M J - Шёпот сумеречной феи
Кто ещё не догадался, я как раз из таких.
Люди в большинстве не подозревают, сколько нас, скучающих, не нашедших себе применения богов, околачивается по белому свету. От всего значительного и важного мы вечно в стороне. В управление нам ничего серьёзного не досталось, а то и вовсе - ничего, совсем, то есть. Вряд ли вы меня поймёте, но довольно обидно быть богом ничего. То ли дело - братцы эти, Зевс, Индра, Юпитер, Тор с Перуном - всех не упомнишь, толпа их целая - передрались-перессорились, кому у какого народа громовержцем быть. Разобрались с горем пополам. Зато потом - не жизнь, а малина: в каждом пантеоне или главные, или почти: знай себе принимай людское поклонение.
Девицы тоже хороши, чуть все волосы друг дружке при дележе не повыдрали. Помню, Фрейя такой скандалище закатила: не хочу скандинавов ждать, буду у греков богиней плодородия. А там уже Деметра засела - с места не сдвинешь. Ну и Цербер с ними, с греками. Тогда у египтян. Или в Вавилоне. Как бы не так, пустила её Иштар, дуру белобрысую, в Вавилон. Её ж там пугаться будут, немочь бледную. То же и в Египте. Но Изида, кстати, паричок-то с тех самых пор носит, своя шевелюра после Фрейиной головомойки редковата сделалась. Ну ничего, египтяне её и такую, в парике, уважали-прославляли. Муженька её тоже... К нему, к мумии ходячей, у меня свои счёты. Но это к делу не относится.
В общем, завидовали мы им, ни при чём оставшиеся, ох, завидовали... Фрейя - и та своих викингов дождалась, а мы хуже, что ли?
По совести-то сказать - сами мы хороши, раззявы. Стояли-смотрели, как стихии да народы делят. А потом что остаётся? Только злостью исходить от зависти. Слоняешься по Небесной Обители туда-сюда без дела... Люди - и те ноль внимания. Чего, говоришь, бог? Солнца? Нет? Дождя, что ли? И не дождя? Чего ж тогда? Войны? Куда там - войны... Так может, хоть покровитель пастухов, да скота домашнего? Опять нет? Ну и чихать мы на тебя хотели, ни храмов тебе, ни подношений: толку-то!
Э-эх, неблагодарные. Какой-никакой, а всё бог. Нет, им подавай обязательно чтобы с выгодой. Ну и ладно, гори оно всё в Муспелльсхейме синим пламенем.
Вот и подглядываем за делами старших богов, да злопыхаем исподтишка: мол, отхватили сладкий кусок, и жируют, буржуи, делиться не желают. Жа-адины... И пусть подавятся! И вообще - а ну их на.., аннунаков...
У некоторых со временем и к этому охота пропадает: уж и старших ругать лень становится. Глядишь - совсем обленился бог, обвялился: всё ему стало до бездны Гиннунгагап, проще говоря, до фени. Не бог сделался, а тряпка. Размазня.
Скольких из нас такое вот вынужденное безделье сгубило - не перечесть. Порядочно насмотрелся я на отупевших да равнодушных собратьев, и стал про себя думать: неужто и сам через пару тысячелетий в такую вот бездарность превращусь? Нет уж, увольте. У меня талантищей, возможностей - выше горы Олимп. Только что ведомства своего нет. Ну и оно нам надо? Всё равно не хочу недоразумением становиться, которое к богам причисляют из жалости: пинком под зад из Небесной выгнать совестно - пускай, мол, по углам отирается, лишь бы под ногами не путался. Не по мне такое. Да и ядом плеваться больше не желаю: ой-ёй-ёй, обидели-ограбили, бедный я несчастный, а вы, а вы!.. Пускай вон Шеша с Йормунгандом плюются, яд по их части как раз, по змеиной. А мне надоело, хватит. Сам виноват: никто не держал, брать надо было, пока было, что брать.
Пора уже шевелиться как-то. Пусть безземельный, но бог ведь. Кое-чего и мы умеем.
Удалился я в Западные пределы Небесной Обители: вечность созерцать, силы набираться - трудиться, в общем.
Трудился-трудился, думал уж, ни конца ни края трудам не будет. Но настало время, почувствовал в себе силы достаточно. И пожалуйста - вот он, долгожданный результат. Аватара... моя.
Аватара - не которая электронная картинка, и не киногерой, не было в те времена ещё ни кино, ни компьютеров. Воплощение бога в человеческом мире, существо два-в-одном: одно тело, два сознания. А бог, аватару создавший - наоборот, один-в-двух становится.
Родился он в семье торговца, в ночь на праздник Начала весны. Назвали Дхарой.
Вот уж счастье так счастье! Так вдруг там, в людском мире, интересно оказалось. Вроде, тыщу раз всё виденное, испытанное, знакомое-перезнакомое - а нет, не тут-то было. Дхаре - новое, и мне заодно с ним. Куда и скука моя, и праздность девались. Дела, дела...
Растём вместе с моим Дхарой, ходить учимся, узнавать всё-всё. И так это хорошо, когда вместе. Двое, две души. Впервые я, бог, человека по-настоящему понимать начал. Тогда-то казалось - совсем понял. Как иначе? Ведь одно мы с ним. Но вышло, что не совсем.
Такое уж это странное существо - человек. Хотя благодаря мне появились у Дхары возможности нечеловеческие, простым смертным недоступные, а всё одно - человек. А я... его глазами видел, его чувствами чувствовал, но человеком не был. И не буду никогда.
Нарадоваться, наглядеться я на него не мог. Вроде бы, почти моя копия. Но самими собой любоваться богу не пристало: сразу прослывёшь на всю Небесную или гордецом зазнавшимся, или дураком. В моём случае - дураком скорее. Не то чтобы уж так рожей не вышел, но с одной рожи проку мало. А тут - и ты как будто, и не ты в то же время. Твоё творение...
Среди людей о Дхаре, конечно, слава пошла. Мол, воплощение - пусть и не старшего, а бога. Где-то там непонятно где на небе заштатный бог - это одно. А рядом, по соседству - куда внушительнее получается. Может, не такой уж и заштатный, раз вон как умеет! Ну и записали в герои. А отчего не записать? Он - мы, то есть - и был герой. И речи о том не заходило, чтобы по родительским стопам ему пойти да торговлей заниматься.
Творили мы с Дхарой дела, ох, творили... Демонов побеждали направо-налево, правителей несправедливых да злых вызывали на поединки, горы, если очень нужно - от наводнения, там, деревню-другую прикрыть - и те с места сворачивали. Благополучием одаривали людей. Да-да, их, неблагодарных, за просто так поклоняться не желающих. Нате, берите, не жалко. Силы-то я, в Западных пределах сидя, много накопил.
Великан-людоед народ замучил? Одной девицы в месяц мало, подавай, обжоре, дюжину? Защити, Дхара? Пожалуйста! В Аидово царство великана. Мелкий бес покоя не даёт? Где наш Дхара-избавитель? Да здесь. А из беса вашего уж и дух вон. Волки овец таскать повадились? Просим, Дхара, помощи, слёзно просим... Да ни к чему слёзы. Волки - они не великаны, не бесы, звери неразумные. В одного всё-таки пришлось стрелу выпустить, хотя и жалко животину. А другие сами разбежались.
Любили моего Дхару за подвиги, за добрые дела. Ну, и мне, понятное дело, перепадало.
Эх, были времена... Скучаю по ним. И по нему скучаю, по аватаре моей.
А ведь он-то всё и испортил. Любому дураку известно: хороша человеческая жизнь в человеческом мире, да не вечна. И даже богу не под силу слишком долго человеку силу да молодость сохранять. Собирался я бессмертие даровать Дхаре, забрать к себе в Небесную, пока не поздно, пока злыдня-старость его не коснулась. Сделался бы он полубогом, навсегда бы молодым, стройным да ясноглазым остался. А в памяти людской героем великим. Ну, а там, глядишь, и новую аватару себе сотворю.
Собирался-собирался, и прособирался. Одно слово: неудачник. Горе-бог.
Проглядел я моего Дхару. Велика над аватарой божеская власть, да не безгранична. Вот и проявил он свою волю. Распорядился жизнью, как вздумалось.
Давний наш с ним недруг по прозвищу Серебряный Шакал, земной сын морского владыки Варуны (не в отца пошёл, совсем дрянь характерец) устроил подлость. Знал, поганец, величие души Дхариной...
Выходит, что лучше меня, дурня, знал.
Изловил в лесу крестьянского мальчишку - того родители за дровами послали. Подкараулил Дхару и выскакивает поперёк дороги. Пацанёнка одной рукой держит крепко, а в другой руке - нож.
- Ну что, - говорит, - герой, да? Только дёрнись: прирежу дитёнка, как пить дать прирежу. Дхара ему: чего за спасение мальчишки хочешь? А Шакал: да так, мол, мелочь, жизнь твою. Жизнь? - Дхара спрашивает. - Ладно, бери мою жизнь. Шакалу только того и надо. Отпустил дитё. Тут бы Шакала, выродка водянистого, и прижать. А Дхара - нет. Честный, что ты будешь делать. Провалиться бы этой его честности в китайский ад Диюй, в самый распоследний зал. Рассчитал Шакал, что Дхары слово - железо. Стоит он, аватара моя, с места не сходит, защищаться не думает.
Жизнь? Бери жизнь. Бери - во спасение отдаю.
Вот тут-то я и спохватился, изо всех сил до него докричаться пытаюсь: опомнись, дурак! Чего над собой творишь?!
Не слышит. Или нет: не слушает. Проявил свою волю, человеческую.
Эх, Дхара-Дхара...
Не то мне боль, что меч сквозь грудь его, сквозь мою, прошёл, не то даже, что меч не достойного врага, а такой вот дряни, да без боя. А то боль, что уходит от меня жизнь его, уходит... Словно себя самого теряю. Нет, хуже - душу свою... его душу. Человеческую.
Понял я, что так и не узнал его, не разгадал до конца. Я, бессмертный, перед ним себя ничтожным почувствовал. Местом пустым.
