Алла Дымовская - Рулетка еврейского квартала
– Фаечка, душа моя, надо как-нибудь устроить так, чтобы Фонштейны заглянули к нам на обед, лучше с этим их сыном. Ты можешь нам помочь? – поинтересовалась бабушка.
– Ах, зачем беспокоить мамочку, – вмешалась немедленно капризная Лара Берлин, предвкушая занятное сватовство. Всем давно было известно, что Фаина Исааковна ее баловала и, как невестке, многое позволяла. Еще бы, Азбели ведь куда богаче всех Берлинов вместе взятых! – Я и сама все устрою в лучшем виде. С Евой Фонштейн, Ромочкиной женой, я, можно сказать, на короткой ноге.
– Вот и чудесно, – повеселела бабушка, понимая, что ей выпадает шанс решить разом все проблемы с Соней. – А как, кстати, зовут их мальчика?
– Лева. Лев Романович. Не правда ли, красиво? Ему скоро двадцать один, и он милый, – охотно пояснила Лара и возвышенно закатила глаза.
Так Соня впервые в жизни услышала имя Левы Фонштейна и заочно, еще не зная его в лицо, познакомилась со своим будущим мужем.
Поселок Кратово. 1990 год. В ночь на 5 февраля.
Напрягая мускулы в последнем усилии, Инга почувствовала, что веревка поддается. Хоть и врезается в запястья со все возрастающей «ослепительной» болью, наверное, до кости. Впрочем, свои завязанные за спинкой стула, посиневшие руки она увидеть не могла. Примотанная рядом на таком же алюминиевом барном стульчаке Катька Рудникова перестала подвывать и всхлипывать и сквозь сопли зашептала Инге:
– Ты что делаешь, дура ненормальная? У тебя уже пальцы все в крови!
– Тише ты! Надо сваливать отсюда, любым способом, – оборвала ее шепот Инга.
– С ума сошла! Не вздумай! Поймают, хуже будет! – захныкала Катька с того места, где остановилась.
– Хуже не будет, а ты плачь громче, чтобы эти козлы ничего не заподозрили, – подучила подругу Инга.
– Я боюсь! – захлебнулась сразу всеми жидкостями Катька.
– Я тоже! Ну, ничего, выберемся, я с тобой поговорю! – зловеще пообещала Инга подружке.
И снова рванула в отчаянном бешенстве веревки – да и не веревки даже, а скрученную вдвое обыкновенную рыболовную леску. Боль, конечно, случилась адская, но на то и леска, чтобы ее можно было растянуть. Инге удалось высвободить большой палец. Затем еще один и еще. Липкие от кровоточащих ран руки противно терлись друг о друга. Распутать, растянуть леску на ногах получилось меньше чем за минуту. Инга слезла со стула, потерла оплывшие запястья. Хотя девушки и были заперты наглухо в туалетной и одновременно ванной комнате, но включить воду Инга побоялась, промокнула порезы полотенцем. Потом занялась освобождением Катьки. Та плакать перестала, но смотрела без надежды, как глухой на телефон, видимо, не верила в успех предприятия. С Катькой оказалось проще, на полочке нашлись почти новые маникюрные ножницы, достаточно острые, чтобы перепилить окаянную леску.
Дверь ванной, конечно, Богдан и Анатоль заперли снаружи. Но нет такого замка, который нельзя было бы открыть. Да и речь ведь шла не о сейфовых запорах и даже не о простых английских, а всего-навсего о задвижке без ключа с блокирующей кнопкой. Инга довольно быстро расковыряла устройство все теми же маникюрными ножницами. Катька жалась у нее за спиной.
– А что теперь? – спросила Катька с траурным сомнением, когда дверь удалось побороть.
– Теперь надо пробраться к входной двери. Забор здесь одно название, и бегом до шоссе, а там, что бог пошлет, – кратко изложила план побега Инга.
– Ну да, бегом, у меня же полусапожки лаковые на шпильке! Я не смогу!
– Надо будет, босиком добежишь! Глупая курица! – выругалась в сердцах Инга.
– А будешь обзываться, я с тобой не пойду!
– И не надо. Оставайся. Хочешь, я тебя обратно свяжу. Для правдоподобности. А что будет дальше, ты знаешь. Не знаешь? Догадайся!
Катька будто испугалась не на шутку опасностей побега. А возможно, восприняв Ингину угрозу всерьез, попыталась помириться, выбрав именно сейчас самый подходящий момент, но Инга велела ей заткнуться. Она слушала.
Ванная комната, где заперли подруг, занимала угол второго этажа этой роскошной и непонятно чьей дачи, голоса же шли снизу. Двое визгливо заискивающих и два с ярким кавказским акцентом. Инга прокралась к лестнице, осторожно выглянула сквозь перила.
– Дохлый номер, – сообщила она Катьке, вернувшись с неутешительной вестью. – Через первый этаж не выбраться. Пьют, гуляют.
– Может, подождем, пока упьются и уснут? – предложила Катька.
– Когда это будет? – с сомнением покачала головой Инга.
Оба брата Ислам и Измаил, ингушские гости, не похожи были на людей, которым хмель туманит головы, да и не придет ли им мысль подняться наверх и проведать товар?
– Надо выбираться через окно, – постановила Инга.
– Ты что, ты что! Высоко же! Мы ноги переломаем, – зашептала ей на ухо Катька.
– Не переломаем, там сугробы под домом!
– Давай хоть шубы заберем! Околеем же по дороге, – так Катька напомнила, что на улице зима.
Предложение ее было здравым, единственное за все время. Да и шубы жалко бы вышло оставлять. Может, на взгляд избалованной дамочки-миллионерши две короткие шубейки, одна из песца, другая из сомнительной черно-бурой лисы, и не являлись достойными внимания ценностями. Но для Инги и Кати те шубы были немалым состоянием. К тому же мороз на дворе стоял нешуточный. Хорошо еще, что лиса и песец лежали наверху в спальне хозяев, где девушкам поначалу гостеприимно предложили оставить верхнюю одежду. А вот с сумками, похоже, придется распрощаться навсегда. Но и сумку, итальянскую, кожаную, с модными золочеными замочками, Инге тоже было жаль. Что там оставалось? Слава богу, из документов ничего, кошелек с двумястами рублями – черт с ним – пудреница и духи «Нина Риччи», остальное так, дребедень. Ох, ключ от квартиры! Но и это не беда, была бы квартира, замок всегда можно сменить.
Свои меха девушкам удалось добыть без шума. Инга не постеснялась, прихватила с собой дорогую хозяйскую зажигалку, найденную на тумбочке. Хоть какая-то компенсация.
В открытое окно ударила начинающаяся метель. Погода явно портилась. Но Инга тут же подумала, что из-за ветра и снегопада поиск их сам собой затруднится и, значит, можно выиграть время, если их отсутствие сразу не обнаружат. Сперва она увесистым пинком под зад вытолкнула испугавшуюся высоты Катю, потом шагнула в пустоту сама. Ей было не привыкать, однажды она уже сражалась с пространством за окном, за которым жили отчаяние и смерть, а здесь только какие-то четыре метра на пути к спасению.
В сугроб прыгнули неудачно. Инга сильно ударилась грудью о смерзшийся до окаменения снег, а Катя напророчила, сломала лаковый каблук-шпильку. И теперь хромала на разных ногах к забору. Ограда в поселке между домами была скорее символической, хотя и красивой кирпичной кладки, но узор на стене, скользкий, с наледью, не давал зацепиться.
– Живо на четвереньки! Я потом тебя подтяну! – скомандовала Инга.
Катя послушалась. От страха она была сама не своя, неловко плюхнулась в снег на колени. Инга сделала все, как обещала, и вскоре обе девушки очутились по ту стороны ограды на проселочной, аккуратной улочке с тусклыми фонарями у каждых ворот.
– Стой смирно! Поверни щиколотку в бок. Вот так! – Инга с силой ударила собственным замшевым сапожком-«гномом» по оставшемуся Катькиному каблуку. Каблук тут же хрустнул у основания. – Отрывай его совсем.
– Ой, кошмар! – взвизгнула Катька, когда в ее руке очутилась вся шпилька с куском подметки. – Пропали пятьсот рублей. Ты – крыса!
– А ты дурища! Тебе мало что каблук, голову открутить надо! – злобно накинулась на нее Инга, чуть ли не с оплеухой. – Побежали скорей!
У Инги имелись все основания открутить глупую Катькину голову. Но чтобы объяснить причины столь суровой кары, необходимо вернуться на шаг назад и рассказать всю ситуацию с начала.
С тех пор как Инга рассталась с приютившими ее Анфисой Андреевной и Шимой Катлером, жизнь ее пошла по иному, совсем не одесскому сценарию. В столице все оказалось по-другому. Единого центра подпольной торговли, подобному знаменитой толкучке, в Москве не существовало, и вообще нецентрализованные, крупные столичные фарцовщики с трудом поддавались обнаружению и слыли фигурами не самыми уважаемыми. В Москве ценилось иное. Владельцы валюты и сертификатов Внешторга, причем легальные и высокопоставленные, приближенные к власти и прикрепленные к распределителям, выездные и знаменитые, богатые честно пожалованным от государства имуществом, партийные боссы, актеры, режиссеры, дипломаты, писатели, фирмачи из развитых стран, директора трестов и крупные министерские чиновники – вот кого уважала и кем восхищалась пестрая столица. И ко всему этому провинциалка из Одессы не имела никакого отношения. Шима Катлер был прав: единственное подходящее ей место – это Текстильный институт. У нее более не имелось ни дедушки-генерала, ни московской квартиры, да и когда они были, проку от них выходило немного. К тому же в прошлой своей жизни она никак не смогла узнать настоящую Москву, существуя в раз и навсегда определенной ей запертой клетке. Но тот, кто ищет, обычно находит. Пусть и не совсем то, что искал.
