Михаил Бочкарев - Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание
— А другим налить, — удивился Семирядцев, как и майор сонно зевая.
— Чево? — не сообразил сразу коллега, лицо которого стало от чего-то неприятным, — А-ааа… ща… — он налил остальным, пьяно елозя окулярами зрачков по Верочкиным коленкам. Она, видя это, попыталась отстраниться от похотливого сального взгляда и призывно посмотрела на Загробулько.
Тот, чувствуя совершенно необъяснимую сонливость, встряхнулся и заступился за богиню своих грез:
— Ты чего нажрался, Профонасенко? С одного стакана, как свинья!
Коллега поднял лиловое лицо и фонтанируя слюной осоловело прохрюкал:
— Сам ты свинья… Трехлитровая!
Загробулько, услышав унизительный эпитет, произнесенный в его адрес при Верочке, вскочил и хотел было со всего маху треснуть коллегу в нос, как вдруг увидел что у того, вместо намеченной мишени, вырос прямо на глазах свиной пятачок, из которого донеслось что-то булькающе-матершинное. Пыл майора сразу остыл и он с ужасом замер, указывая на Профонасенко дрожащим пальцем. Впрочем, указывать было необязательно, потому что вся компания и без подсказки майора также созерцала кошмарную рожу коллеги.
Верочка, вскрикнув, вскочила и выбежала из кабинета, оставив дверь нараспашку. Васильков, глаза которого от чего-то стали лучистыми и пронзительными, искренне рассмеялся и встав из-за стола и ни слова не говоря спокойно, вслед за сбежавшей практиканткой, вышел в коридор. А остальные участники пирушки, в том числе и майор, провалились в глубокий сон. Не уснул только превратившийся в свиномордого Профанасенко. Он спрыгнул со стула и на четвереньках шатаясь, выбежал в коридор, визгливо матерясь и хрюкая.
АНГЕЛ
Елисей отшатнулся бы, но в его положении это было никак невозможно. Он упирался в стену спиной, так плотно, будто хотел ее проломить. Жуткий оборотень с соколиной головой вдруг открыв крючковатый клюв скрипуче закаркал, и Елисей понял что это его смех.
— Да ведь ты же меня не узнаешь?
Елисей не в силах выдавить из себя ответ, замотал головой, подтверждая гипотезу птицеголового.
— Гор я, — снова улыбнулся тот, — сейчас, правда, для простоты общения зовусь Егор.
Птицеголовый, вдруг встряхнулся, как собака вылезшая из воды, и Нистратов увидел что он уже вовсе не человек-мутант, жертва радиации, а обыкновенный мужчина, лет тридцати — тридцати пяти, кавказкой внешности с ярко выраженными птичьими чертами лица.
— Тяжело тебе придется Носфературс, — посочувствовал Егор, — ты же сейчас обычный человек.
— Да, — подтвердил лысый в пиджаке, — это проблема…
— Я… мне… мне сказали… — начал дрожащим голосом Елисей.
— Ты, друг дорогой, сейчас успокоится должен, и выслушать, что тебе давнишние товарищи скажут, а потом уже заикаться будешь, — произнес наставительным басом стоящий позади Гора, толстяк с шестью руками.
Нистратов, ничего не понимая, кивнул и немного успокоился, осознав, что убивать его пока никто не собирается. Не понимал он только одного, почему эти странные личности являются его давнишними друзьями. Он нервно заметался взглядом, будто выискивая кого-то знакомого в толпе, но натыкался только на невообразимые физиономии с интересом его рассматривающие. И тут ему вспомнился недавний сон, где так же происходило какое-то странное собрание, и где он улизнул с него через люк в полу, встретившись с постоянным персонажем своих сновидений ИниПи Форгезо. Что-то внутри подсказало ему возможную связь между сюрреалистическими его сновидениями и происходящим сейчас. Нистратов собрался, совсем почти перестал дрожать и тихо спросил:
— А ИниПи? Форгезо? Вы его случаем не знаете?
Гор, снова, хоть и выглядел теперь человеком, улыбнулся треугольно и, положив Елисею на плечо руку, ответил:
— Ну вот! Молодец! Значит, не все забыл.
Нистратов будто знал, что ответ будет таким.
— А кто он? — нетерпеливо выпалил Елисей.
— Он твой Альтерфлюаристент.
— Кто? — брови исследователя кургана полезли на лоб, как две испуганные кошки.
— Проще говоря — твое Альтер-эго, Альтерстент — помощник в нематериальной сфере.
Нистратов ничего не понял, но зато удостоверился в своих давних подозрениях, что сны его несут гораздо большее, чем пустую бессмыслицу, полную абстрактных образов и необъяснимых понятий.
— Так значит крылья и «кирпич сознания» у тебя здесь? — спросил лысый, показывая на сумку.
— Крылья там, — закивал Нистратов, — а что значит кирпич сознания?
— После объясню, — лысый оратор взял сумку и кивнул Елисею, приказывая следовать за ним. Существа вновь расступились, образовав проход, по которому и двинулся облаченный в малиновый пиджак. Сзади его голова, выглядывающая из красного воротника, напоминала матовую запыленную лампочку. Елисей несмело последовал за ним. Они дошли до трибуны, сопровождаемые взглядами всех собравшихся, и свернули влево, где Елисей увидел проход, ведущий в темное помещение. Помещение было небольшим. У стены стоял источающий неяркий свет столик и два кресла по его бокам. Лысый поставил сумку на стол и сел в кресло с плохо скрываемым блаженством. Елисей присел в другое, и опасливо огляделся. Комната оказалась ничем не примечательной, впрочем из-за полумрака толком разобрать ничего было нельзя. Но зато провожатого своего Нистратов видел отчетливо.
— Итак, начнем с того, — заговорил лысый, глядя Елисею в глаза, — что ты вовсе не тот человек, которым себя мнишь. По существу ты и не человек…
Елисей вздрогнул и у него, на секунду закружилась голова.
— … но в силу некоторых обстоятельств этого не помнишь, — он сказал это с интонацией, в которой Нистратов ощутил упрек, — впрочем, это был твой личный выбор, — собеседник Елисея задумался, — и мы не в силах тебя винить, тем более винить тебя сейчас, когда ты стал обыкновенным смертным.
— Вы извините…
— Метатрон, — представился лысый в пиджаке, — а тебя, если ты еще не понял, по-настоящему зовут Носфературс…
— Носфературс? А кто такой старик с хвостом? — чуть не выкрикнул Елисей, чувствуя, что теперь ему все объяснят популярно.
— Полковник Фэб? Тот, что направил тебя?
— Да!
— Он посредник, сейчас исполняет роль нашего агента на земле. В связи с событиями последних дней ему было поручено найти тебя. А вообще до этого полковник Фэб числился божеством — олицетворением похоти, зависти и корысти, а так же заведовал отделом половых извращений.
Нистратов — Носфературс, отчего-то покраснел и снова ничего не понял.
— Но он ведь не дьявол? Правда?
Тут Метатрон посмотрел на Елисея глазами человека объясняющего принцип термодинамики червяку. Не удержавшись, он рассмеялся искренне и даже как-то надменно, от чего Елисею почему-то стало стыдно. Он отвернулся от трясущегося на кресле лысого насмешника и погрустнел.
— Ты ведь, наверное, боишься дьявола, — сквозь слезы прозвенел как треснутый колокол Метатрон, — как и все люди?
Нистратов не ответил. Выглядел он крайне обиженным, как ребенок не получивший заслуженную сладость. Выпучив губы Елисей, застывшими глазами созерцал пол.
— Извини, — успокоился Метатрон, — просто у нас с тобой в чем-то схожие судьбы, в точности до наоборот. Ты сначала был ангелом, а потом стал человеком, а я как раз раньше был человеком, а стал…
— Ангелом? Я был ангелом?
— Был, — кивнул Метатрон.
— Как такое может быть? Я в церкви-то, может, всего два раза в жизни был…
— А при чем тут церковь? Ты себя, с какого возраста помнишь?
— Я… — Нистратов задумался, — я в аварию в детстве попал…
— Так-так… в аварию значит? В горах да? Автобус разбился, все погибли, а ты один остался и память потерял?
— Откуда вы знаете?
— И шрамы у тебя на спине из-за аварии, наверное?
Елисея бросило в жар. У него и правда после аварии в которой погибли его родители, а сам он еле выжил, остались два страшных шрама вдоль позвоночника.
— А как ты думаешь, чьи это крылья в сумке?
Елисей посмотрел на лежащую мешком сумку, вспомнил, как впервые открыл ее, как ощутил зыбкое воспоминание чего-то неуловимого, вспомнил свои шрамы, которые с некоторым отвращением, разглядывал порой в ванной, выгибая шею словно лебедь, выклевывающий паразитов, и в голове у него вдруг все сложилось.
— «Крылья-то мои!» — понял он напугано и растерянно.
— Твои! — подтвердил Метатрон. Он встал с кресла, вышел в центр полутемной комнаты и вдруг изменился невероятным образом. Перед Елисеем, теперь стояло существо, сияющее как утреннее солнце. Оно было огромным, но непонятным образом умещалось в помещении. Ровно тридцать шесть, белоснежных крыльев выплескивалось из-за его спины, тело его сияло пламенем небесного огня, он него летели молнии и штормы, кружась вихрями искр. И смотрело это божественное создание на ошеломленного Елисея, множеством сияющих таинственными звездами глаз.
