, – ответил Костыль, – берут и умирают.

– И что дальше?

– Ничего, – сказал Костыль, – как сон. Только уже не просыпаешься.

– Нет, – сказал Толстой, – я не про это. С чего все начинается, знаете?

– С чего?

– А с того, что сначала слушают истории про мертвецов. А потом лежат и думают: а чего это мы истории про мертвецов слушаем?

Кто-то нервно хихикнул, а Коля вдруг сел в кровати и очень серьезно сказал:

– Ребята, кончайте.

– Во-во, – с удовлетворением сказал Толстой, – так и становятся. Главное, понять, что ты уже мертвец, а дальше все просто.

– Ты сам мертвец, – неуверенно огрызнулся Коля.

– А я не спорю, – сказал Толстой. – Ты лучше подумай, почему это ты вдруг с мертвецом разговариваешь?

Коля некоторое время думал.

– Костыль, – спросил он, – ты ведь не мертвец?

– Я-то? Да как тебе сказать.

– А ты, Леша?

Леша был Колин друг еще по городу.

– Коля, – сказал он, – ну ты сам подумай. Вот жил ты в городе, да?

– Да, – согласился Коля.

– И вдруг отвезли тебя в какое-то место, да?

– Да.

– И ты вдруг замечаешь, что лежишь среди мертвецов и сам мертвец.

– Да.

– Ну вот, – сказал Леша, – пораскинь мозгами.

– Долго мы ждали, – сказал Костыль, – думали, сам поймешь. За всю смерть такого тупого мертвеца первый раз вижу. Ты что, не понимаешь, зачем мы тут собрались?

– Нет, – сказал Коля. Он сидел на кровати, прижимая ноги к груди.

– Мы тебя в мертвецы принимаем, – сказал Костыль.

Коля не то что-то пробормотал, не то всхлипнул, вскочил с кровати и пулей выскочил в коридор; оттуда долетел быстрый топот его босых ног.

– Не ржать, – шепотом сказал Костыль, – он услышит.

– А чего ржать-то? – меланхолично спросил Толстой.

Несколько длинных секунд стояла полная тишина, а потом Вася из своего угла спросил:

– Ребят, а вдруг...

– Да ладно тебе, – сказал Костыль. – Толстой, давай еще чего-нибудь.

– Вот был такой случай, – заговорил Толстой после паузы. – Договорились несколько человек напугать своего приятеля. Переоделись они мертвецами, подходят к нему и говорят: «Мы мертвецы. Мы за тобой пришли». Он испугался и убежал. А они постояли, посмеялись, а потом один из них и говорит: «Слушайте, ребят, а чего это мы мертвецами переоделись?» Они все на него посмотрели и не могут понять, что он сказать хочет. А он опять: «А чего это от нас живые убегают?»

– Ну и что? – спросил Костыль.

– А то. Вот тут-то они все и поняли.

– Что поняли?

– А что надо, то и поняли.

Стало тихо, потом заговорил Костыль:

– Слушай, Толстой. Ты нормально можешь рассказывать?

Толстой молчал.

– Эй, Толстой, – опять заговорил Костыль, – ты чего молчишь-то? Умер, что ли?

Толстой молчал, и его молчание с каждой секундой становилось все многозначительней. Мне захотелось на всякий случай что-нибудь сказать вслух.

– Про программу «Время» знаете? – спросил я.

– Давай, – быстро сказал Костыль.

– Она не очень страшная.

– Все равно давай.

Я не помнил точно, как кончалась история, которую я собирался рассказать, но решил, что вспомню, пока буду рассказывать.

– В общем, жил-был один мужик, было ему лет тридцать. Сел он один раз смотреть программу «Время». Включил телевизор, подвинул кресло, чтобы удобнее было. Там сначала появились часы, ну, как обычно. Он, значит, свои проверил, правильно ли идут. Все как обычно было. Короче, пробило ровно девять часов. И появляется на экране слово «Время», только не белое, как всегда раньше было, а почему-то черное. Ну он немножко удивился, но потом решил, что это просто новое оформление сделали, и стал смотреть дальше. А дальше все опять было как обычно. Сначала какой-то трактор показали, потом израильскую армию. Потом сказали, что какой-то академик умер, потом немного показали про спорт, а потом про погоду – прогноз на завтра. Ну все, «Время» кончилось, и мужик решил встать с кресла.

– Потом напомните, я про зеленое кресло расскажу, – влез Вася.

– Значит, хочет он с кресла встать и чувствует, что не может. Сил совсем нет. Тогда он на свою руку поглядел и видит, что на ней вся кожа дряблая. Он тогда испугался, изо всех сил напрягся, встал с кресла и пошел к зеркалу в ванную, а идти трудно... Но все-таки кое-как дошел. Смотрит на себя в зеркало и видит – все волосы у него седые, лицо в морщинках и зубов нет. Пока он «Время» смотрел, вся жизнь прошла.

– Это я знаю, – сказал Костыль. – То же самое, только там про футбол с шайбой было. Мужик футбол с шайбой смотрел.

В коридоре послышались шаги и раздраженный женский голос, и мы мгновенно стихли, а Вася даже начал неестественно храпеть. Через несколько секунд дверь распахнулась, и в палате загорелся свет.

– Так, кто тут главный мертвец? Толстенко, ты?

На пороге стояла Антонина Васильевна в белом халате, а рядом с ней зареванный Коля, старательно прячущий взгляд.

– Главный мертвец, – с достоинством ответил Толстой, – в Москве на Красной площади. А чего это вы меня ночью будите?

От такой наглости Антонина Васильевна растерялась.

– Входи, Аверьянов, – сказала она наконец, – и ложись. А с мертвецами завтра начальник лагеря разберется. Как бы они по домам не поехали.

– Антонина Васильевна, – медленно выговорил Толстой, – а почему на вас халат белый?

– Потому что надо так, понял?

Коля быстро взглянул на Антонину Васильевну.

– Иди в кровать, Аверьянов, – сказала она, – и спи. Мужчина ты или нет? А ты, – она повернулась к Толстому, – если еще хоть слово скажешь, пойдешь стоять голым в палату к девочкам. Понял?

Толстой молча смотрел на халат Антонины Васильевны. Она оглядела себя, потом подняла взгляд на Толстого и покрутила пальцем у лба. Потом внезапно разозлилась и даже покраснела от злости.

– Ты мне не ответил, Толстенко, – сказала она, – ты понял, что с тобой будет?

– Антонина Васильевна, – заговорил Костыль, – вы же сами сказали, что, если он еще хоть одно слово скажет, вы его... Как же он вам ответит?

– А с тобой, Костылев, – сказала Антонина Васильевна, – разговор вообще будет особый, в кабинете директора. Запомни.

Погас свет, и хлопнула дверь.

Некоторое время – минуты, наверное, три – Антонина Васильевна стояла за дверью и слушала. Потом послышались ее тихие шажки по коридору. На всякий случай мы еще минуты две молчали. Потом раздался шепот Костыля:

– Слушай, Коля, как ты от меня завтра в рог получишь...

– Я знаю, – печально отозвался Коля.

– Ой как получишь...

– Про зеленое кресло будете слушать? – спросил Вася.

Никто не ответил.

– На одном большом предприятии, – заговорил он, – был кабинет директора. Там был ковер, шкаф, большой стол и перед ним зеленое кресло. А в углу кабинета стояло переходящее красное знамя, которое было там очень давно. И вот одного мужика назначили директором этого завода. Он входит в кабинет, посмотрел по сторонам, и ему очень все понравилось. Ну, значит, сел он в это кресло и начал работать. А потом его заместитель заходит в комнату, смотрит – а вместо директора в кресле скелет сидит. Ну, вызвали милицию, все обыскали и не нашли ничего. Потом, значит, назначили заместителя директором. Сел он в это кресло и стал работать. А потом в кабинет входят, смотрят – а в кресле опять скелет сидит. Опять вызвали милицию и опять ничего не нашли. Тогда нового директора назначили. А он уже знал, что с другими директорами случилось, и заказал себе большую куклу размером с человека. Он ее одел в свой костюм и посадил в кресло, сам отошел, спрятался за штору – потом напомните, я про желтую штору вспомнил, – и стал смотреть, что будет. Проходит час, два проходит. И вдруг он видит, как из кресла выдвигаются такие металлические спицы и со всех сторон куклу обхватывают. А одна такая спица – прямо в горло. А потом, когда спицы куклу задушили, переходящее красное знамя выходит из угла, подходит к креслу и накрывает эту куклу своим полотнищем. Прошло несколько минут, и от куклы ничего не осталось, а переходящее красное знамя отошло от стола и встало обратно в угол. Мужик тогда тихо вышел из кабинета, спустился вниз, взял с пожарного щита топор, вернулся в кабинет, как рубанет по переходящему знамени. И тут такой стон раздался, а из деревяшки, которую он перебил, на пол кровь полилась.