Семен Данилюк - Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка
Уснуть Антон больше не смог. Он спрыгнул на пол, тихонько оделся и выскользнул из избы. Добрел до барака студенток, забарабанил в окно.
- Кто еще? - выглянуло чье-то заспанное лицо.
- Лику позови! - потребовал Антон.
- Да ты вообще-то!.. Знаешь, сколько сейчас?!
Послышались встревоженные голоса.
- Зови, говорю. А то дверь выломаю! - он взошел на крыльцо и впрямь от души пристукнул по ней сапогом.
Через несколько минут засов открылся. Перед ним стояла наспех одетая, тревожно всматривающая Лика:
- Господи, Антошка, что случилось?
- Пошли! - грубо схватив за руку, он оттащил ее к сараю.
- С Непомнящим гуляла? - выдавил он из себя. Ожидая с надеждой, что она тут же влепит ему крепкую затрещину или фыркнет презрительно, выдав что-то в своем негодующе- язвительном тоне насчет подлых жирных клеветников и доверчивых пентюхов, и тогда он со сладким восторгом станет вымаливать у нее прощение.
- Значит, разболтал всё-таки, - устало произнесла Лика. - Вот гнус. Надо было самой сказать. Да я и гуляла-то с ним всего месяца три. Считай, что ничего. - Чего ж со мной-то ломалась? Целочку тут из себя строила. Эх, прав Непомнящий: все вы! ... - оттолкнув протянутые к нему руки, Антон убежал в темноту.
- Причем тут с тобой? И почему собственно в таком тоне? - обескуражено пробормотала Лида. И только теперь поняла, что именно он имел в виду под словом "гуляла". Поняла и зарделась от обиды. - Да пошел ты в таком случае! Чтоб я тебя больше не видела! - во всю силу звонкого голоса крикнула она. Крик ее разбудил соседскую собаку. Та в свою очередь подняла лаем остальных, и вскоре собачий брёх переполошил всю деревню.
Антон брёл по улице, сопровождаемый льющимся из-за заборов лаем. Наконец остановился у ворот - единственных, за которыми было тихо. Прижался лбом к надписи - "Осторожно, злая собака". Из глубины послышалось рычание, загромыхала цепь, и с другой стороны забора задышали. Антон зажал губы рукой, воровато обернулся и, убедившись, что улица пуста, не в силах больше сдерживаться, зарыдал навзрыд.
Грозное рычание стихло и сменилось озадаченным молчанием. А потом произошло неожиданное. Вторя плачу, собака вдруг заскулила. Так и стояли они, рыдая по разные стороны забора: человек и пожалевший его сторожевой пес.
* В четвертом часу утра в дверь избы нетерпеливо заколотили.
- Иван, ты, что ль, баламут? - баба Груня откинула щеколду. В избу, оттолкнув ее, ворвался Михрютка, повернул выключатель, зыркнул по заспанным лицам.
- Где спирант?
- Известно где. За Фомичева отрабатывает, - буркнул Вадичка.
- Я прямо из Удвурина, - Михрютка тяжело дышал, будто расстояние от Удвурина покрыл не на машине, а бегом по пересеченной местности. - Председатель послал за вами срочно. Опять связь порвалась. Собирайтесь, собирайтесь, мужики, живо. В шесть утра поезд через Сандово пойдет.
- Какой там поезд?! - Антон, уснувший лишь под утро, мотнул тяжелой головой. - Нам неделю тут еще...
- Плеве старшего из больницы привезли. Нос пришили. Но - как-то боком. В общем убивать вас братаны едут, - просто произнес Михрютка. - Перепились. За брата, говорят, монтажками забьем. С ними еще человек пять. Баба Груня привычно принялась оседать: чего-чего, а событий за эти две недели досталось ей на всю оставшуюся жизнь. Михрютка подхватил ее, встряхнул. - Некогда закатываться, бабуля. Дуй пулей за спирантом!
Баба Груня с внезапным проворством выскочила из дома.
- Где они?! - Вадичка обеими ногами одновременно влетел в штаны.
- В Парфеново на трактора садились. Я их минут на двадцать на своей лайбе обошел. Минута дорога. В общем собирайтесь, а я тоже к Клавдии. Потороплю.
Он выбежал вслед за бабой Груней.
Вадичка меж тем не разбирая швырял в рюкзак вещи. При виде Антона с зубной щеткой остолбенел:
- Ты чего-й-то?
- Зубы почистить.
- Ну, ты сынок. Да если сейчас сюда Плеве эти навалятся, они тебе монтажками так их начистят, что аж засияют. В кучке.
- Все равно Ивана пока нет. Слушай, а если его не найдут? Мало ли куда мог.
- Ему же хуже, - огрызнулся Вадичка. - Сам виноват. Я, что ль, чужими носами закусываю? Да я потомственный, можно сказать, вегетарианец. Вяжется в каждую свару, каннибал хренов. Отморозок! А другим потом того и гляди башку пооткручивают.
Вадичка остервенело затянул рюкзак. - Ты чего, бросить его, что ль, предлагаешь?! - догадался Антон.
- Бросить, не бросить! Туфту городишь. На том свете благородства нет. Слышал же, с минуты на минуту будут. А тогда!.. О! Ты их рожи видел? Ноги делать надо, понял? Так идешь?
- Ох, и сука ты, Вадичка! - протянул Антон, не слишком впрочем удивившись. - Лучше быть живой сукой, чем мертвым идиотом... Да что с тобой говорить, прибабахнутым? Подхватив рюкзак, Непомнящий выбежал в сени. Антону послышался щелчок машинной дверцы.
Листопад объявился минут через десять, взъерошенный, - в сопровождении страдающей Клавы и бабы Груни.
- Вещи твои собраны, - кивнул на рюкзак издергавшийся Антон. Рядом с рюкзаком Иван узрел пару приготовленных ломиков. Усмехнувшись, присел к столу:
- А где этот гарун? Успел дёру дать?
- Вестимо.
- Вообще-то стоило бы помахаться. Да и работу не доделал. К самому финишу подобрался.
- Да Вы соображайте! - вскинулась Клава. - Они ж бандюги несусветные. Очень Вас прошу, Иван Андреевич. Ну, для меня.
- И для меня, - поддакнула баба Груня.
- Пора, пора, Ванюша, - Антону послышался отдаленный гул тракторных моторов, и внизу живота неприятно заныло.
Вбежал Михрютка:
- Черт, кто-то машину пытался угнать, - все провода наружу.
- Известно кто, - Антон матернулся.
- Еле завел. На пяти тракторах, пьяные. Давайте живей. А то и меня с вами зараз порешат.
- Ну, шо ж, Кутузов тоже отступал, - Листопад нарочито-неспешно докурил, закинул рюкзак:
- Бывай, баба Грунь.
- Бывай, сокол, - баба Груня, не таясь, перекрестила своего любимца, поцеловала. Вслед за ним Антона.
Когда залезли в кабину, запричитала Клава:
- Ванечка, родимый! Мужичок мой желанный!
- Полно блажить, Клавдия! - Листопад заметно смутился. - Другого хахеля найдешь.
- Да найду, конечно. Как не найти! Только где ж я второго такого Ванечку отыщу? - могучая бригадирша совершенно разрыдалась.
Лайба рванула и запрыгала вдоль деревни. Сразу за околицей в свете фар метнулась чья-то тень.
- Вот он! - распознал Антон.
- Ну-ка притормози, - потребовал Листопад. Встал на подножку. - Эй, паскудник!
Обрадованный Вадичка выскочил из кустов. Не теряя времени, вспрыгнул на колесо, готовясь перемахнуть в кузов. Но оказался безжалостно сбит ударом Листопадовского каблука.
-Шо? Машину не смог завести? - Не смог. - Ох, и пакостник же ты, Непомнящий! Как жить-то станешь? - Не о том мысли, как жить, а о том, чтоб выжить, - Вадичка вновь попробовал забраться в кузов, но Листопад ухватил его за ворот, тряхнул. - Даже не думай. В этот автопробег я тебя не возьму. Так что возвращайся-ка лучше к бабе Груне.
- Убьют ведь, - всхлипнул Вадичка, все еще надеясь на милосердие. Но жалости к себе не уловил. Потому немедленно перешел на шантаж. - А с вас потом в ректорате спросят, куда, мол, Вадичку подевали. А Вадички незабвенного уж и в живых не будет. И батяня не простит.
- Да кому ты нужен? - не поверил Листопад. - Сгинешь - вони меньше. Думаю, даже собственный папаша свечку поставит. Он же с таким сынулей сам как на пороховой бочке. Да ведь и не сгинешь. Ты ж, как всегда, не при делах. Нас с Антоном охаешь да выплывешь. Так шо ништяк - выскребешься. Жми, Михрютка!
Листопад со злостью захлопнул кабину.
- Может, все-таки?.. - Михрютка медлил. - Какой-никакой...И знает много всякого.
- Ты сам тронешь или мне сесть?
Михрютка отжал сцепление.
На полупустой утренней станции они еще двадцать минут в волнении ждали запаздывающего поезда, беспрестанно поглядывая назад, на дорогу: не показалась ли тракторная колонна. Так в войну раненые, ожидающие санитарного эшелона, с опаской ждали появления прорвавшихся вражеских танков.
И, уже когда поезд дернулся, натужно набирая скорость, Антон то ли увидел, то ли привиделись ему горизонтально лежащие клубы дыма.
Поезд проходил мимо Удвурина. Не отрывавшиеся от окон Антон и Листопад одновременно разглядели бредущего по утреннему селу дядю Митяя - в окружении механизаторов. Похоже, День Никиты продолжался.
Через сутки они добрались до Твери. И как же далеко, даже не в прошлом, а будто бы в небывалом остались и блудливый председатель товарищ Фомичев, и грозный молодожен Михрютка, и колядующий дядя Митяй, и убежденная атеистка баба Груня, и крутой бабец Клава. Вот только занозой засела в Антоне его несостоявшаяся любовь и - выжигала все изнутри. Ну, да что там? Время лечит. А пока первую, самую жгучую боль залижет безотказная Жанночка Чечет.
Златовласка
Когда Антон вошел в квартиру, из спальни доносился наполненный нетерпением материнский голос, - Александра Яковлевна, как обычно, подвисала на телефоне. - Если я говорю, ты слушай, а не увиливай, - напористо произносила она. - Потому что через меня с тобой говорит партия. У тебя уже два поражения на выезде. Чем можешь оправдаться? Только не начинай опять про судейство необъективное, про травмы всякие. У всех травмы. У меня у самой почечные колики. Обком профсоюзов давно раскусил твои штучки-дрючки.
