Павел Астахов - Мэр
– Куда, красавица? – высунулся из окошка пожилой водитель, чем-то похожий на Николая Крючкова в роли таксиста. – Или ты не для этого голосуешь?
Не понявшая двусмысленности сказанного, Алена села на заднее сиденье и назвала адрес мэрии. Терпеливо дождалась, когда «жигуленок» наберет скорость, и решила-таки соблюсти приличия и начать беседу.
– Скажите, а что вас в такой час гонит на улицу?
– Ух ты! – восхитился водитель. – Ну, ты, дочка, спросила! Что гонит? Да не что, а кто! Кто? Моя старуха. Вот захотелось ей на старости лет в Карловы Вары. Говорит, всю жизнь мечтала! Ну что ты с ней поделаешь? Вот и работаю по ночам.
– Ну а почему по ночам-то? Ведь опасно.
– Так я, дочка, и по ночам, и по вечерам, и по утрам, и даже днем работаю. Так уж получается. Чтобы на эти Вары скопить, зарабатываю копейку. Эх, жизнь – копейка, судьба – злодейка!
– Ясно. Это хорошо, что о жене заботитесь!
Алена с удовлетворенным видом кивнула, отчего волосы рассыпались из-под косынки, и она принялась их убирать. «Крючков» посмотрел в зеркальце заднего вида на взлохмаченную, но, несмотря на это, очень красивую женщину и – было видно – заинтересовался.
– А вот ты чего, дочка, так поздно стоишь одна, да еще и простоволосая, среди города? Неужто тоже по этому делу?
Алена не услышала последней фразы и принялась отвечать:
– Да я, отец, вроде как тоже на заработки вышла. Вот мужу помогаю производственные проблемы устранять. У него проблемы, понимаешь? Ну, я и заступила на вахту.
– А-а-а! Я так и понял. Спросить, знаешь, неудобно было…
Старик смотрел на нее через зеркало как-то странно: не то с сочувствием, не то с укоризной.
– А почему вы так странно на меня глядите?
– Почему странно, дочка? Да что ты! Ты меня не стесняйся, старого! Я всякое видал в жизни-то. Да и жизнь моя что? Так. Тьфу! Копейка. А вот ваша, если на часы посчитать, так тянет на многие тысячи. Сколько там сейчас у вас тариф-то? Долларей сто или уже двести? Инфляция!
Тут до Алены дошел смысл его вопросов и взглядов. Она покраснела и рассердилась. Хотя сердиться приходилось на саму себя, за то, что так двусмысленно отвечала.
– Ой, да вы что!! Все вы не так поняли! Я вовсе не из этих! Не из ночных бабочек! Я правда мужу по работе помогала и сейчас вот домой тороплюсь! К нему же! Никаких тарифов. Я вам не проститутка!
– Ага! Понял. Понял. Так и я не сутенер. Я ж только спросил тебя, дочка, а ты ругаешься! Эх, жизнь – копейка! – Старик, видимо, все равно не верил ее ответам. Она решила больше с ним не говорить. Зачем и кому доказывать, что ты ночью спасаешь мужа от отставки, а город от хлебного кризиса? А тем паче кто тебе поверит, что ты и есть жена мэра города? Ночью, в таком виде? Да уж! Выглядело не очень убедительно. А «Крючков» продолжал рассуждать:
– Ну, положим, и это ремесло не самое плохое. Что ж плохого в любви и ласке? А если люди в жизни такого не видали?! Или такая красавица, – он кивнул в зеркало на отражение Алены, – никогда не подойдет? А тут – пожалуйста! Есть деньги – плати и люби! Нет – проходи дальше!
– Так вы, значит, за продажную любовь?
– Продажная! Эк ты хватила, девонька! Любовь не продается! Ни за какие деньги! Ты же и сама, дочка, небось знаешь. Любовь не вздохи на скамейке…
– О, да вы поэт?
– Нет, дочка! Я не сочиняю, я ж только рассказываю. Я, когда со своей старухой встречался, много ей стихов читал! О любви! Ну, вот, например: «Любовь – маяк, мерцающий в ночи, не гаснущий во мраке и тумане! Любовь – звезда, которою моряк сверяет путь свой в океане!»
Алена рассмеялась:
– Браво! Это, если не ошибаюсь, Уильям наш Шекспир?
– Ай да девонька! Молодец! Умница! Ну, вот и приехали. Вон наша городская власть, дай бог ей здоровья! А вон твой дом, если тебе, конечно, туда, – он указал на освещенные здания. Алена протянула пятьсот рублей.
Водитель не спешил брать, повернулся к ней и посмотрел внимательно в глаза. Потом взял ее за руку:
– Девонька, не возьму я с тебя денег. Красивая ты! Шекспира знаешь, про любовь все понимаешь. Ты вот что. Не мое это, конечно, дело. Но ты попробуй как-то это дело бросить! Попробуй, а?
Он смотрел на нее так умоляюще, что Алена подавила смешок и с суровым лицом кивнула:
– Обещаю, отец! Этим заниматься больше не буду! Брошу прямо сейчас.
Старик быстро наклонился, чмокнул ее в руку и тут же отпустил. Алена вышла и проводила ушедшую машину взглядом.
«Как там говорил этот «Крючков»? Жизнь – копейка, а смерть – полушка. Судьба – злодейка, а любовь – ловушка!»
Мамаша
Алена отошла от рейда в «хлебные города» только дома – после ванной и двадцати минут массажа… Игорь как раз говорил по телефону с Серикановым:
– Нет. Нет. Я сказал, нет! Ни вашим, ни нашим! Никому нельзя. Пусть радуются празднику частным порядком. Не в колоннах.
– Ну-ка, ну-ка, – насторожилась Алена, – я не ошиблась? Ты запретил «Своим» выйти на парад своей колонной?
– Да, – заявил мэр.
– Неумно, – покачала головой Алена, – очень неумно…
Игорь Петрович поджал губы.
– Извини, Алена, – через силу процедил он, – я не могу сейчас это обсуждать.
Алена всмотрелась в мужа и признала: все так. Хлебный кризис ударил по нему очень болезненно.
– Ладно, – согласилась она, – пусть так. Утро вечера мудренее. Выспишься – сам поймешь, что не прав.
Игорь Петрович пожал плечами, углубился в чтение разложенных на столе документов, и Алена вдруг подумала, что снова оказалась в той же ситуации, что и перед Эмиратами.
– Кротов по удочерению что-нибудь сделать успел? – села она прямо в халате с обернутым вокруг головы полотенцем на стол мужа.
– Нет, – оторвался от документов Игорь Петрович.
– А если у нас что-то не получится? Я ей не понравлюсь? Мне вожжа под хвост попадет?
Лущенко улыбнулся:
– Всем мамашам иногда под хвост что-то попадает. Что ж им теперь – детей не заводить?
Алена покачала головой:
– Я очень боюсь не угадать. Все-таки эта Леночка – живой человек.
Игорь Петрович пожал плечами:
– А как тут угадаешь? Не будешь же их перекладывать, словно рубашки на полке. Одну примерил – не подходит, вторую…
– Так я об этом и говорю, – печально произнесла Алена.
Игорь Петрович бросил бумаги на стол и поднял глаза.
– Давай не будем торопить события. Пока документы подготовим, все равно какие-то новые мысли появятся. Но мне эта девочка понравилась…
Алена вздохнула:
– Мне тоже. Третий день глаза ее не могу забыть.
Лущенко, уклоняясь от дальнейшего разговора о девочке, пожал плечами, и она вздохнула, сползла со стола и, обхватив его голову, прижала к груди.
– Алена, мне еще надо о протоколе праздника подумать, – пробубнил изнутри объятий муж.
– Чего-чего? – насмешливо спросила Алена. – Не слышу!
– Мне надо о протоколе праздника подумать, – кое-как вывернул голову из рук жены Игорь Петрович. – Роберт звонил, они уже приземлились. Только что в ресторан повезли. Братишка твой Вася не подведет?
Алена выпустила Игоря из объятий и ласково провела по ежику его волос:
– Откуда я знаю? Да там невозможно что-то напортачить. Ты и сам это знаешь: протокол есть протокол. Не выскочишь.
Тост
Пол-Ален прибыл на встречу точно в указанное время. Он хорошо знал свою роль и обычно с ней справлялся. Не требовалось от него большего и теперь. Он – в роскошном костюме от Валентино – и Роберт – само собой, в костюме классом пониже, достойно встретили гостей, достойно произнесли отвечающие случаю речи и так же достойно, с коротким заездом в отель, доставили парламентариев в модный ресторан «Кафе Лермонтовъ». И, конечно же, ужин удался на славу.
Сначала гости по кругу представились, и выяснилось, что кое-кто даже говорит по-русски, хотя вызванные Робертом толмачи, конечно же, переводили. И, бог мой, кого здесь только не было! Вице-бургомистр Франкфурта Курт Вайнеманн, заместитель председателя парламента Люксембурга Иоган Кюль, вице-мэр Парижа Патрик Дю Буа, председатель международного комитета Риксдага Норвегии Йоп Ян Схерт, депутаты Европарламента Ив Боннэ и Маурис Клема. В конце концов слово взял Пол-Ален.
– Мне от лица всех, как и всем в моем лице, выпала эта честь.
Переводчики на голландский и французский панически переглянулись и вопросительно уставились на Сериканова.
– Эту честь я хотел бы для вас и нас озвучить, ну и там, значит, отметить вклад и высокое доверие. Которое у нас и у вас теперь будет всегда.
Роберт Шандорович сделал переводчикам страшные глаза:
– Работать!
– Поэтому за всех, значит, и предлагаю, чтобы, как говорится, все были! Ура!
Но переводчики так и пребывали в ступоре – до тех пор, пока Сериканов красноречиво не показал им под столом кулак:
– Сгною…
И как же понравился тост гостям! Даже те, кто изучал русский и пытался выудить из массы знакомых слов хоть какой-то смысл, наконец-то сообразили, что имеют дело с непереводимой поэтикой великой русской культуры. И что здесь не стоит пытаться что-то понять – это надо чувствовать.
