Марина Ильина - Расчет только наличными, или страсть по наследству
— Машина у Иллариона — серая «ауди», у Дениса — зеленый «мерседес», у сбившего Олю — синий «форд». Мотивы пока не известны. Сегодня вечером: сначала попытка покушения на Машу, или видимость попытки, и через час, примерно, покушение на Олю. Вопрос: есть ли связь? Мой ответ: есть. Ответьте мне, что объединяет Олю и тебя, Маша?
— Гришка Вольский, а еще — я, наверное, ой, точно я. — Тоня заерзала в кресле и нервно сглотнула. — Я, потому что я их познакомила… Ну а Гришка, потому что Маша его ищет, а Оля — его прямая подчиненная и восхищенная.
— Восхищенная? — осторожно переспросил Печкин.
— Ну да. Оля его обожает, в смысле уважает и ценит как начальника и друга, — пыталась объяснить Тоня, — тут не флирт, секс или любовь, а дружба.
— Да. Я могу подтвердить. Только с таким человеком, как Вольский, возможны такие отношения, хотя в это и трудно поверить, — хмуро согласилась Марья.
— Ладно, допустим, дружба, — поморщился Печкин. — Тоню вряд ли можно рассматривать как общее звено, она не была на совместных вечеринках и даже не знакома с Илларионом, Денисом и Гришей. Правильно?
— Да, я исключительное уникальное звено, — гордо заявила Тоня.
— Получается, что остается только Гришка. Он — как нечто общее между Марией и Ольгой. — Печкин смачно глотнул кофе и потер живот. Желудок жгло немилосердно.
— Мне вот все-таки одно неясно, — загудела Александрова.
— Что тебе одно неясно, солнце мое гундосое? — засмеялась Машка. Она отлично знала, что сейчас Тонька начнет голосить на отвлеченную тему. В глазах Александровой горел огонь нетерпения. Ее распирали идеи.
— Мне неясно, почему у нас в России богатые люди, ну скажем, люди с состоянием, насчитывающим несколько миллионов «зеленью», не эмигрируют на Запад. Почему? Они что, тупые и не понимают, насколько здесь опасно и нестабильно, они что, не понимают, где живут? Или они уже не в состоянии отказаться от своего бизнеса, то есть от дальнейшего накопления и вложения капитала, и остановиться не могут?
— Я с тобой не согласен, Тоня. Таким людям на Западе скучно. А здесь у них бизнес, страна, язык, а главное, обширные возможности, огромный рынок, и все родное, — Печкин печально воззрился на Александрову.
— Вот и славно, что не согласен, но я еще не закончила. Рынок огромный, это правда. Но жизнь и безопасность себя и своих близких важнее ведь? Не так ли? Как они, эти по-своему умные, практичные, головастые бизнесмены, не видят очевидного? Здесь жить и работать невозможно. Ведь правила постоянно меняются. И чего там в башке у первых лиц государства — большой вопрос. Вдруг они придут к очередному гениальному решению, и отменят даже эту нашу российскую псевдодемократию? Всех пересажают и перестреляют. Чай не впервой.
По-моему, самые умные господа уже эмигрировали легально или нелегально. А те, кто остался, это доверчивые капиталисты. Вероятно, не только доверчивые, но и жадные. Они верят, что могут договориться с властью или даже купить власть, и их не тронут. Какое глубокое и горькое заблуждение. Вот к чему приводит капитализация общества. Люди становятся доверчивее, и обмануть их все проще и проще.
Александрова негодовала. Ей казалось, что все эти идеи так очевидны, что не согласиться с ней может только недалекий человек.
А Машке было не до политики.
— Не нагнетай, Тонь. Толь, не слушай ее. Лучше освети нам сложившуюся ситуацию.
— Хорошо, и продолжим о покушении на Машу. Кто врал, Денис или Илларион, неясно. Если врал Денис, то только для того, чтобы обратить внимание Марии на себя как на ее спасителя, чтобы проще было потом соблазнить. Если врал Илларион, то он хотел то ли убить тебя, то ли отключить. Вопрос: зачем?
— Боже мой, да все из-за Гришки, конечно, — закричала в волнении Тоня, — Машка его ищет, задает вопросы, а Оля ей помогает.
— Ты тоже помогаешь, — язвительно заметила Сергеева. — Что-то на тебя не покушается никто.
— А я знаю, почему. Я не фланирую по ресторанам и вопросов не задаю, — парировала Тоня, — точно, вот и ответ.
— Ты — попугай. — Сергеева откинулась на спинку кресла и ткнула пальцем в подругу. — Толя уже изложил нам свою концепцию, верно?
Машка одобрительно взглянула на Печкина и состроила серьезную мину.
— И что? — удивилась Антонина. — Как ловить злодея, если он один или, не приведи бог, их много? Мало того, получается, что цели своей этот гад не добился и Машку с Олей он будет добивать, если, конечно, цель нападений заключалась не в том, чтобы запугать и утихомирить двух неугомонных девушек, — обратилась она к Печкину.
— Но-но, потише, сбавь обороты, — занервничала Марья.
— Может, нет, а может, и да. Цель могла состоять в том, чтобы запугать их обеих. Если цель другая, то, конечно, он не остановится. Из этого вывод: ты — Мария — сидишь дома, с вопросами никуда не ходишь и ведешь себя осторожно, а к Ольге я приставлю охрану. Маш, ты меня поняла, это приказ.
— Ладно, постараюсь — неохотно смирилась Машка. «Захочу — посижу дома, а вообще посмотрим», — подумала Сергеева.
— Я займусь «фордом», Денисом и Илларионом. — Печкин покосился на часы. — Все, леди, пора по домам. Обменяемся телефонами и поедем.
— А почему ты говоришь «он»? — спросила Тоня.
— Такое у меня складывается впечатление, вряд ли это «она», — туманно ответил Печкин и встал.
Компания дружно поднялась из-за стола и направилась к выходу. Было уже очень поздно.
День начинался чудесно. Тихое солнце, бледное небо и приятное тепло. Мария завтракала. Она обожала слоеные булочки. Особенно булочки, намазанные сверху маслом и покрытые куском вареной колбасы, а сверху — еще сыром. С утра аппетит у Машки был отменный. Она могла проглотить три такие вкусные булочки, запивая их свежесваренным кофе с молоком, а затем перейти к сладкому, состоявшему из плитки горького шоколада, джема и мороженого.
За прошедшую ночь в голове у Машки не то чтобы прояснилось, а совсем наоборот. Не помог и плотный завтрак.
«Поесть — поела. А дальше что? Из дома выходить нельзя. А что же можно? Телевизор смотреть — скучно.
Новости, как правило, были мрачные. Где-то что-то взорвалось, где-то что-то ужасное вытекло и грозило все затопить, где эпидемия, где землетрясение или наводнение, и везде взрывают и убивают.
Особенно удручающее впечатление производила подборка информации из Европы и Америки. Отечественные журналисты с нескрываемым злорадством комментировали международные новости.
Смачно, с особым садистским акцентом на человеческих потерях и глупостях тамошних вождей вещает отечественное телевидение.
Установка, что ль, у них такая?
Создается впечатление, что именно там, за бугром, и происходят самые натуральные кошмары. Там, на Западе, в режиме демократии творятся катастрофы и черные беззакония.
Братцы-господа. Кто ж спорит. Конечно, им до идеала далеко. Особенно если они и дальше будут так неосторожно обращаться со свободой вероисповедания и раздачей ПМЖ.
Но надо признаться, что социальное обустройство на Западе все-таки гораздо симпатичнее нашего родного. Раз так в тысячу симпатичнее.
Зато у нас все как всегда. Никогда не было нормального строя. Все с вывертом. Проклятие, что ли, над нами какое?
Странные цари, безумные диктаторы, социализм с концлагерями. А теперь на дворе новая особенная русская форма капитализма. Когда ж мы закончим экспериментировать над собой?
Эй, там, в телевизоре! Ау! Имейте совесть, граждане, народ в курсе.
У нас тоже неспокойно. Взрывы, взрывы. В домах, в метро, в автобусах, в аквапарках, торговых и театральных центрах. Людей уничтожают.
А мы привыкаем. И прощаем. Забываем?
И вся эта милая, кроткая и нескучная «красота» исходит из основного источника информации, из телевизора. Не дают нам совсем уж расслабиться. Пугают. И пугают постоянно. Ничего из ряда вон выходящего. Но будьте настороже. Вдруг власть переменится? Вдруг правые победят?
Вот тогда покажут они нам небо в квадратиках. Милые, милые левые. Как были коммунистами, так ими и остались. Как были у руля, так и остались. И это, граждане, настоящая трагедия.
Нет у них уверенности в завтрашнем дне. Зато сегодня есть. Есть уверенность и власть. Вот где собака зарыта. Но как раз про это журналисты помалкивают.
Свобода слова. Была. Была или померещилась?
Зато наша Родина обладает несомненным и неоспоримым достоинством. Никому не удается прожить жизнь в скуке. Скучно у нас не получается. Весело у нас до колик и спазмов. Катаклизмы. Внутренние справедливые (с точки зрения официальных властей, разумеется) войны. Постреливают. Взрывают. Могут дефолт объявить. Так, на всякий случай, чтоб не сильно расслаблялись.
Народ безмолвствует и в целом одобряет власть, судя по официальным статистическим данным. Пока. Мы сплочены и непобедимы. Пока.
