Игорь Чубаха - Злаки Зодиака, или Ижица-файлы
Богдухану стало очень больно. И вздулись жилы на шее Богдухана, чуть не порвав царапающую золотую цепку, и солнцезащитные очки полезли на лоб. И взвыл от боли Богдухан что было мочи. А Валерий, подкатив поближе гремящий, будто лязгающий зубами, сервировочный столик, собрал свиную печень из конфетницы в горсть и залепил открывшийся в крике вражий рот.
– Пошла последняя минута, – тревожно сообщил и не подумавший убрать ботинок «Мак-Грегор» с закомпостировавшего вражью руку ящика Храпунов, сверившись с таймером. – Сиди тихо и не рыпайся. Ты не имеешь право на один звонок адвокату, ты не имеешь права молчать на допросах, ты не имеешь прав по жизни, пугало магнетическое!
– Ты сможешь покинуть это тело, только когда мы позволим. А позволим мы тебе убраться восвояси, только когда ответишь на вопросы. Если согласен – мигни два с половиной раза, – задушевно прошептал на ухо врагу Валерий.
Вопреки традиции никто из парочки не хотел играть доброго следователя, оба были очень злы. По щеке пленника скатилась скупая, словно налоговая декларация, слеза. Тем не менее, он моргнул дважды обоими глазами и один раз правым. Максим позволил себе оглянуться. Кабинет, как кабинет. Красное дерево, кожа и бархат – дурной вкус, но нас не касается. А вот за расставленные в серванте подкрашенные фото икон Богоматери с возложенными дешевыми пыльными пластмассовыми цветочками не будет понтифику пощады. Потому что у фотопортретов вместо очей зияли выжженные окурками дыры.
– Итак, – налегая ногой на ящик, чтобы, не дай Бог, рука не освободилась, недобро улыбнулся Максим, – Ответь нам, грязный шайтанщик, какой паломник тебе заказал скупить всю приворотную траву? Или ты ее покупал для себя? Зачем тебе, пугало магнетическое, три тонны душистых Злаков Зодиака.
– Ты что, дурак? – крепко прижимая ко рту пленника печень, Валера свободной рукой покрутил у виска, – Как он тебе ответит? Я ему не дам пасть открыть! Достаточно промычать одно маленькое заклинание, и душа Богдухана вернется в первородное тело. А мы будем иметь дело с ни во что не врубающимся директором клуба.
– А он пусть напишет красивым почерком, – продолжая налегать ногой на ящик, Максим вытащил манерную авторучку из помпезного прибора на столе и бросил перед Богдуханом, – Левой рукой!
По щеке пленника скатилась вторая слеза, он подобрал ручку и кое-как нацарапал на листе рядом с кляксой капнувшей свиной сыворотки: «Вы – смертники!».
– Чистописание хромает. Оценка «два»! – обиделся весь такой из себя в светло-бежевом приталенном пиджаке Максим и пуще налег ногой на ящик. Вспомнив обязанности, сверился с секундомером и посуровел, – Минус пять секунд!
– Показываю! – в свою очередь обиделся и Валера, и впрессовал свиную печень поглубже. Подальше в глотку, поближе к желудку.
И только тогда на бумаге появилось еле разборчивое: «Губернаторские выборы».
– Значит, ты, грязный шайтанщик, чистосердечно и по доброй воле сообщаешь следствию, что приворотное зелье заказал один из кандидатов? Чтобы завоевать любовь избирателей?
Грязный шайтанщик дважды моргнул обоими глазами и один раз правым, от этого усилия очки сползли со лба на обычное место. Валера поморщился недоверчиво:
– Интересно, а как заставить избирателей выпить зелье? На халявных проставах что ли?
Пониже «Губернаторских выборов» на листе бумаги появилась закорючка, не без труда расшифровываемая, как «Водоканал».
– Ух ты! – разгладил чистой рукой Валера жидкие усики, – Дешево и сердито! – наверное, идея поразила его настолько, что он расслабился.
– Побожись на портрете Гребахи Чучина, что в ауре не плодишь нежить! – потребовал весь такой из себя в муаровом галстуке, но недоверчивый Максим.
А Богдухан вдруг резво сжал челюсти и тряхнул головой. Раз, и вместо одного куска мяса стало два. И проглотил грязный шайтанщик Богдухан оставшуюся во рту отчлененную порцию сырой свиной печени. И успел таки увернуться от добавки и каркнуть трехэтажную магическую тарабарщину.
– Мы теряем его! – удрученно крикнул Максим, видя как солнцезащитные очки на физиономии пленника постепенно приобретают прозрачность, будто тает за стеклами мгла. Сверился с секундомером и добавил без восторга, – Минус минута сорок пять...
Well, I've learned my lesson and now I knowThe sun may shine and the winds may blow.The women may come and the women may go,But before I say I love you so…
Как он мог?! – безвольно опустил горсть оставшейся печени Валера, – Ведь это – свинина, а он – мусульманин!
– Мы теряем его! – осторожно убрал ногу с ящика стола Максим, выдвинул ящик, мимо чужой руки ухватил покоящийся там наган и снова задвинул. И попятился, – Минус минута пятьдесят!
– Сам пообещал таксеру за каждую минуту стольник, сам и выпутывайся! – нашел каплю радости в чаше печали Валера и шмякнул печенку на исписанный лист, чтоб не оставлять следов.
– Отпечатки пальцев с потрохов сотри, – по инерции подначил исаявец.
А бывший пленник затряс головой, приходя в себя-мирского, очки соскользнули с потного носа и брякнулись на стол. Выражение лица неуловимо изменилось. И дальше теми же глазами на гостей глянул совершенно другой человек. Круглолицый, средних лет, упитанный, но не жирный, и способный за себя постоять, но совершенно другой!
– Алло, пацаны, вы, что тут забыли? – был первый вопрос этого человека. А ведь он еще не осознал, что кисть его правой руки расплющена ящиком стола и, может быть, там перелом. И что проглоченная сырая свинина грозит ему массой удовольствий от расстройства желудка до гепатита.
– Показываю! – сказал Максим, истово перекрестился и первым бросился драпать из клуба.
Money, honey.Money, honey.Money, honey,If you want to get along with me.
Ветер швырнул в лицо листья, будто кипу предвыборных листовок.
* * *«Время, как реальность, не существует, это обычная человеческая фикция, одна из любимейших. Здесь и сейчас – разве это время? Времени нет, есть только наши эманации вокруг химеры под названием „время“. Впрочем, и самих нас тоже нет. А восьмичасовой рабочий день – абсурд не меньший, чем людские представления, сколько человеку жить на белом свете отмерено: сорок лет, девяносто? Поскольку нет времени, как нет и самой личности, эти восприятия, эти САМОСТОЯТЕЛЬНО ЖИВЫЕ восприятия, которые у нас привыкли называть сознанием, существуют именно столько безвременья, сколько им интересно. Независимо, положительным или отрицательным будут результаты проявления интереса. Впрочем, на самом деле нет и никаких результатов. Есть всеобщее ничто, в котором вращаются иллюзии», – пытался отвлечься от безрадостных пасьянсовых прогнозов Перов.
Дежурящий в эту ночь за оперативным пультом Эдик Перов, мягко говоря, на работе не горел. В который раз, забывшись, словно услышав пение птицы Алконст, он раскладывал карточную колоду. Загадывая сестру Ларису и как даму треф, и как даму червей, и даже как пиковую девятку. А все выпадала ему, яхонтовому, дальняя дорога и пустые хлопоты. Ах, маленькая упряменькая сестра Лариса! Миниатюрная, словно фарфоровая статуэтка... не хочешь ты помогать святому делу.
На стене дежурки в ряд висели фотороботы гнусных клыкастых харь с обязательными грифами «Разыскивается». На столе сбоку стакан с недопитым чаем не давал захлопнуться «Журналу дежурств». А за спиной Эдика на вертикальной, подсвеченной изнутри карте города все крепче наливалась алым соком пульсирующая точка.
Наконец экстрасенсорные способности Эдика взяли верх, и Эдик оглянулся, будто почувствовавшая взгляд ужа лягушка.
У Эдика вспотело под ногтями. Как именно он выматерился, приводить не будем. Но тут же была нажата соответствующая кнопка.
И в помещении отдыха дежурной смены противно завыла сирена. В мигающем свете упакованных проволокой синих ламп под душераздирающий скрип панцирных сеток синие бойцы взлетели, шелестя отбрасываемыми синими одеялами и синими простынями. Кто-то метко шлепнул по выключателю, и очнувшиеся лампы уже дневного света наградили натягивающих форменные шаровары бойцов естественным цветом. Зашнуровывающие черные высокие ботинки бойцы стали красными с спросонья, смятые одеяла – зелеными, досчатый пол – коричневым.
А по громкой связи из дежурки Перов диктовал условия боевой задачи:
– В районе дома номер четыре по улице Верейского зафиксирован всплеск напряжения психокинетического поля! Шесть балов по шкале Бахтина! Дежурная группа – на выход! Уровень угрозы – «Пятница тринадцатое»!.. – взор Перова был тверд, как больная печень.
Эдика впопыхах заклинило вырубить громкую связь, и застегивающие пуговицы бойцы далее слышали, как Перов отзвонился Дине Матиевне и еще трем высшим офицерам Петербургского департамента ИСАЯ.
Далее Перов прокричал грубое богохульство, поскольку в запарке смахнул с края стола изъятый у коммивояжера объектив, и тот украсился витиеватой трещиной. А когда бойцы ринулись в оружейную комнату облачаться по последнему крепкому слову науки и техники, компьютер выдал на-гора следующий блок информации. И надтреснутым голосом Эдика Перова громкая связь доложила бойцам, что:
