Юстейн Гордер - Апельсиновая девушка
Как думаешь, Георг, что такое человек? Какова его ценность? Не пыль ли мы, которую кружит и разносит ветер?
Пока я пишу эти строки, телескоп Хаббл вращается вокруг Земли по своей орбите. Он находится на ней уже больше четырех месяцев и с конца мая смог переслать нам много ценных снимков Вселенной, то есть того беспредельного пространства, к которому принадлежим и мы. Правда, довольно скоро обнаружилось, что у телескопа имеется серьезный фабричный брак. Хотели даже отправить к нему корабль с космонавтами, которые устранили бы этот дефект, чтобы мы еще больше узнали о мировом пространстве.
Тебе известно, чем кончилось дело с телескопом Хаббл? Смогли ли его исправить?
Иногда этот космический телескоп представляется мне Оком Вселенной. Оно озирает всю Вселенную и потому по праву может носить такое имя. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду? Сама Вселенная родила этот непостижимый инструмент. Телескоп Хаббл — космический орган чувств.
Что за великую сказку мы переживаем, хотя каждому из нас она дается лишь на короткий миг? Может быть, со временем космический телескоп поможет нам немного проникнуть в природу этой сказки? Может, там, за галактиками, кроется ответ на вопрос, что же такое человек?
В этом письме я часто употреблял слово «загадка». Наверное, попытки понять Вселенную можно сравнить с укладыванием камешков в большую мозаику. Хотя не исключено, что в такой же степени можно говорить об умозрительной, или духовной, загадке, и, возможно, ответ на нее находится внутри нас. Ведь мы живем здесь. Мы и есть эта Вселенная.
Я допускаю, что создание человека еще не закончено. Его физическое развитие должно опережать и опережает умственное. Так может, и физическая природа нашего космоса есть лишь нечто внешнее — необходимый материал для самопознания Мировой Вселенной.
У меня перед глазами мелькают невероятные картины: Ньютон неожиданно открывает закон гравитации. Прекрасно! Также неожиданно Дарвин открывает закон биологического развития на нашей планете. Великолепно! Идем дальше. Эйнштейн обнаруживает связь между массой, энергией и скоростью света. Отлично! И вот в 1953 году Крик и Уотсон создают модель структуры ДНК, то есть наследственного материала растений и живых организмов. Блестяще! Но также вполне вероятно, Георг, что однажды — в один прекрасный день! — какая-нибудь въедливая душа вдруг разгадает загадку мироздания. Я допускаю мысль, что такое возможно. (Хотел бы я в тот день работать над заголовками в какой-нибудь крупной газете!)
Помнишь, я начал это письмо с того, что хочу задать тебе один вопрос? Мне очень важно знать, как ты на него ответишь. Но прежде надо еще кое-что рассказать.
Телескоп Хаббл! Опять этот телескоп. Теперь я не сомневался, что важный вопрос, который мне хотел задать отец, имеет что-то общее с мировым пространством.
Я встал с кровати и выглянул в окно. Все еще валил густой снег. Но это не имеет значения, думал я. Хотя Земля и затянута облаками, телескоп Хаббл может делать четкие снимки галактик, отстоящих от нашей на много миллиардов световых лет. И он работает двадцать четыре часа в сутки. Он уже дал нам сотни тысяч снимков и исследовал более десяти тысяч небесных тел. Каждый Божий день телескоп Хаббл снабжает нас данными, которых с лихвой хватит, чтобы загрузить целый компьютер.
Но зачем отцу вообще понадобилось писать о космическом телескопе? Я не понимал связи между этим телескопом и Апельсиновой Девушкой. Впрочем, теперь это было уже не так важно. Самое важное было то, что мой отец вообще знал о телескопе Хаббл. И понимал, какое значение этот телескоп имеет для человечества. Он успел узнать про него до того, как заболел и умер. И это было последнее, что занимало его перед смертью.
Око Вселенной! Я никогда не думал о телескопе Хаббл как об Оке Вселенной. Я представлял его себе окном человечества, обращенным в космос. Но теперь не видел никакого преувеличения в том, чтобы назвать его «Оком Вселенной».
В свое время бурный восторг перед первой норвежской железной дорогой между Христианией и Эйдсволлом был, наверное, несколько преувеличен. В Норвегии живет одна тысячная часть населения Земли, а на территории от Христиании до Эйдсволла в 1850 году жила, наверное, одна десятитысячная. С телескопом Хаббл все жители Земли могут побывать в мировом пространстве.
Когда этот телескоп за полгода до смерти моего отца начал вращаться на своей орбите, на его ценнике значилась цена — 2, 2 миллиарда долларов. Я высчитал, что на каждого жителя Земли приходится примерно по четыре кроны, и счел, что это совсем недорогая плата за возможность осмотреть нашу Вселенную. Для сравнения: сегодня билет от Осло до Эйдсволла и обратно стоит примерно двести крон. По-моему, не очень дешево, и если кто-то со мной согласен, пусть напишет жалобу в Управление норвежских железных дорог. (Не хочу сказать ничего плохого ни о норвежских железных дорогах, ни о старом поезде-лилипуте, ходившем между Христианией и Эйдсволлом. Я только настаиваю, что телескоп Хаббл гораздо важнее для человечества, в том числе и для жителей Ромерике, чем та железная дорога. И не вижу никакого преувеличения в том, чтобы называть телескоп Хаббл Оком Вселенной. Мой отец тоже так думал, хотя и не успел узнать, что телескоп получил новые очки!)
«Телескоп Хаббл — космический орган чувств», — написал он. Думаю, я понимаю, что он хотел этим сказать. Может быть, человечество не видело ничего особенного в том, что вокруг земного шара стал вращаться телескоп Хаббл, в 1990 году у нас было много мощных телескопов и космических кораблей. Но это был огромный скачок в мировое пространство! Люди от лица всей Вселенной попытались получить ответ на вопрос: что же такое представляет собой эта Вселенная. Ни больше ни меньше! Вселенной понадобилось более пятнадцати миллиардов лет, чтобы сконструировать нечто столь совершенное, как око, которым она смогла увидеть самое себя!(У меня ушел целый час, чтобы написать эту фразу. Поэтому я ее так выделил.)
Кажется, я попал в точку! — подумал я И стал быстро читать дальше. И вскоре дошел до собственного рождения. Это ни с чем не сравнимое чувство. Не всех же детей приветствуют бокалом шампанского прямо в родильном доме.
Рассказывай, рассказывай, отец! Я не хотел прерывать тебя. Ты сам спросил меня, как обстоят дела с телескопом Хаббл, и теперь я ответил хотя бы на этот вопрос.
Далее я буду краток, меня к этому вынуждает быстро бегущее время. Завтра у меня состоится важная встреча. В садик тебя поведет мама.
Мы жили в маленькой квартирке на Адамстюен четыре года. Веруника закончила Академию художеств и, как ты знаешь, продолжала писать картины. Со временем она начала обучать этому искусству других, преподавала законы формы и цвета в старших классах. Мне как новоиспеченному врачу предстояла обязательная работа по назначению. Другими словами, я должен был два года отработать в больнице.
Ты, конечно, знаешь, что мои родители оба родились в Тёнсберге. Именно в то время им захотелось воплотить в жизнь старую мечту и, выйдя на пенсию, снова поселиться в родном городе. Однажды они сообщили нам, что купили маленький романтический домик в Нурдбюене. Мой брат, твой дядя Эйнар, недавно ушел в море простым моряком, по-моему, он бежал туда от несчастной любви. Вот так получилось, что мы с Веруникой приобрели наш дом на Хюмлевейен. Нам пришлось взять большой заем, но у нас был твердый доход.
В первый год жизни на Хюмлевейен мы много занимались садом. Мы сохранили, конечно, наши две яблони, грушу и вишни, их требовалось только немного подрезать и подкормить. Сохранили и малиновые кусты, у нас не хватило решимости избавиться от крыжовника, черной смородины и ревеня. Но зато мы посадили сирень, рододендрон и гортензию. Так решила Веруника. Я жил в этом саду почти всю жизнь. Теперь сад принадлежал ей. В теплые дни она ставила в саду мольберт и писала все, что там росло и цвело.
Однажды, когда мы собирали малину, мы увидели большого шмеля, сорвавшегося с цветка клевера и быстро улетевшего прочь. Мне пришло в голову, что шмели летают быстрее, чем реактивные самолеты, конечно по отношению к своему весу. Я сказал об этом Верунике, и мы с ней составили такую задачку. Шмель весит примерно двадцать граммов и летит со скоростью не меньше десяти километров в час. Реактивный самолет летит со скоростью восемьсот километров в час, то есть в восемьдесят раз быстрее шмеля. Однако двадцать граммов, помноженные на восемьдесят, составят не больше одного килограмма восьмисот граммов. «Боинг» же, например 747, весит гораздо больше. По отношению к собственному весу шмель развивает скорость, превышающую скорость «боинга» в несколько тысяч раз. Хотя у «Боинга-747» целых четыре мотора, которых нет у шмеля. Шмель — это примитивный пропеллерный самолет! Нам стало смешно, что шмели летают так быстро еще и оттого, что мы живем на Хюмлевейен, а это означает Шмелиная дорога.
