Василий Аксенов - В поисках жанра
Так или иначе, но оказалось, что ТЮ 70–18 действительно верный выезд из Харькова «накнокал». Прошло некоторое время, и наш маленький отряд оказался на Симферопольском шоссе. Был уже вечер, в город тянулись колонны отработавших грузовиков, но на нашей стороне шоссе было свободнее, и потому нам пришлось расстаться. Конечно, «золотоискатель» очень старался, давил изо всех сил на железку, но, увы, там, где старенький «москвичонок» уже кончает, то есть на семидесяти км/час, новенький «жигуленок» только начинает. Я немного проехал вровень с ним, открутил правое стекло и сказал:
— Извини, друг!
«Золотоискатель» мрачно кивнул:
— Понимаю, понимаю. — Вдруг он просветлел неожиданно и ярко: — Через год и у меня такая будет!
— Ну вот и отлично. Пока, — сказал я.
Из «Москвича» меня на прощанье облаяли. Оказалось, там еще и собачонка где-то копошится. Трое детей, две женщины и собачонка. Я рассмеялся. «Золотоискатель» тоже. Мы расстались дружески. Я чуть поджал педаль акселератора и вскоре исчез из виду.
— Столько дыр в доме, а он «Жигули» собрался покупать, — глядя в окно на догорающие головешки украинского заката, сказала теща.
— Вам плохо, мама? — резко отозвался Леша Харитонов.
Обжорка залаял. Дети засмеялись.
— Леша, Леша, — полусонно пробормотала жена.
— Остановите, Алексей, я выйду! — потребовала теща.
Так она с самого начала все порывалась выйти — и среди сибирских болот, и в Уральских горах, и в Заволжье.
Вдруг — гломп! — лопнула камера! Задняя левая. Леша крепче вцепился в баранку, сбросил ногу с газа. Заднее левое проскрежетало ободом по асфальту. Значит, надо выходить перемонтировать шину, — в который уж раз! — вулканизировать последнюю запасную камеру, которая хоть и запасная, но с двумя дырками.
В общем, не соскучишься. Проклиная тещин черный глаз, Леша приступил к делу. Привычное семейство высадилось, посыпалось через кювет в поле запаливать костерок, ужинать. Леша уродовался с шиной, прислушивался к визгливому тещиному голосу и думал, что зря он ей самолетный билет не купил. Таким бабам на самолетах надо лететь. На них лучше не экономить. Пусть самолетами летают, с глаз подальше. Честное слово, пусть бы лучше в самолетах летали, места в автомобиле не занимали. Пожалуйста, вот вам билет на самолет, а мы без вас поедем, своей семьей, своим первичным коллективом, и Обжорка, к слову сказать, будет меньше нервничать. Летайте самолетом, выигрыш — время!
Шина вдруг легко пошла под монтировку, и Леша Харитонов с неожиданной легкостью вытащил диск колеса. Тогда подумал он иначе. В общем-то, подумал он, в присутствии тещи есть какой-то смысл. Не было бы ее, на кого бы тогда злился? На супругу, значит, Наташку, на ребят, на Обжорку, а еще, чего доброго, и на автомобиль свой несчастный. Теща в семье, подумал он, это нечто вроде заземления. Пусть так, пусть едет. Будем лаяться за милую душу.
Конечно, нервы у семейства Харитоновых были уже на пределе. Они ехали из Тюмени двенадцатый день, и бесчисленные поломки, ночевки в поле, в дрянных кемпингах, у дальних родственников — все эти удовольствия вконец их доконали.
Лешина машина родилась почти как «гомункулус» — из грязи. Кузов он нашел на свалке, выколотил его собственноручно, отрихтовал и покрасил. Все сам своими золотыми. И дальше все — и задний мост, и передний, и движок, и буквально каждый шпунтик Леша годами собирал — где покупал по дешевке, где выменивал — и вот к текущему сезону собрал чудо на колесах. Конечно, техосмотр пройти на таком аппарате даже в Тюмени нелегко. Трижды являлся Харитонов в ГАИ и трижды хлебал фиаско. Наконец «купил» инспекторов сногсшибательным приспособлением — электрическим табло «пристегните ремни». Садишься, ключ поворачиваешь, а машина не заводится, и только табло мигает. Пристегнешь ремни безопасности — табло гаснет и движок начинает стучать. Вот какая технология под названием «самострой». Инспекторы чрезвычайно Лешей восхитились и выписали техпаспорт. Ну, Харитонов, сукин сын, как говорится — алло, мы ищем таланты. Сам Леша себя талантом не считал, но по автомобилям с ума сходил. Был он инженером домостроения, но настоящее свое призвание видел только в автомобилях, пылал к ним огненной страстью. Дружок, работавший по контракту в Алжире, присылал ему заграничные автожурналы, и Леша всегда был «в курсе». Бывало, дико огорчался, когда узнавал, к примеру, что фирма «Фольксваген» собирается прекратить выпуск своих «жуков». Казалось бы, что ему в Тюмени до «Фольксвагена», а он переживал. И вот наконец первые реальные плоды — путешествие к морю, к умопомрачительно далекому теплому морю. Леша, полечись, советовали друзья, не доедешь. Полечись заранее, а то потом не вылечишься. Шутите? — усмехался Леша. Шутите, ребята? Шутите, что ли? Семья в него верила — и супруга Наталка, и старшая девочка Светка, и малышка Людочка, и Обжорка, собачий сын, а особенно Витаська восьмилетний, тот весь прямо трясся от веры в папку и в чудо-автомобиль. Не верила, конечно, теща, но и она, как видим, поехала. Они давно уже все мечтали о море.
— Алексей Васильевич, прошу к столу, — ядовито из-за кювета проскрежетала теща. Каждую трапезу у костра она вот так ядовито ему предлагала, будто и в том он виноват, что не ждет их в поле стол с крахмальной скатертью.
Суп макаронный, однако, был горяч, хорош.
— Ну что, починил, папка? — басовито спросил Витасик.
Леша Харитонов поднял голову от кастрюльки и заметил, с какой измученной надеждой смотрят на него члены семьи, как мерцают их глаза.
— Порядок, — сказал он. — Железо. Сейчас поедем.
— Глядишь, через месяц и доберемся, — сказала теща.
— Эх, мама! — Леша вдохнул всей грудью теплый пыльный украинский воздух. — Хоть бы уж завязывали язвить. Гляньте, мама, вокруг Украина. Знаете вы украинскую ночь? Слышите звуки? Слышите, стригут на полных оборотах? Цикады…
В травах действительно жужжали, стригли насекомые, и, хотя это были еще не цикады, а простые жуки и кузнецы, все семейство, включая, кажется, и тещу, поверило — цикады, а Света положила папе на плечо свою одиннадцатилетнюю головку.
Между тем я — про меня-то, Павла Дурова, не забыли? — гнал свою машину в темноте на ровной скорости, что-то около сотки, курил и думал о своей дороге. Куда опять меня понесло? На юг, сказал я тому «золотоискателю», что вытащил меня из Харькова. Это был самый простой ответ. Между тем в кармане был заграничный паспорт, и я мог в любое время пересечь государственную границу. Несколько друзей ждали меня в дешевом отеле на Золотых Песках — один болгарин, один японец, немец из Берлина, американец, поляк, двое наших. Вместе со мной должно было собраться семеро. Семеро из пятнадцати. Артисты архаичного, вымирающего жанра. Договорились только отдыхать, болтаться, ни слова о работе, о распроклятых муках творчества, ни слова о «жанре». Каждый, однако, понимал, что после первой же рюмки начнется неизбежное — бесконечные коптящие душу разговоры, ссоры, жалобы, и все на одну тему. Мы вымираем. Никто уже почти не приходит на площади. Не вывести ли все на природу? Хорошо, если государство окажет поддержку. Что ж в этом хорошего — превращаться в музейные экспонаты? А если мы никому не нужны, то, значит, мы и вообще не нужны. Мы сами себе нужны, а для меня это главное. Однако, согласитесь, что мы все что-то теряем, уже потеряли. Не будем ли мы сами вскоре смеяться над всеми этими взрывами, дымами, провалами в преисподнюю, стриптизами, гениальными виртуозо и гулким чтением в ухо соседу? Недавно какой-то оператор снимал выступление одного из нас — и получилось! Забавненький такой получился сюжетик. А не должно ничего получаться! Кинопленка не может фиксировать наш жанр! Мы теряем не только поклонников — мы теряем уверенность, вдохновенье, самих себя: наш жанр убегает у нас из-под колес…
К чему приведут все эти разговоры? Разве можно нашему брату собираться в таком огромном количестве — семеро! — на одном берегу? Словом, я не торопился поворачивать колеса в сторону Болгарии. Поеду просто на юг, как-нибудь не торопясь доберусь. Как-никак доеду до Одессы, а там погружусь на морской паром до Варны, а может быть, через Киев к западной границе, в Подрубное, и дальше через Румынию… В общем, торопиться не буду.
Как только решил я не торопиться, так сразу и увидел справа от дороги на холме силуэты машин, большой костер и фигуры людей. Так часто на дальних трассах машины сбиваются к вечеру в кучку и водители коротают ночь у костра. Иногда там бывают разные чудаки, смельчаки, весельчаки. Я приткнулся к обочине, заглушил двигатель и сразу услышал взрывы хохота. Вот здесь и переночую, раз торопиться некуда. На первой скорости я переехал через неглубокий кювет, взобрался на бугор и подъехал к костру.
Там стояли здоровенный рефрижератор, два грузовика и несколько легковых. У одной из них был разворочен передок. Облицовка разбита, фары вывернуты, крышка капота коробом. Хозяин пострадавшего «жигуленка», крепкий молодой парень, желтая майка клочьями на широченной груди, громко и слегка истерически хохоча, рассказывал — должно быть, не в первый раз — о своем «дорожно-транспортном происшествии».
