Евгений Москвин - Лишние мысли

…Вот мы подъезжаем к парфюмерной лавке — всего лишь одному кирпичику в рядах магазинов, которые тянутся с обеих сторон до самого горизонта двумя блистающими змеями, чтобы на самой его линии слиться в одну, но тут же и кануть под землю. Стеклянные витрины, бутылочки на полках, различные по цвету, а тем более по форме, сияние ламп, преломляющееся в масле сотнями остроносых звезд — все это соединяется друг с другом в сложную систему света, жидкости и стекла, но чуть повернул голову — и тут же все переменилось. Звезды пробежали друг по другу, точно шестеренки в наручных часах, и изменили положение; бутылочки качнули головами и смешали друг в друге свое содержимое… сотни, тысячи вариантов того, как это может произойти, и каждый контролируешь ты, поворотом собственной головы… но, в то же время, и нет, не контролируешь, потому что никогда не знаешь, каков будет результат. Улыбчивые усы Ашрафа встречают нас у входа, выплывая из-за косяка витиеватой, напомаженной росписью. Он здоровается и приглашает нас внутрь. Ашраф не один в лавке. С ним женщина, которую он будет выдавать за свою жену, но на самом деле она гулящая, зарабатывает этим и выглядит, как гулящая: не прикрывает лица и тела паранджой, носит джинсы и легкую пятнистую майку, из-под которой похотливо сияет бижутерия. У нее вьющиеся рыжие волосы и перед тем, как подморгнуть туристу, она обязательно чуть встряхнет волосами, и завитки заколеблются, готовые разрушить прическу. Женщина сидит на высокой кожаной скамье, слева, а мы садимся справа, против нее. Ашраф предлагает выпить холодного красного чая, настоянного на розе и мяте; он еще не начал рекламировать свои товары и ненадолго ретируется, а вот женщина уже легко флиртует с туристом. Если тот, сразу почувствовав ее доступность, пересядет и попытается нежно заговорить с ней или даже обнимет за плечи, то Ашраф, вернувшись с подносом, на котором помимо стаканов возвышается еще и ведерко со льдом, должен сказать:

— Be careful! It is my wife!

А если турист останется сидеть на месте, Ашраф просто должен представить ее. После того, как мы выпьем чая, туристу уже и вовсе неловко будет уйти с пустыми руками, — это «второй порог доверия», — и тут Ашраф начнет рекламировать масла.

Когда мы разрабатывали план, долго спорили: Ашраф уверял, что если мы здесь не остановимся, игра станет слишком витиеватой и рискованной; Ашраф говорил даже, что и женщины совершенно не нужно, но я сумел убедить его, что при наилучшем исходе мы сможем получить в пять, а то и в десять раз больше, стоит только набраться терпения…

Он снимет несколько бутылочек с полок и перед тем, как попеременно поднести их к носу покупателя, обязательно упомянет, что в этих маслах нет ни капли спирта, поэтому запахи такие стойкие и держатся на теле более двадцати четырех часов; затем расскажет, какой запах, какому типу людей подходит или даже в каких ситуациях его следует использовать (это касается, к примеру, Мускуса), — но все это, разумеется, очень условно. В это же время женщина все настойчивее и настойчивее будет встречаться с туристом глазами и улыбками, рано или поздно турист обязательно скажет что-нибудь, вроде:

— My friend! Your wife is very beautiful! — это может произойти до или после, как они сговорятся о цене или даже после того, как турист заплатит Ашрафу деньги, но даже в этом случае должна произойти ссора. Как только турист сделает комплимент женщине, Ашраф вспылит, вскочит со скамьи и по-арабски начнет кричать, чтобы турист немедленно убирался из магазина. Я сделаю вид, что пытаюсь образумить Ашрафа, но все это окажется бесполезным: туристу придется встать и уйти. Это я называю «третьим порогом доверия», самым сильным, ибо здесь турист должен почувствовать себя виноватым.

Минут через тридцать, когда турист уже вернется в номер, я позвоню туда, извинюсь за Ашрафа и попрошу о новой встрече. Он согласится и наверняка возьмет с собой много денег, но и это не так уж важно, потому как Халид в его отсутствие все равно обшарит весь номер. На сей раз я поведу его в кабаре «Cocos», что в противоположной от парфюмерной лавки стороне города. С восьми часов вечера до самого утра под высоким соломенным шатром «Cocos» выступают музыкальная группа с певцом и танцовщицей, причем певец выходит на сцену каждые пятнадцать минут, а танцовщица каждые двадцать, — вот почему они могут пересечься друг с другом в самом начале песни, в середине или в конце, — или же не пересечься вовсе. С официантом, который работает в кабаре, — его зовут Гамаль, — у меня тоже есть предварительная договоренность. Если он увидит меня, то не станет нести к столику меню, а туристу я объясню, что часто здесь бываю и знаю все цены, после чего сделаю заказ. Ровно тогда, когда на сцене одновременно появятся и певец и танцовщица, я скажу туристу, что это очень дорогое место и даже за пиво ему придется заплатить большие деньги, не говоря уже о закуске. В этом случае существует два варианта, как он поведет себя: или захочет взглянуть на чек, или, что также вероятно, просто достанет кошелек и расплатится. (А быть может даже еще и останется мне должен). Если он запросит чек, Гамаль принесет ему поддельный…

…Пока мы будем в кабаре, Халид возьмет половину денег, оставленных в номере, — ровно половину и не более того, ибо на следующее утро, когда турист поднимет тревогу и начнет разыскивать меня в отеле, к нему отнесутся с недоверием: если его действительно ограбили, почему вор не забрал из номера всё? Я долго обдумывал этот ход и понял, что он наиболее безопасен, потому как если взять все деньги, то состав преступления будет налицо, а если не взять ничего, наши усилия не окупаются: пускай турист заплатит в кабаре, пускай даже останется должен, — так или иначе, если разделить эту выручку между участниками, окажется слишком мало. К кому обратится турист, когда начнет искать меня? Разумеется, к гиду, а тот перенаправит его к начальникам, которые сидят в нашем отеле за компьютерами возле стойки «Reception» и, конечно, сразу вычислят меня, как только посмотрят в базу данных работников отеля…

…Начальники носят колоритные синие рубахи (в нашем отеле каждую должность можно идентифицировать по цвету рубахи: я, например, ношу светло-зеленую в тоненькую клеточку, Халид — темно-зеленую и очень плотную, менеджеры — светлооранжевые и т. д.), — и когда разговаривают с подчиненными, золотистые пуговицы пускают в глаза молнии, вроде тех, которые бывают, если долго смотреть на солнце, но ни это, ни даже осознание моей виновности не должно смутить меня, да и вообще я никогда не страдал робостью. Я буду твердо настаивать на том, что турист просто плохо обыскал номер, и его деньги, на самом деле, в целостности — он и сам будет испытывать некоторую неуверенность, и это, несомненно, сыграет мне в плюс. Конечно, начальники заинтересуются нашим вчерашним приключением, но даже если турист и догадается об инсценировке, разве он сможет это доказать?

Кажется, все…

…Нет, ничего подобного. Каждый работник нашего отеля носит на груди небольшую пластмассовую бирку с именем. Что если еще при первой встрече с туристом я выдам себя за кого-то другого? Это существенно затруднит поиски, которыми он займется на утро, и Халид мог бы с меньшим риском украсть из номера не половину, а больше. А если бы я помимо этого переодел бы еще и рубахи, сменил бы светло-зеленый цвет на синий, выдав себя за начальника? Тогда Халид мог бы взять и все деньги, и почти наверняка мы остались бы неразоблаченными. Эти варианты касаются только кражи в отеле, но это лишь один эпизод из трех, а вернешься к двум оставшимся (то есть к парфюмерной лавке и кабаре), получишь все новые и новые возможности…

…Ну а как насчет самого плачевного исхода? Если мне не только сделают выговор, но еще и уволят? Разве и здесь я пришел к концу и проиграл? Нет, ибо Халид всегда может вернуть украденные деньги, положив их в такое хитрое место, что турист подумает, будто они никогда и не пропадали, а это он сам по оплошности или из-за слишком возбужденного состояния не сумел обыскать номер тщательно. Тогда зная о моем увольнении, он пожелает справедливости и заступится за меня перед начальством.

Линии возможностей и варианты как по заказу появляются для тех, кто находится в поиске, но их так много, что они утомили бы даже строителя лабиринтов, — вот по какой причине ты путаешься в них… так и оставаясь на месте.

Струны

Они ехали в северную часть страны. Двое мужчин и одна женщина. В большой машине, белой, откидной верх был черного цвета. И с морщинами кое-где. И одной трещиной. Его уже два раза срывало за последние несколько часов, от сильного ветра.

Теперь ветер почти стих. Они медленно продвигались вперед. Изредка слышимый в вечереющем воздухе заржавелый треск машины походил на скрип отворяемой форточки…

В ветхом старом доме?.. Где все неподвижно и много пыльного, солнечного света, прошивающего даже чердак, и деревянных сундуков, на одном из которъх стоит кувшин с высохшим физалисом?..