Лаура Дейв - Лондон – лучший город Америки

Я смутно припомнила какую-то ситуацию, где Джастин стоял со мной на крыльце, но я не была уверена, что ситуация именно та или что это не плод моего воображения.

– Не помнишь? В школе у нас было правило, если хочешь войти в класс, нужно выполнить желание. В тот день ведущим был Питер Питерсон. Он сказал, чтобы ты меня поцеловала, но ты заявила, что скорее отбудешь два урока физкультуры у миссис Галахер, чем поцелуешь меня. В щеку.

Я не знала, о чем он. Вспомнился только Питер Питерсон в футболке «Нью-Йорк Джетс». Он не пускал меня в класс и что-то кричал.

– А что стало с Питером Питерсоном?

– Говорят, в тюрьму угодил.

– Извини, что я отказалась тебя поцеловать. Хочешь, поцелую сейчас?

– Ну конечно, как раз когда мне больше не хочется.

– Ну, тогда я не знаю. Видно, я не умею исправлять прошлые ошибки.

– А ты научись, – прошептал он мне на ухо.

В «Севен-Илевен» я первым делом пошла к автомату. Пока я набирала фруктовый лед, Джастин успел взять чипсов, две пачки сигарет, огромный пакет жевательных конфет и четыре банки виноградной газировки. Вдруг у него зазвонил телефон.

– Чикаго? – спросила я.

– Да, Чикаго, – констатировал он, вываливая все на стойку. – Справишься сама?

– Само собой, – ответила я с широкой улыбкой. – Встретимся в машине.

– Точно? – пробормотал он на ходу, уже отвечая на звонок, и вышел из магазина.

Я наполнила второй стакан и закрыла крышкой, прикидывая, как донести наши трофеи до кассы. Можно было сделать две ходки, но это было бы слишком просто.

Зажав сигареты подмышками и удерживая банки газировки и упаковку конфет в одной руке, а фруктовый лед и чипсы – в другой, я уже было направилась к кассе, как вдруг увидела его.

Я не поверила своим глазам. У кассы стоял Мэтт. И его футболка была снова испачкана краской. Он выбирал сигареты и еще не заметил меня. Я была похожа на чучело или робота, или новогоднюю елку, или и то, и другое, и третье.

– О боже, – вырвалось у меня. Долю секунды я надеялась, что ничего не сказала, и даже начала искать пути к отступлению. Прятаться пришлось бы под стойкой, но Мэтт, видно, услышал или что-то почувствовал и посмотрел прямо на меня.

Некоторое время он просто стоял и смотрел. Он не изменился: светлые глаза, смуглая кожа, осиная талия. Волосы по-прежнему ниспадали каскадом, как у воротил бизнеса или автогонщиков Наскар. Когда-то я обожала его завитки у висков…

Я подумала, что следует поздороваться первой, но так и осталась стоять с покупками в руках и подмышками.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – повторила я, копируя интонацию, как будто это что-то могло дать.

Он повернулся к кассирше, забрал мелочь, положил сигареты в карман. Я знала, он не станет устраивать сцен, говорить гадости. Я была уверена, что он просто уйдет как ни в чем не бывало, как будто мы не знакомы. Но Мэтт подошел ко мне и осторожно освободил от покупок.

– Ты опять куришь?

– Только сегодня. Обычно я не курю, – заверила я, убедительно мотая головой.

Кажется, Мэтт не поверил. Он всегда был против того, чтобы я курила, хотя сам курил. Он не хотел, чтобы я портила себе здоровье. Так он проявлял обо мне заботу, хотя в итоге причинил зло гораздо большее.

Я прокашлялась и продолжила заверения:

– Я больше не курю, так много не курю… вот что я имела в виду.

Мэтт кивнул.

– Я видел сегодня Мерил.

– Знаю.

– Она сказала тебе?

– Да.

У кассы он сложил продукты на ленту, позвал кассиршу и достал кошелек, словно мы пришли за покупками вместе и уйдем вместе. Кассирша протянула ему сдачу и пакет с едой, мне – поднос с напитками. На улице мы остановились. Я изо всех сил сдерживала слезы, умоляя себя успокоиться, иначе слезам не будет конца.

– Разве у вас не сегодня предсвадебный прием? – спросил Мэтт.

– Сегодня.

– Понятно. Тебе нужно вернуться?

– А ты хочешь, чтобы я вернулась?

– Что?

Я закрыла глаза, чтобы слезы не брызнули. Я не хотела просить его, тем более об этом, но мне и не пришлось. Мэтт нежно коснулся моей щеки, сначала тыльной стороной, потом подушечками пальцев.

– Останься, – сказал он.

Когда я ушла от Мэтта, мне еще несколько недель снился сон, что он сидит в кофейне, которая находится неподалеку от дома его родителей в Мэне. Во сне он просто сидел у стойки и пил кофе. Больше ничего не происходило. К Мэтту не обращались знакомые, кофе не проливался. Со временем я поняла: мне это снилось потому, что я хотела побыть с Мэттом подольше.

Этот сон мне вспомнился на выходе из «Севен-Илевен». Было ощущение, что сон происходит на самом деле, а все остальное снится. Внезапно реальность подернулась дымкой, я видела лишь силуэты. Будто во сне или под алкогольными парами, я сходила к машине Джастина, что-то сказала, пообещала перезвонить и вернулась к Мэтту.

Все в том же одурманенном состоянии я пошла за Мэттом к скамейке у вокзала. Вокруг были кусты и деревья, шумел водопад; казалось, мы в гуще леса. Улицы, дома, реальность исчезли.

Разговор поначалу не клеился, мне не хотелось ляпнуть что-то не то. Например, почему я ушла. Я боялась, что он встанет и уйдет. Может, я это заслужила… Говорить о том, что было после, тоже не хотелось. Что бы он подумал, если бы узнал, что я все еще в Наррагансетте? Он мог бы понять все превратно или, что хуже, обо всем догадаться.

– А я снова играю в хоккей, – сказал Мэтт. – В Катоне. У нас крытое поле, играем по субботам в девять утра. Вратарем у нас женщина. Зовут ее Бетти Лу, ей семьдесят три.

– И как она?

– Да она любому надерет задницу.

– Ты сочиняешь, – покачала я головой.

– Клянусь честью бойскаута, – торжественно заявил он.

– А почему ты приехал домой на эти выходные? На день рождения Бетти Лу?

– Точно. А еще нужно было помочь родителям с переездом. Теперь они будут жить в Мэне постоянно. Им там больше нравится. Вот… Я помог покрасить дом, упаковал свои вещи; то, что останется и мой «додж» они продадут.

Я изумленно смотрела на него. Мэтт закурил и предложил мне. Я отказалась, и он кивнул. Он курил как-то нервно, выпуская дым углом рта, он всегда так делал, когда собирался сказать что-то неприятное. Странно, что я все равно удивилась, когда он произнес:

– Я тоже уезжаю. Есть одно предложение… В Париже.

– В Париже, который во Франции?

– Да, который во Франции.

Я отвернулась. В темноте внизу слышался шум воды. Невероятно. Любой другой город – и я бы не почувствовала всего того, что всколыхнулось во мне теперь. Сразу вспомнилось, как мы гуляли тогда по Парижу. И как не поехали во второй раз. Я закашлялась. Мэтт ненавидел Париж. Ему там, как минимум, не нравилось. Уж в этом я была уверена, поэтому так легко догадалась об остальном. Переезд в Париж произошел не по инициативе Мэтта, кто-то решил за него.

– И зачем она едет в Париж? Твоя девушка?

– Моя девушка?

Интересно, кто советовал не задавать вопросы, на которые не хочешь узнать ответы? Тоже Джош? Опять я его не послушала.

– Да.

Мэтт улыбнулся.

– Моя бывшая девушка, Лили. Ее только что перевели в парижский офис их компании. Она работает налоговым консультантом.

Мэтт не стал договаривать, и я додумала остальное сама: он устроится в маленькую архитектурную фирму, работа будет классная и ненапряжная, он давно заслужил такую. Он полюбит город и когда-нибудь признается, что сначала не понимал прелести Парижа, но теперь обожает сидеть в уличных кафе и не пропускает ни одной выставки. А однажды, бродя по незнакомым переулкам у Елисейских полей, он наткнулся во дворах на капеллу. Это было такое чудо, и главное, там как раз в полночь по вторникам играли симфонии, и на передних рядах всегда оставались свободные места.

Мэтт затоптал окурок и кашлянул. Я не сводила глаз с окурка. Мэтт буквально втоптал его в грязь.

– Но я еду туда не из-за нее, а из-за сына, – продолжил Мэтт, и мне показалось, что я ослышалась.

– Что?

Он кивнул.

– Даже не знаю, что сказать, – прошептала я. В полной прострации я прикинула, сколько лет может быть их ребенку. Два, если Мэтт начал встречаться с Лили сразу после меня. У Мэтта сын, которому около двух лет! – А есть фотография?

Мэтт похлопал по футболке, карманам.

– Не с собой, – сказал он.

Я представила славного малыша: глаза и смуглая кожа – в Мэтта, нос, подбородок и длинные пальцы – в кого-то еще. Губы тоже.

– Его зовут Натаниэль.

– В честь твоего… дедушки?

– Нет, ее отца. Его тоже звали Натаниэль. Он умер незадолго до рождения Нэта, в прошлом году.

Я прижала руку к груди. Сердце так колотилось, что я боялась задохнуться. Мэтт стал отцом. За эти три года он стал отцом. Я представила, как он гуляет в парке с коляской, меняет памперсы, качает кроватку. Он нужен этому маленькому человечку, и я знала, что Мэтт делает для него все, что может.