Игорь Ушаков - Семейная сага
Нет, я просто не верю своим глазам:
МАМА Я ОБМАНУЛА ИЛЬЯ НЕ МУЖ ТЧК ОСТАЛАСЬ ОДНА ВЫРУЧАЙ ТЧК АДРЕС ЛЕНИНГРАД ШЕСТАЯ ЛИНИЯ ВАСИЛЬЕВСКОГО ДОМ 14 КВ 27 ТЧК КАТЯ
Что же мне-то делать? Послать денег на дорогу? А вдруг она уже в положении? Поехать самой? А чем я ей там помогу? Господи, и позор-то какой! Но тем не менее, надо выручать свое дитя неразумное… Что делать? Что же делать?..
Ну, конечно, конечно же! Нужно Мишу Макарова спросить, они ведь дружили, может, он что-нибудь придумает! У него голова светлая, чай, и совет даст толковый, я-то совсем голову потеряла…
Пойду, пойду к Макаровым немедля же!..
Михаил. 1931, 19 марта
Сегодня вечером к нам пришла Катина мама, вся
заплаканная, голос опять почти пропал, а ведь начала было совсем нормально говорить, только петь не могла.
Рассказала про страшную Катину судьбу… Это я, я во всем виноват! Я отвернулся от нее, я ее не уберег от несчастья…
Оказывается, она еще месяц назад сбежала из дома с каким-то здешним негодяем в Ленинград, где тот ее бросил одну, без средств к существованию, безо всего.
Как я виноват перед ней! А теперь еще вдрызг запутался с Наташей… Наташа такая хорошая, мне так не хочется делать ей больно. А ведь получается, что я ничем не лучше этого Катиного совратителя! Ворочается, ворочается во мне подленькая мыслишка, что это, мол, Наташа сама меня вовлекла в наши отношения! Но У меня же есть своя голова на плечах! В таких делах ответственность всегда лежит на мужчине. Я чувствую, что Наташа во мне души не чает, я вижу, какой она добрый, искренний человек! А я — подлец…
Но что же делать? Ведь Катю надо спасать! Наташа — сильная, она выживет. А Катя — погибнет. Наташа дома, с родителями. Да и найдет она другого, лучше меня. А Катя сейчас нуждается в моей помощи, в моей поддержке. Ее надо спасать!
Я поеду в Ленинград. Я найду там работу, я буду поддерживать Катю и помогать ей. Пусть она пойдет учиться, придет в себя, опять обретет силы. Я тоже пойду учиться. Может, так и случилось, как я когда-то глупо мечтал, чтобы с Катей случилось несчастье и я оказался единственным в мире, кто ее спасает. Я должен завтра же ехать в Ленинград. Я успокою Катю, я сделаю все, что могу. А потом мы поженимся и заживем нормальной счастливой жизнью. А без нее мне все равно не жизнь!
Завтра же я еду в Ленинград. Покупаю билеты и еду в Ленинград. Моя мама меня поймет и поддержит, я уверен. Надо пойти и сообщить о моем плане Елене Степановне.
Ах, Катя-Катенька! Катериночка моя любимая!
Я люблю Тебя… Ведь Ты — Воплощение мечты,
Жизнь без чувства пустоты —
Это Ты,
И над пропастью мосты —
Это Ты,
В зиму вьюжную цветы —
Это Ты,
И сиянье красоты —
Это Ты…
Я люблю Тебя: Ведь Ты — Воплощение мечты…
Городская соната, интермеццо:
ЛЕНИНГРАД
Санктъ-Петербургъ… Петроград…
Ленинград… Снова Санкт-Петербург, но уже без
"твердых знаков" и без того аромата очарования, который мы ощущаем в описаниях этого города дореволюционными русскими писателями от Пушкина до Достоевского…
Да, да я не оговорился, до Достоевского. Может показаться, что у Достоевского показан только погрязший в бедности и суете мрачный город, но на самом деле вы всегда ощущаете, что Петербург Достоевского потому так и страшен своей страшной обыденностью, что за ним, как в тумане, проявляется тот, другой Петербург.
Не любить Петербург нельзя… Его можно даже и ненавидеть за мерзкую осеннюю до костей проникающую промозглость, за свирепость пронизывающего зимнего ветра, дующего с Финского залива, но — однако же — не любить при всем этом его нельзя! Так же, как можем мы прощать любимому человеку порой и неоправданную резкость, и ненароком сказанное грубое слово, продолжая его любить и даже не помышляя об иной жизни, с иным мягким и душевным, но нелюбимым человеком, точно так же нельзя забыть или поменять на что-то другое этот суровый, но удивительно прекрасный город.
Может, именно на контрасте с теми неприятными часами холодов и дождей начинаешь так
бережно и любовно относиться к редким минутам выпавшего солнечного счастья!
Вспомните лето в Петродворце! Если вас и захватит ненароком насмешливый прибалтийский дождичек, насыпав вам за шиворот пригоршни холодных капель, то потом выглянувшее из-за туч солнце вновь приласкает, обогреет, как бы извиняясь за проделки нежданного дождя.
А Летний Сад с его скульптурами, освободившимися от гнёта тюремных ящиков, защищавших их от долгой петербуржской непогоды!
А Александрийский Столп с его ангелом,
вознесшим крест в высокое поднебесье!
А бирюзовый Зимний Дворец, смотрящийся в Неву наподобие Нарцисса, и не могущий, как и Нарцисс, налюбоваться на свою красу!
А Исаакий, закрывающий своей гордой златой главой полнеба!
А Петропавловская Крепость, отражение шпиля которой вьется по воде бесконечной змейкой, если Нева только не покрыта чешуей ряби!
А горбатые мостики через Мойку и Канал
Грибоедова!
А порывистые Клодтовские кони на Фонтанке!
А Медный Всадник, этот запечатленный навеки миг: рвущийся ввысь непокорный конь, оседланный Великим Творцом всего этого великолепия!
Да что говорить! Можно ли перечислить все красоты, все милые сердцу места в Петербурге?
Но и среди этих незабываемых памятников,
меня всегда неумолимо влечет к самой Неве… И непонятна мне эта притягательная магия этой серой северной красавицы, вроде и нет в ней ничего особенного, а какое-то трепетное и в тоже время щемящее чувство охватывает тебя, когда ты идешь по набережной. Что-то похожее на состояние влюбленного, у которого любовь еще не удалась, а может, и не удастся вовсе. Может, это свинцово- стальная вода навевает такие грустные лирические мысли? А может, это только мое, субъективное ощущение? Бог его знает!..
Я любил белыми ночами бродить по городу, не выбирая направлений, идя, куда Бог на душу положит. Но как-то получалось, что вечно меня приводило к одному и тому же месту — к Сфинксам. Я садился на ступени между ними и всматривался поочередно в их загадочные лица. "Загадочные Сфинксы" — это уже стало общим местом, кто только про это не писал! Но все ли писавшие про это пытались всмотреться в этих двух Сфинксов- близнецов? Все ли пытались безмолвно пообщаться с ними? Все ли узрели, что при всем своем сходстве оба эти Сфинкса различаются характерами, таинственными улыбками, колдовскими взглядами?
Я могу сидеть рядом со Сфинксами часами, и каждый раз, когда я прихожу к ним вновь, я нахожу в каждом из них что-то новое, ранее неувиденное или незамеченное. А когда я ухожу, чтоб побродить еще, я не огорчаюсь: я знаю, что ноги сами приведут меня сюда же, если не через час, так через два, три…
А Нева у ног там так близка, ступени спускаются почти до самой поверхности воды. Вода, при всей своей кажущейся суровости, беззлобно плещется о каменные ступени, и легкие фонтанчики брызг почти достигают твоих ног.
Я не люблю толчеи на Невском. Эти люди, куда-то постоянно спешащие, как муравьи на своей тропке перед грозой, усталые и даже угрюмые лица, серые под цвет небу одежки… Впечатление, что в воздухе живет обида молодой красавицы на дряхлую Москву, вновь вырвавшую престиж столицы у северной жемчужины…
Я никогда не понимал, почему это так, списывая все на климатические условия. В конце концов, вон в Европе в каждом государстве сколько равных по красе и значимости городов, которые живут сами по себе гордо и независимо. И оттого, что какой-то из них называется столичным, остальным вовсе не хуже!
Может, эта ревность двух Российских столиц и впрямь исконно русское явление? Ревность эта напоминает мне, древний миф о том, как греческие
богини соперничали друг с другом перед Парисом,
жаждая получить золотое яблоко за высшую красоту.
Я не знаю, я не знаю… Каждая из Российских столиц по-своему хороша: одна — это невиданной красы антикварный перстень, вторая — подернутое патиной истории медное кольцо с ярким бриллиантом в скудной оправе…
Жаль, конечно, что город со временем приходит в упадок, скудеет из-за отсутствия должного внимания властей, из-за отсутствия необходимых средств на поддержание уникальной архитектурной красоты… А время жестоко делает свое дело, внося одно разрушение за другим, незаметно, понемногу, но неумолимо…
Но пора уже опять возвращаться к нашим героям, которые оказались в этом самом замечательном городе — Петербурге, извините, Ленинграде…
Михаил. 1931, 6 апреля
