Дэниел Киз - Таинственная история Билли Миллигана
Уилбур согласилась.
И хотя по графику встреча Ассоциации должна была длиться до пятницы, доктор Джордж уехал в среду. На следующий день он собрал всю команду, работавшую с Миллиганом, а после этого сообщил и остальному персоналу Уэйкфилда, что в ходе обсуждения с доктором Уилбур понял, что отказ признавать личности пациента не способствует терапии.
– Мы думали, что если игнорировать его расщепление, то может произойти интеграция, но получилось, что они лишь уходят в подполье. Мы будем продолжать работать на увеличение ответственности, но подавлять другие личности отныне прекратим.
Доктор Джордж отметил, что такой уровень слияния личностей, при котором Миллиган сможет предстать перед судом, достижим только в случае, если их признавать и работать с каждым по отдельности.
Розали Дрейк этому обрадовалась. Втайне она все равно относилась к ним всем по-разному, особенно к Дэнни. Теперь всем станет легче, поскольку не надо будет притворяться, что никакого расщепления нет, из-за нескольких человек, которые в него до сих пор не верят.
Донна Эгар с улыбкой зафиксировала новый план действий для медсестер, датированный 12 мая 1978 года:
«Мистеру Миллигану разрешается говорить о своих личностях, чтобы он мог выказывать чувства, которые ему до этого приходилось с трудом подавлять. Свидетельством этого должны стать его откровенные беседы с персоналом.
План
А. Не отрицать его диссоциацию.
Б. Когда он считает себя кем-то другим, расспрашивать о его чувствах».
4
В середине мая работу мини-группы перенесли в сад, и Розали Дрейк с Ником Чикко увидели, что Дэнни ужасно боится почвенной фрезы. Они начали работать по программе декомпенсации, постепенно прося Дэнни подойти к ней все ближе и ближе. Когда Ник заметил, что со временем он перестанет бояться и сможет даже управлять машиной, Дэнни чуть не упал в обморок.
Через несколько дней один из других пациентов Розали отказался участвовать в работе в саду. Аллен заметил, что он вообще частенько к ней цепляется.
– Это глупо! – кричал пациент. – Видно, что вы ни хрена не знаете о том, как ухаживать за садом.
– Ну, нам остается лишь стараться по мере сил, – ответила Розали.
– Тупая ты баба! – не унимался он. – Ни черта не смыслишь ни в садоводстве, ни в групповой терапии.
Аллен заметил, что Розали чуть не плачет, но промолчал. Он выпустил на время Дэнни, поработать с Ником. Позднее, в палате, Аллен попытался встать в пятно, но его отшвырнули так, что он ударился о стену. Такое мог сделать только Рейджен и только в момент, когда вот-вот должно произойти переключение.
– Боже, ты зачем так? – прошептал Аллен.
– Ты сегодня в саду допустил, что тот хам обидеть даму.
– Меня это не касалось.
– Ты правила знаешь. Когда женщине или ребенку делают плохо, ты не стоишь и не смотришь без дела.
– Ну, а ты почему ничего не сделал?
– Я не был в пятне. Это ты отвечал. Помни это, или другой раз полезешь в пятно, и я разбить тебе голову.
Когда на следующий день тот же пациент снова нахамил Розали, Аллен схватил его за ворот и сурово посмотрел в глаза.
– Выбирай выражения, черт тебя дери!
Он надеялся, что пациент уймется. А если нет, Аллен решил, что уйдет и пропустит Рейджена, пусть дерется. Он-то возможности не упустит.
Розали Дрейк постоянно приходилось защищать Миллигана от тех, кто говорил, будто он лишь притворяется, чтобы избежать тюрьмы, от тех, кому не нравилось, что Аллен требует особых привилегий и настраивает персонал друг против друга, и тех, кому не нравилось высокомерие Артура или враждебность Томми. Она злилась, когда сестры начинали брюзжать, что любимчик доктора Джорджа отнимает слишком много времени, да и вообще расходов на него много. Часто повторяемая едкая шутка, что, мол, «о насильнике заботятся больше, чем о его жертвах», Розали всякий раз коробила. Когда пытаешься помочь психически больному, повторяла она, надо забыть о жажде мести и увидеть в нем человека.
Однажды утром Розали заметила, что Билли сидит на ступеньках Уэйкфилда и шевелит губами – разговаривает сам с собой. Произошла перемена. Он изумленно поднял взгляд, встряхнул головой, коснулся щеки.
Потом он увидел бабочку, протянул руку и поймал ее. Заглянув в дырочку между сложенными ладонями, он вскрикнул и вскочил на ноги. Потом раскрыл ладони, подбросил насекомое вверх, словно пытаясь помочь взлететь. Но бабочка упала на землю. Он уставился на нее со страдальческим выражением лица.
Розали подошла, он повернулся к ней в явном испуге и со слезами на глазах. У нее возникло необъяснимое ощущение, что с этой личностью она еще не встречалась.
Он поднял бабочку.
– Не летает больше.
Она тепло улыбнулась, не зная, рискнуть ли, назвав его по имени.
– Привет, Билли. Я так давно хотела с тобой познакомиться, – наконец прошептала она.
И Розали уселась рядом с Билли, который, обняв коленки, в изумлении смотрел на траву, деревья и небеса.
Несколько дней спустя, во время работы в мини-группе, Артур снова позволил Билли встать в пятно и заняться лепкой из глины. Ник предложил ему слепить голову, и Билли трудился над ней целый час, сначала сформировав шар, потом добавив нос и глаза с двумя шариками зрачков.
– Я сделал голову, – гордо объявил он.
– Очень хорошо, – ответил Ник. – Чья же она?
– Обязательно чья-та?
– Нет, но вдруг.
Билли отвел взгляд, и в пятно встал Аллен. Он посмотрел на эту голову с отвращением: на простой серый шар налеплено несколько кругляшков. Аллен взялся за инструмент, чтобы переделать. Он задумал показать Нику, что такое настоящая скульптура, изваяв бюст Линкольна или, может, доктора Джорджа.
Когда он поднес руку к лицу, инструмент выскользнул и вонзился в руку, пошла кровь.
Аллен разинул рот. Такая неуклюжесть не была для него характерна. Вдруг он снова влетел в стену. Черт. Снова Рейджен.
– Ну, а сейчас я что не так сделал? – прошептал он.
– Никогда не смей трогать работу Билли, – прогремел ответ.
– Черт, да я всего лишь хотел…
– Ты хотел хвастать. Показывать, что талантливый художник. Но сейчас важнее лечение Билли.
Тем же вечером, в палате, Аллен пожаловался Артуру, что ему надоели нападки Рейджена.
– Он такой придирчивый, пусть тогда сам или кто-нибудь еще идет и занимается всем этим.
– Ты слишком много споришь, – ответил Артур. – Порождаешь раздор. Из-за тебя доктор Пульезе выгнал нас с групповой терапии. Ты постоянно манипулируешь персоналом, многие из-за этого относятся к нам плохо.
– Ну пусть тогда кто-нибудь другой все улаживает. Выпусти кого-нибудь неболтливого. Лечение нужно Билли и детям. Пусть они и общаются с этими людьми.
– Я как раз собирался позволять Билли чаще выходить в пятно, – ответил Артур. – Он поговорит с доктором Джорджем, а потом познакомится с нами. Пора уже.
5
Когда в среду 24 мая Миллиган вошел в отделение, доктор Джордж заметил в его глазах страх, буквально отчаяние, словно пациент был готов в любой момент убежать или упасть в обморок. Он смотрел в пол, и доктору Джорджу показалось, что здесь его удерживает какая-то совсем уж тонкая нить. Какое-то время они посидели в тишине, у Билли коленки ходили ходуном от волнения, потом терапевт мягко заговорил:
– Может, расскажешь немного о том, как ты чувствуешь себя в связи с нашей сегодняшней встречей?
– Я ничего об этом не знаю, – ответил Билли гнусаво и плаксиво.
– Ты не знал, что идешь ко мне? Ты когда встал в пятно?
Билли смутился.
– Пятно?
– В какой момент ты понял, что тебе придется со мной разговаривать?
– За мной пришел тот человек и сказал идти за ним.
– А к чему ты готовился?
– Он сказал, что ведет меня к врачу. Не знаю зачем. – Колени ходили ходуном.
Разговор шел медленно, перемежаясь длительными и мучительными периодами молчания. Доктор Джордж пытался наладить контакт с основным Билли – в том, что это именно он, терапевт не сомневался. Доктор Хардинг напоминал рыбака, который аккуратно ведет удочку, когда пытается вытянуть рыбу, но не сломать удилище.
– Как ты себя чувствуешь? – прошептал он.
– Наверное, хорошо.
– А какие у тебя раньше были проблемы?
– Ну… иногда я что-нибудь сделаю и не забуду… Я засыпаю… а мне потом рассказывают, что я делал.
– О чем тебе рассказывали?
– О плохих поступках… преступлениях.
– А ты хотел все это делать? Многих из нас время от времени охватывают внезапные и разнообразные желания.
– Просто каждый раз, как я проснусь, мне говорят, что я сделал что-нибудь плохое.
– И как ты на это реагируешь?
– Я хочу умереть, и все… я не хочу никому делать плохо.
Билли так затрясся, что доктор Джордж поспешно сменил тему:
– Ты рассказывал о том, что спишь. Подолгу?
– Кажется, нет, но потом выясняется, что да. И я еще слышу всякое… кто-то пытается со мной разговаривать.
