Альфред Кох - Ящик водки. Том 1
И потом, а какая ж была альтернатива? Ну ладно, не судить и не наказывать. Пустить все на самотек? Оставить все как есть? Чтоб и дальше воровали, и резали, и жгли? И чтоб продолжался весь тот беспредел шариатских судов, то бишь комитетов бедноты?
А так — нет, все ж боевики были призваны к порядку, чекисты им, сами того не желая, напомнили про Божий страх.
Да, по-хорошему, нужен бы настоящий суд, с соблюдением всех формальностей и процедур. Но откуда было взяться такому суду в дикой разрушенной стране — когда и сегодня, боюсь, все еще нет у нас такого суда? Формальности соблюдены не были и процедурные дела все, конечно, под вопросом, — но по понятиям-то все верно. За преступлением последовало возмездие, наказание. Лучше уж такой суд, чем никакого.
А вот и еще одно подтверждение, на уровне эмоций и личной жизни. Мой дед был чекистом и работал по полной программе, и крови на нем немало. Но при этом он был симпатичнейшим человеком. На фронт пошел добровольно, на шахте вкалывал, жил чрезвычайно скромно. В праздник мог выпить не стакан даже, но рюмку вина. Делал зарядку, возделывал свой сад, лично пытался внуков приобщать к труду. Убивал людей он на уровне партийного поручения, типа для блага будущих поколений. В нем была какая-то сверхнормативная тяга к справедливости и вера в то, что ее можно установить человеческими силами. Так, на старости лет, с тростью, волоча перебитую в 1941-м ногу, он в составе парткомиссии ходил с проверками по магазинам, мечтая пересажать всех завмагов-воров. Но ни в корыстолюбии, ни в садизме, ни в тяге к власти или порокам замечен не был. Я с легкостью могу представить себе миллион вот таких же ребят, которые приходили каждый день на работу в свои чекистские офисы и работали там по специальности, применяя табельное оружие, искренне полагая, что таким манером строят светлое будущее для новых поколений, то бишь для нас.
По этой же схеме и Сталин был тоже слепым орудием возмездия… В колхоз, в колхоз вчерашних бунтовщиков! И это еще даже очень гуманно, по совокупности содеянного… Возможно, сам Сталин даже догадывался об этом: все-таки Библию не читать он, обучаясь в семинарии, никак не мог. И урок со своим сыном, попавшим к немцам в плен, тоже не понять не мог — ибо черным по белому в Книге написано: до третьего и четвертого поколения будут отвечать дети за содеянное родителями. Так что в концлагерях для детей изменников Родины определенную логику увидеть при желании можно.
А вот и еще один аргумент: крестьянство как класс не только ненадежно — против царя бунтовало и устроило резню, значит, завтра и большевиков может начать резать и вешать и жечь, — но и экономически неоправданно. На кой ляд эти деревни с их хибарами, со всем идиотизмом деревенской жизни? Такое только Африке да нищей Азии присуще. Надо фермерские хозяйства строить (или закупать зерно в теплых странах, мы все-таки живем в зоне рискованного земледелия), а лишних крестьян разорять, чтоб они шли в города и работали, как люди, на заводах. Что и случилось при деятельном участии сотрудников органов.
Ну, чисто по-человечески это легко понять. Ну на кой ляд нужны вот эти раскиданные по всей стране боевики, которые только что перерезали полстраны? Нам совершенно плевать, во имя каких идеалов и в силу каких обстоятельств это творилось, но доверие к этой публике невозможно. Это то же самое, как ожидать лояльности и многолетнего добросовестного труда от чеченских боевиков, если они завтра сдадут часть оружия и запишутся в колхозы…
Застой дошел до крайности. Жизнь застыла. Люди охотно пили водку, запоем читали и живо интересовались параллельной культурой.
В принципе персонажи книги так могли бы обозначить ситуацию: «Есть две новости, одна плохая, другая хорошая. Советской власти на наш век хватит, но зато она такая вялая, что не мешает жить».
Бутылка третья 1984
— Итак, Алик, 1984 год. Так, кстати, называлась книжка нашего коллеги Оруэлла. И фактически этот парень всё угадал — потому что 84-й год был последним полным годом Совка, а в 85-м все поехало, посыпалось.
— Да… 84-й — это как раз апофеоз застоя! Помер Андропов. В феврале, обнимая аппарат «искусственная почка». Была такая легенда, что щелоковская жена (Щелоков — это был такой министр МВД) напросилась к нему на прием…
— …и подсыпала ему в чай соли тяжелых металлов? От них как раз почки отваливаются!
— Какие соли, какой чай! Она его из пистолета завалила! Прям в почку попала. Андропов же ее мужа посадил. Вот она и отомстила.
— Ты серьезно?
— Нет, конечно! Однако Андропов, как я понимаю, при всем при том был неглупый мужик. Мне кажется, он думал, что хоть пятерочку еще протянет. Иначе б не брался за дело. Если б он понимал, что обречен, то сам бы не пошел в генсеки, какого-нибудь преемника нашел бы. А так ввязался и начал решительно действовать — и корейский лайнер, и пятое-десятое… Но потом кряк — и сдулся. Я думаю, там у них что-то произошло…
— Он-то думал, что построит властную вертикаль.
— Да, думал, что построит, а оно вишь как вышло! Помнишь, в первой главе мы вспоминали про то, что…
— …человек внезапно смертен.
— Да, неожиданно… Так вот, по-моему, что-то у них там случилось… И срок его правления был резко и быстро сокращен.
— Так, так… Кто у нас руководил заговором? Чубайс.
— Это же шутка!
— А, да, точно, шутка, как же это я забыл… Так он, получается, разрабатывал операцию как чекист, но неправильно просчитал — и все провалилось.
— Неподрассчитал. Обосрался чисто.
— А что же у нас еще происходило в 84-м?
— 1984-й… Я начал писать диссертацию. Ходил в Дом архитектора до самого окончания аспирантуры. Я защищался по развитию городов, а там были очень хорошие семинары по моей теме. Как известно, Питер — это памятник архитектуры. Целиком. Особенно его исторический центр. И была полемика между прогрессистами и традиционалистами. Главный вопрос такой: можно ли в историческом центре строить современное здание. Со стороны прогрессистов, к коим я и себя относил, был очень интересный аргумент…
— …что если ничего не делать, не менять, не ремонтировать, то все рассыплется.
— Да, конечно, но это утилитарный аргумент! А в более широкой формулировке так: исторический центр Санкт-Петербурга на 70 процентов формировался из доходных жилых домов. А исторический центр любого современного города на 70 процентов состоит из офисных зданий. Соответственно, структура фондов не соответствует потребностям современного города. Так что доходные дома надо заменять офисными зданиями. Это раз. То есть все сносить и все заново строить. Ну, пускай даже с сохранением старых фасадов, это не имеет значения. Но они ж не давали ломать вообще! В том смысле, что надо сохранить перекрытия, инженерные сооружения и проч. Даже заклепки старые не давали трогать. Второе. Старые помещичьи квартиры, куда люди зимой приезжали из своих поместий, предполагали наличие единственного туалета на весь этаж. Потому что барыне и соответственно барину горшок приносили прямо к кровати. В современной жизни, когда не у каждого квартиросъемщика имеется прислуга, такой подход никуда не годится. Один сортир на этаж — этого мало. Значит, нужны новые стояки, новые фановые трубы… Дальше. Перекрытия деревянные нужно менять на железобетонные. Лифтов не было, а они нужны… Инженерия, телефония, Интернет — и это все тоже нужно, пусть даже в старых фасадах. В общем, куда ни кинь, а таки дом нужно ломать и снова строить.
— Ты хочешь сказать, что Лужков был прав, развалив всю московскую старину и заставив город новоделом?
— Конечно, прав. Безусловно! Он сделал это — и город живет! А не как Питер — город-музей… Ну, развалится этот музей, и все. Как Венеция… Ее через семьдесят лет никто не увидит, потому что она уйдет под землю. В смысле под воду… Но это только инженерная аргументация. А есть же еще аргументы архитектурного плана. Прогрессисты говорят так: «Вот если б вы, товарищи традиционалисты, жили сто пятьдесят лет назад, когда на месте Исаакия стояла совершенно другая церковь — вы бы не дали ее снести! Кстати, очень красивая была церковь, но небольшая, а до нее еще одна. Как же, как же, памятник архитектуры! Какой-нибудь там восемнадцатый век! И не получил бы Петербург Исаакиевского собора… Если бы вы, граждане традиционалисты, в свое время вышли со своими принципами на Невский проспект, то этот проспект не получил бы Дома Елисеева, Зингеровского дома книги…»
— И на хера тогда вообще вырубили леса и осушили болота, как можно было губить природу и строить там Питер!
— Совершенно верно! Где та грань, на которой развитие города должно остановиться, чтоб дальше его нужно было только сохранять? Я не очень понимаю… Если вы хотите, чтоб город жил и в нем было население, то это одна концепция. Но тогда он должен постоянно развиваться, в нем должно что-то происходить, строиться новые здания — пускай ошибочно! Какой-нибудь Корбюзье или Гауди все равно должны что-то строить… Понимаешь, да? А если это город-музей — то тогда надо, как в Венеции, где основное население живет на материке и приезжает на работу на лодочке, чтоб повозить туристов по каналам… Только миллионеры имеют квартиры в самой Венеции.
