Михаил Самарский - Радуга для друга

— Куда ты, корова, прёшь? Ты что слепая, что ли?

Я даже гавкнул от досады. Ну, как же так можно? Пожилая женщина — а он на неё «корова». Как только не стыдно.

— Извините, молодой человек, — оправдывается Елизавета Максимовна, — оступилась я, вы уж меня простите, ради бога.

— Оступилась она, — не унимается водитель-грубиян, — сама лезешь под колёса, а меня из-за тебя в тюрьму могут посадить.

— Да успокойтесь вы, молодой человек, — продолжает бабушка, — я же не нарочно, так получилось.

— Отойди от машины, — орёт водитель, — чего ты опёрлась на крыло?

Светлана Сергеевна взяла под руку бабушку и, отведя её на тротуар, видимо не сдержалась:

— Молодой человек, имейте совесть, вы же с женщиной разговариваете, которая вам в матери годится.

— Тебя забыли спросить, — осматривая и протирая рукой крыло, отвечает хам, — смотреть нужно под ноги. Идёте, варежки поразевали…

— Прекратите немедленно, — мама повысила голос. — Ничего ведь не случилось с вашей машиной, а человек просто оступился.

Смотрю, бабушка расплакалась. Мама стала её успокаивать, а этот разбушевавшийся водитель всё не уезжает. Бегает вокруг машины, шумит, что-то бубнит себе под нос. И чего так разошёлся? Действительно, ведь всё обошлось, ничего страшного не произошло. Но я догадался, почему он суетился. Просто так перепугался, что сразу и не решился сесть за руль. Видимо, ему нужно было отойти от встряски.

Всю оставшуюся дорогу Елизавета Максимовна тихонько всхлипывала, а мама её успокаивала. Я вот всё думаю, почему люди иногда бывают так грубы друг к другу. Ну, случилось недоразумение. По идее, водитель должен выйти из машины, помочь старушке, может быть, извиниться, пусть даже и не виноват. Ты же человек, у тебя тоже есть и мама, и бабушка, а может уже и жена. Зачем вот так набрасываться на бедную женщину, которая и так перепугалась до смерти? Не понимаю я этого.

Я вообще заметил, что люди за рулём грубее тех, кто ходит пешком. То по луже проедут так, что целый фонтан выпустят на пешехода, то на зебре не уступают дорогу, то припаркуются на тротуаре так, что ни обойти, ни объехать. А бывает, станет под окном первого этажа и пыхтит, особенно часто это случается зимой. Плевать ему на здоровье других, главное, чтобы ему было тепло, а остальные пусть травятся выхлопными газами. Правильно говорил Иван Савельевич: водитель обязан уважать пешехода хотя бы потому, что именно он, пешеход, придумал автомобиль. Только вот не все это понимают, к сожалению.

С Сашкой у нас, слава богу, всё хорошо. А вот у Ивана Савельевича много раз происходили недоразумения с водителями. Если бы не я, старик точно угодил бы под машину. Сколько раз было такое: идём по тротуару во дворе дома. Савельевич командует: Трисон, переходим на другую сторону, пойдём на лавочке посидим. Я только лапой на асфальт, вот он «лётчик» летит. Попробуй тут вовремя среагировать, если лихач несётся по двору с бешеной скоростью. Я таких людей совершенно отказываюсь понимать. Зачем ты летишь по двору на такой скорости? Сколько из-за таких летунов погибает разных кошек, собак. Но, если вам нас, зверья, не жаль, то подумайте, что из-за любой припаркованной под домом машины может внезапно выскочить ребёнок, или выйти старик, инвалид, да кто угодно, даже взрослый, здоровый человек, может, просто задумался. Ты же при всём желании не успеешь затормозить. И чем только люди думают…

Наконец-то добрались мы до квартиры. Бабушка легла на диван, запахло каким-то лекарством, мы Сашкой тихонечко присели рядом с Елизаветой Максимовной.

— Бабуль, что с тобой? — спрашивает Сашка.

— Всё хорошо, внучек, не волнуйся, — отвечает бабушка, — сердце что-то расшалилось. Сейчас всё пройдёт.

Санька нащупал бабушкину руку и стал её гладить.

— Ты, бабуля, в следующий раз рядом с нами иди, — говорит Санька, — Тришка всё видит, подсказывает.

Ой, Шура, я от гордости даже глаза зажмурил, как же приятно такое слышать. Ведь для меня такие слова лучше любого корма, даже того, который теперь «стал ещё вкуснее». Спасибо тебе, мой юный друг. Мне большего от тебя и не нужно. Если ты такого мнения о моей работе и моих способностях, я рад, очень рад. Буду помогать тебе с ещё большим старанием.

Товарищи люди! Мы и без похвалы вам преданы и готовы за вас жизнь отдать. Но, когда вы нас хвалите, это, поверьте, так приятно. Если мы делаем всё правильно, хвалите нас, не стесняйтесь. Если бы вы знали, как приятно слышать добрые слова от вас. Впрочем, вы и сами любите, когда вас хвалят. Не так ли? Если вы думаете, что мы не понимаем, тогда просто дайте вместо сухого корма кусочек курочки. Пусть хоть она заменит хвалебные слова. Только не подумайте, что мы — обжоры и служим вам за кусок мяса. Скажу вам честно, я лично, у чужого человека даже целую курицу не возьму. Для меня важнее всего не то, что дают, а кто даёт. Всегда помните об этом — нас невозможно подкупить.

— Ну что ты, Саша, — улыбнулась Елизавета Максимовна, — не хватало, чтобы Тришка ещё и мне помогал, нельзя его отвлекать.

Да ты, бабуля, не переживай, я справлюсь и с Сашкой, и с тобой. Вы можете смело положиться на меня.

— Ты будешь спать, бабуль? — спросил Санька.

— Да, мальчик, мне нужно подремать, успокоиться.

— Тогда спокойной ночи, — Сашка наклонился, поцеловал бабушку и, обращаясь ко мне, добавил: — Пошли Триш, не будем мешать. Пойдём, я тебя покормлю.

Да, действительно, подкрепиться не помешало бы. Мама у нас молодец. На корм не скупится, покупает достойную еду. Какая всё-таки добрая мне попалась семья. Жить среди таких людей — одно удовольствие.

А вот овчарке Ладе тогда не повезло. Мало того, что её пытались мыть хозяйственным мылом, так ещё и обзывали, пинали, упрекали в лени и глупости. А она ведь умнейшая собака. И очень добрая. Интересно, кому она сейчас помогает? Вот бы встретиться с ней. А что? Может, когда и свидимся. Вон, даже с Мурзилкой повстречались.

Вообще, случайные встречи со знакомыми самые приятные. Лёжа на своей постели, перед сном, я вдруг вспомнил, как мой Иван Савельевич однажды встретил на улице своего бывшего сослуживца. Если говорить более правильно, то, конечно, это сослуживец встретил его. Идём со стариком, вижу, какой-то мужчина остановился и пристально смотрит на нас. Ну, я-то откуда знаю, кто он и что ему нужно. Иду себе да иду. Смотрю, он следует за нами. Я ещё тогда насторожился, думаю, не обворовать ли нас хочет. Ага, говорю мысленно, попробуй только, я тебе такого жару задам. Всю жизнь будешь помнить. А мужчина обогнал нас и остановился метрах в десяти. Я даже притормозил Савельевича. Он ничего не поймёт, а я наблюдаю за незнакомцем. И вдруг мужчина раскинул руки (словно Савельевич мог увидеть) и говорит:

— Ванька, ты что ли?

Ничего себе, думаю, вот это обращеньице, ещё никто так не называл моего подопечного.

— Трисон, стой, — говорит Савельевич.

— Ваня, — продолжает незнакомец, — ты совсем слепой, что ли? Это я Фёдор. Фёдор Карпухин, помнишь такого?

Иван Савельевич, тихо ойкнул и говорит:

— Федька, ты? Да не может этого быть? Ты здесь какими судьбами оказался? Ты же вроде в Краснодаре жил, а как в Москве очутился?

Друзья обнялись, расцеловались.

— Эх, Федя-Федя, — говорит Иван Савельевич, — как жаль, что не могу тебя увидеть, а ну, дай-ка я тебя хоть пощупаю.

Старик бережно погладил лицо своего друга и говорит:

— Тоже постарел!

— Ну! — Рассмеялся Фёдор. — А что же ты хотел? Думаешь, только ты стареешь, а другие молодеют? Что с тобой случилось, Вань? Что с глазами?

— Ой, Федя, не трогай ты эту тему, потом как-нибудь расскажу. Ну, чего мы стоим? Пошли ко мне, я тут рядом живу.

Подробности той встречи рассказывать не буду. Посидели они со своим Федькой тогда славно. Закончилось тем, что друг Савельевича спал на его кровати, а Савельевич рядом со мной.

На следующий день, прощаясь, гость погладил меня и говорит:

— Хороший у тебя помощник. Глаза твои? — спрашивает.

Вы знаете, что ответил ему старик? Я за эти слова никогда в жизни его не забуду и буду помнить до самого сдоху.

— Нет, Федя, — говорит Иван Савельевич, — это не просто мои глаза, это моя жизнь. Вот не дай бог с ним что случится, и я не жилец.

Спасибо вам мои родные люди, и тебе, Иван Савельевич, и тебе Санька. В квартире тихо, все спят, пора и мне на боковую. Размечтался я что-то…

Глава 20

Знал бы, где упасть, соломки подстелил, любил говорить Иван Савельевич. Что за чертовщина? Только я выздоровел, Санька заболел. Я-то хоть дома провалялся, а его бедного в больницу увезли. Вызывали «неотложку», у людей тоже они есть. Врач сказал: аппендицит. Не знаю, что это за гадость, но Сашку увезли и сказали, что несколько дней его не будет. Как мне пережить эту беду? Скучаю я по своему мальчику. Вы не представляете, как я испугался, когда врач сказал, что нужно что-то там пацану резать. Думаю, во — живодёры. Но мама с бабушкой согласились. Значит, так нужно. Но всё равно, верите, места себе не нахожу. Они все уехали, а я тут сижу и вою. Довылся до того, что соседи в дверь постучали. Слышу, кричат: