Ник Кейв - И узре ослица Ангела Божия
При этих словах проповедника дождь полил еще сильнее, словно соглашаясь с ним. Мягко, но настойчиво Фило спросил: — Но как нам распознать ее, наставник По? Как нам распознать дурную траву?
Собрание одобрило вопрос новой волной перешептываний.
—Я, Эби По, главный знаток сорняков.'Я — та рука, что пропалывает поля! Они не посмеют более нагло утверждать: «Мы — Древо Жизни», ибо они суть Плевелы Смерти!
Воодушевленный одобрительными возгласами, Фило воскликнул: — Но нам–то что делать? Что ты хочешь сказать, когда говоришь «Древо Жизни», «Плевелы Смерти»?
— Плевелы Смерти суть те, кто преступили границы пристойности, кто погрязли в похоти и забрели в трясину неверия и прелюбодеяния. Те, кто тайно почитают чуждых нам ложных кумиров. Те, кто водрузили позолоченные венцы на свое чело. Те, кто искушают и совлекают с пути истинного праведников. Те, кто затворили свои уши для слова Божьего. Те, кто всуе произносят имя Господне! Вот каковы Плевелы Смерти! Мы распознаем их и вырвем их с корнем По воздел руки к потолку и сжал кулаки.
— Я семь серп, который срежет Плевел Смерти! — изрек он и с этими словами обрушил кулаки на Библию в кожаном переплете, лежавшую на кафедре.
— Но кто же они, наставник По? Кто именно? — спросил, внезапно вскакивая на ноги, Карл Холф. Его требовательный вопрос был подхвачен всеми верующими, вслед за ним вскочившими со скамей, производя немалый шум и грохот. Эби По вновь воздел руки, на этот раз широко расставив пальцы в стороны. Так он стоял пару–другую минут, склонив голову и ожидая, пока уляжется шум. И тогда проповедник поднял голову и сказал: — Полагаю, среди нас найдется по крайней мере одна отважная особа, которая бросит камень первой. Миссис Элдридж, прошу вас.
От паствы отделились шесть женщин под предводительством калеки, целый взвод старух с морщинистыми лицами, обезображенными годами, прожитыми в постоянной желчности и злобном презрении к миру. Шесть жен, подобных шести ядовитым ящерицам, одно дыхание которых уже смертоносно. И смолк ропот толпы. И ничего не стало слышно, кроме скрипа и стона погнутых колес инвалидного кресла. Уильма подъехала к кафедре и развернулась перед ней лицом к залу.
Хильда Бакстер, ее неизменная спутница, стояла позади, держась за ручки кресла. Элиза Уильямсон и Бесс Сноу стояли справа и слева от нее, одинаковые, как два дорожных чемодана, а по бокам кафедры заняли свои места карлица Хельга Вандерс и великанша Кэйт Бай–ран, придавая тем самым некую завершенность сему собранию каменноликих сестер. Каждая из женщин удостоила По вежливым кивком, а затем все они вновь обратили свои лица к верующим, которые уже уселись обратно на свои места. В женщинах этих чувствовалась молчаливая решимость противостоять любому несогласию.
Уильма Элдридж сжимала в руке распятие; пальцами она так стискивала серебряного Христа, что тот, казалось, раскалился добела.
— Воистину, братья и сестры, Сатана засеял терновником Божий сад!
— Аминь! — в унисон воскликнули женщины, и верующие отозвались слабым эхом.
— И воистину, говорю вам, мы должны найти терновник и выдрать его с корнем!
— Аминь!
— Братья и сестры пророка Джонаса Укулоре, я знаю, где растет терновник! Я знаю, где растет сорная трава! Я знаю!
—Аминь!
— Дурная трава, порождающая разврат и порок! Я знаю! Дурная трава, пустившая свои ползучие стебли в сердца наши, проникшая к нашим домашним очагам!
—Аминь!Аминь!все громче и громче отзывались верующие, так и не уразумевшие еще, о ком идет речь.
— Корни ее глубоки, и черен комель ее! Алым бесовским цветом цветет она!
—Аминь!
— Укулиты! Воинство Христово! —Аминь!
— Корень сей травы на Хуперовом холме! Вместе мы должны собраться с силами и выполоть ее!Аминь.'!
—Аминь
Все женщины, присутствовавшие в церкви, поднялись с мест, прижимая тонкие твердые руки к гневно вздымающимся грудям. Те, у кого были мужья, смотрели при этом на них, и те из мужей, у кого было рыльце в пушку, первыми встали вслед за женами. Уильма Элд–ридж отбивала мерный торжественный такт на подлокотниках кресла, а Эби По вторил ей, стуча кулаками по кожаной Библии. И вскоре, казалось, эти удары кулаков по коже и полированному дубу уже разносились по всей долине; бум! бум! бум! Бум! Бум! Бум! — билось с ними в унисон сердце Божьего Дома на Вершинах Славы.
XV
Кози Мо сидела на тахте, обездвиженная ласковыми руками морфия. Шприц с окровавленной иглой лежал, уже опустевший и ненужный, в руке, зажатый между большим и указательным пальцем. Кози Мо качало на волнах: стук дождя преобразился для ее слуха в далекое бормотание прибоя. Тяжело бьющееся сердце уютно лежало, словно волшебное яйцо, в алом и влажном гнезде грудной клетки.
Кози с трудом приподняла с тахты свое нагое тело, протянула руку к окну, обращенному в сторону долины, и распахнула шторы. То, что она увидела, заставило ее очнуться: вереница автомобилей с зажженными фарами взбиралась вверх по Хуперову холму. Она посмотрела на настенные часы: был полдень.
Воскресенье. Последние несколько недель воскресные вечера у нее были плотно заняты, однако так рано мужчины обычно не появлялись.
По–прежнему нагишом, Кози уселась на краешке кровати и начала краситься.
Руки, охваченные истомой, тем не менее точно выполняли привычные движения — тут подвести черным, здесь подрумянить, там слегка мазнуть вишневым ароматом, а здесь — лавандой. Волшебство грима вмиг оживило заспанные веки и безвольные губы. Кози натянула чулки и, не надевая пояса, накинула сверху розовый халатик. Она даже не обратила внимания на то, что сегодня к ее фургончику подъехало как–то чересчур много машин.
Застегнув халатик, Кози Мо посмотрела сперва в зеркало, а потом на часы. Затем, сделав глубокий вдох, она открыла дверь. Грудь ее соблазнительно покачивалась под тонкой тканью.
— Ну, что это у нас за ранние пташки такие? — игри. во спросила она сквозь потоки падающей с неба воды.
Никто не ответил. Кози Мо продолжала стоять, раскачиваясь на каблуках, в проеме двери.
Из–за мглистой завесы дождливого полудня показался закаленный череп проповедника. Шипя как змея, Эби По швырнул в лицо Кози злобные слова обвинения: — Попалось, отродье! Попалась, мерзость размалеванная! Мы нашли тебя!
Слушай меня, блудница! Нечистота твоя противна Господу! Воистину! Изукрашенная совратительница, мы уничтожим твое логово! Искусительница! Шлюха! Пусть застынет у тебя во рту твое змеиное жало/ Ибо род твой от змия, гадючий твой род! И язык твой раздвоен, как копыто сатаны! Слова твои полны лукавства и обмана! Молчи, ибо наши уши не слышат тебя! Кровавая лилия на куче блевотины! Изыди! Воистину! Изыди от меня, сатана! Через тебя вошли грех и праздность в наш сад благодати. Прочь! Прочь! Убирайся с нашей земли!
Визжащие старухи сомкнули свои головы вокруг проповедника, окружив его гротескным ореолом намокших седых косм. Они выли, как раненые суки, и Уильма Элдридж выла громче всех: — Вон! Блудница! Изыди! Пока мы не убили тебя! Низкая тварь! Распутница! А не то мы сожжем тебя на костре!Порочная гадина!Ведьма!Вон — или нам придется подпалить тебя!
Кругом вилась неприметная мужская братия: мужчины подтявкивали, словно шавки, своим изрыгаю–щим проклятия женушкам. Те, кто особенно изнемог под грузом железных вериг брака и разврата, тявкали громче всех.
Кози стояла в проеме двери; она выглядела очень усталой, но это только подчеркивало чувственную привлекательность ее облика. Было видно, как напряглись все ее мышцы под тонким халатиком, как возмутило ее это вопиющее оскорбление. Она оскалила красивые белые зубки. Словно кошка, готовая зашипеть, она гневно посмотрела на своих обидчиков. Дрожа от гнева, Кози выставила вперед указательный палец и стала наводить его то на одного, то на другого мужчину. Мужчины отворачивались, как будто это был не палец, а волшебная палочка или заговоренная кость в руке шамана.
Вскоре почти все замолкли, и только карикатурные проклятия проповедника и орлиный клекот расслабленной продолжали звучать под несмолкаемый аккомпанемент дождя.
В этот момент Кози направила свой палец на Франклина Элдриджа, который попытался было спрятаться за спиной у жены. Глядя прямо в дышащие злобой глаза калеки и скривив губы в презрительной ухмылке, Кози сказала: — И ты, Франклин! Как тебе не стыдно! Ты же был у меня в пятницу, это твой день.
Сегодня только воскресенье, а ты уже тут как тут! Видно, сильно зудит у тебя между ног, шустрый ты мой!
Тут халатик Кози распахнулся, обнажив соблазнительное бедро.
— Фра–а–анклин! — взвыла Уильма Элдридж. —Заткни ее поганый рот!
Франклин, маленький грустный человечек, выскочил вперед, завывая как умирающая полицейская си. рена, и изо всех сил ударил кулаком по губам Кози Мо, А потом застыл с отвисшей челюстью, устрашенный содеянным и испуганный видом пролитой крови.
