Денис Осокин - Осокин Д.С. Небесные жены луговых мари

заниматься любовью с софьей — все равно что делать это с огородным пугалом: очень высок травматизм. развеселившееся пугало (не софья) так вас отделает, что вы поднявшись на ноги похромаете в больницу, если по дороге не умрете от потери крови. сонечка тоже может искалечить. она — настоящий оборотень. с виду как мышка (только грудь велика) — а вот поцелуйте-ка в губы — вспыхнет лиловый свет, начнется черная клоунада. соня и есть черный клоун. прежде всего достанет шприц, чем-то себя уколет; после завяжет глаза черной тряпкой, с треском отбросит юбочку, понесет околесицу. вы поцеловали софью в квартире — лучше выбегите на балкон. скоро она явится в комнату с балконом, по-прежнему слепая, с огромным накладным фаллосом, станет шарить в углах и упадет и разобьет себе нос. соня высвободит глаза; увидев вас на балконе жалобно разревется. а как только откроет балконную дверь — скажите ей фразу ‘черепаховый очешник’ — и соня уснет. тащите ее в кровать, отстегните фаллос, приготовьте чай с клюквой. клюквой поите когда проснется и радуйтесь что легко отделались. будет именно так если только вы одарите соню поцелуем длиннее восьми секунд. целуйте короче — и все пройдет обычно. удовлетворенная софья примется петь песни и делать вам массаж, никогда ничего не вкладывайте софье в рот — рискуете лишиться: не потому что соня извращенная людоедка — а просто может ее посетить навязчивое желание сжать зубы. соня из барышень тополя — самая маленькая ростом. грудь у нее огромна — соски коричнево-черные — торчат как большие пальцы; софья в толстых очках — она красивая — только вот волосы очень жесткие; если коротко остричь — голова превратится в шар. искренне скажем: лучше всего сонечке подошла бы лысин. с соней интересно остаться на ночь в главном здании университета, а как сторож заснет — целовать ее долго-долго, а потом убежать в темные лестницы на верхние этажи. не забыть бы с собой коробочку с кокаином. софья учится на математика и достигает в этой науке больших успехов, ездит на семинары за границу. если софья забеременеет — у нее родится лангуст. по дороге на кладбище софья несколько раз садится в гробу и громко спрашивает: ну что, коллеги? гроб ставят на землю и процессия разбегается. десять первых ночей софья кричит из земли угрожающим басом о том что ей хочется в туалет.

наташа — оторвите ноги своим родителям. разве можно так называть девочек? но мы спасем ваше имя — мы искали выход и нашли. наташа — улитка — мы накрываем ее ладонью, и угловатый шмель и золотоглазка и дафния — от радости мы курим табак, сидим на тропинке взобравшись на холм наполовину. мы болеем, наташа, но думаем о лете — об удивительном летнем открытии касательно вашего имени: маленькие ползуны и летуны носят его на лапках — и плывуны — и земляные жители — если только они размером не больше ногтя. тем летом мы размышляли как же нам с вами быть? — и подумали о добром микробе живущем у нас в пробирке (пробирку с наташей мы зажимаем в штатив). наташин исконный язык — жужжание; наташа ползает, сидит на коленях. мы приглашаем наташу на велосипедную прогулку и красим ее велосипед золотой охрой. мы едем — а спицы жужжат — и наташа смеется — что есть силы несется под гору. на вершинах холмов под ясенями мы делаем остановки: мы кормим наташу сыром, наливаем из фляжки аперитив. мы берем наташу в траве — и она визжит и щекотится — мы ее пичкаем и целуем смеющийся рот — почти всегда получается в зубы. мы просим ее сквернословить — и она краснеет и сквернословит уморительно тонким голосом. иногда мы кричим ‘стой’ в умчавшуюся вперед полосатую наташину спину, подъезжаем, вынимаем из штанов колотушку, предлагаем наташе открыть рот. с ума сошел? — говорит наташа — потом просит дать отдышаться — потом опускается на колени — а ветер дует и жуки жужжат. у наташи маленькая грудь и короткие волосы. короткие или дурацкие. развратить наташу невозможно — улитка-янтарка светлее нас всех, мы хороним наташу в спичечной коробке и от рыданий потом зашиваем грудь. слезы по наташе — кислота — и на щеках останутся следы. с оранжевокоричневыми бороздами хоронившие наташу. поэтому и получается что наташ мы охотно берем в жены. но чтобы так назвать дочь! наташа полосатая, пестрая, на велосипед оставшийся после наташи мы молимся каждое утро.

гусиной травы — молчун-травы — травы без вкуса и запаха — я соберу для вас, анна. вы выпьете — и смерть согласится со мной — и молча уйдет. спасибо! кастрюлька будет греметь в кастрюльке. я остужу отвар, процежу его через сито. вы выпьете анна всё — а остатками протрете себе глаза. смотрите как хорошо. и мы будем ехать из уржума в лузу ради радости декабря — ради вина на снегу — ради зеркал и кроватей в неизвестных миру гостиницах. все кто угодно но только не анна.. — буду кричать и толкать лицо в горсти теплого снега. анна — как вам это нравится? в имени анны столько жизни что хватит на всех углокрыльниц и бражников из коллекции доктора рыбина. они хлопают крыльями — а я смотрю и глотаю пуговицы — так я люблю вас, анна. я шью вам желтое платье. в гусиной траве нет защиты от смерти — в гусиной траве есть я. выпейте милая. анна умирает прямо перед новым годом. в конце декабря — месяца чудес. гроб с телом анны ставится справа от елки.

чем удивительна елена — тем что находится рядом всегда. елена — в настоящем времени — в жизни каждого. елена — вода которую все мы пьем. елена — голубь, только изящный, не как эти сизые паскуды. елена — хлеб — чуть-чуть без соли; белая как льняной холст — без аптекарской белизны. физическая близость с еленой лишена памяти — словно пить воду: легко и спокойно — и ничего не останется после. кое-кто упрекает елену в рыхлости. да — если вы любите перец с коньяком и слушать как ноют любовные раны, если любовь для вас — поедание электрических лампочек или супа из скрепок и пружин — лена оставит вас неудовлетворенным. елена — врачевательница: лечит белой простынью и водой. она сама часть мирового запаса пресной воды, наполняет любые емкости. смерть лены противоестественна — и это понятно смерти. ни миру ни антимиру невозможно видеть как лена болеет, умирает, как елене заказывают гроб; земля отказывает ей в могиле — если закопать лену в грунт, случится возмущение земли от которого никому не поздоровится. поэтому елену которой пора умереть просто заменяют на с аквариум — с чистой водой, с голубыми рыбками.

агата агата агата — звонит телефон: я уверен — это она. об агате трудно не говорить стихами, напросившись на воздушный шар. прыгать на батуте, бежать на ходулях, тащить друзей в зоосад и цирк, кувыркаться под гору — примерно этим становится агата в наших поступках. агата — чуть ли не призрак, слишком большое спасибо любви — больше человеческого сердца, легкие не справляются когда в мыслях — агата. из-за агаты лично я дважды бросал университет и брал псевдоним радован радошевич. агата — радость, она играет на гобое по дороге из перемышля в люблин, спит на панцирных койках, залезает под душ. агата у парикмахера — агата в еврейском театре — агата на улице товаровой — в подземном переходе — чистит зубы зубным порошком. агата прикосновениями чинит часы. агаты живут в пределах: витебск — минск — киев — львов — краков — вроцлав — кошалин — гданьск — клайпеда — рига — полоцк. и в лодзи — и в бресте — и в самой варшаве. радость: огромная буква ‘а’: мы рассекаем ее ладонью; агатой можно умыться, возить по городу в автомобиле, агату полюбят любые родители, агата полупрозрачная, желтая; сутулая девушка с сумкой через плечо до колен. агата заходит на почту — ее пропускают без очереди, бесплатно звонит и ездит на всех видах транспорта где ей уступают место. да что там — в любых магазинах агате дают всё что она попросит, пускают смотреть голландских чудовищ, сажают на карусели. смерть агаты — публичное зрелище: праздник как день всех святых. агата лежит на двух стойках — а смерть в шляпе фокусника раздувает агату на звуки и бросает их в небо как поющие конфетти. бесподобно: над головами — рой цветных голосов — фантастические аккорды. среди зрителей в толпе самые счастливые — студенты консерватории. дети кричат, взрослые аплодируют, оркестр — бум-бум бум-бум, зажигаются фейерверки, трамваи будут ходить до двух.

юлия — красное длинное платье длинные ноги и длинный нос. юлия — длинные светлые волосы — наэлектризованные, мягкие, легко волнистые. юлия — длинная шея, яркая губная помада, ухоженные руки, духи. и она выше нас на голову и смотрит на мир насмешливо. у юлии небольшая тугая грудь и тонкие бретельки, у юлии на шее белое золото-змейка, длинные серьги с прозрачными камнями, красные туфли. юлия никого не слушается. только нас. мы берем юлию за руку и ночью выводим в поле на перекресток. это июль. огромные звезды. где-то совсем внизу разбившаяся в пойме река. мы говорим юлии снять платье и трусики и покормить перекресток хлебом. мы велим юлии лечь на спину пиздой на север и раскинуть ноги как можно шире. мы садимся на землю в двух метрах от юлиных колен и между собой и юлией втыкаем в землю свечку. зажигаем. всё. и так мы сидим и любуемся юлией и миром. с лежащей юлией мы говорим о ветре. это ради ветра юля раскинула ноги и красное платье положила в дорожную пыль. мы отдаем ее ветру — чтобы юле полнее жилось на земле. юлия нам как сестра. нам все про нее известно. свечка прогорит через десять минут и коснувшись земли потухнет. тогда мы протянем юлии руку, сунем в карман ее трусики, платье повесим себе на плечо. мы будем еще идти по дороге через поле, теплая от ветра юлия будет молчать и улыбаться. иногда мы будем брать ее за руку, иногда сажать себе на шею. на такой же полевой дороге — а может быть и на этой — нас ожидает смерть. мы встретимся и поздороваемся все трое. мы обещали юлии умереть вместе с ней. и умрем — но не скоро. мы удалимся от домов и пойдем. в нашем кармане будут юлины трусики, красное платье со следами земли — на плече. юля будет высокая — голая — может быть только наденет туфли ведь на дороге темно. смерть будет птица-коростель и поприветствует нас криком.