Рэй Брэдбери - Театр теней. Новые рассказы в честь Рэя Брэдбери
Генри сгорбился в углу дивана, а я решил, что он обиделся.
— Ладно, мы одиноки, — сказал я ему, — но всех беспокоит только эта птица.
Генри чихнул, словно говоря: «Чертова птица» или «А где эта женщина, которая меня любит, кормит меня тунцом, разрешает греться в своей постели и зовет Принцем Генри Бу-Бу-Ка-Чу? Почему я сижу на этом вырвиглазном диване с алкашом, который только и делает, что жалеет себя?»
— Просто так получилось, — сказал я.
Потом, почувствовав жалость к коту, я придумал песенку — ну скорее бурбон написал несколько строк. Я представил себе Генри в виде такого рассерженного рэпера, каких показывают по телевизору, вроде Фифти Сент или Эминема. Надень на Генри бейсболку набекрень, нацепи на него тонну серебряных цепей и медальонов — и все, звезда готова. Я начал читать рэп прямо из своей пьяной башки:
Сидит кот на дерьмовом диване.Не может кот достичь нирваны.Хозяйка его за ним никак не придет,Потому он песню свою поет.
Судя по виду, Генри это не впечатлило.
— У всех есть своя история, — объяснил я. — Хочешь не хочешь, а это — твоя.
Следующим вечером я включил новости и увидел Мендеса, который рассказывал, как дорог ему Попкорн и сколько лет попугай у него прожил; в глазах у него стояли слезы.
— Не знаю, как он вылетел, — сказал мистер Мендес и вытер глаза тыльной стороной ладони. — Я открыл дверь на террасу, чтобы он почувствовал теплый воздух снаружи, но я точно не открывал сдвижной сетки. Ему нравилось летать по дому, я часто его выпускал. Клянусь, сетка была закрыта.
Новостной сюжет завершал кадр Попкорновой клетки над домом. Репортер произнес серьезным голосом:
— Если кто-нибудь из вас располагает информацией, которая поможет вернуть Попкорна домой, звоните по номеру, указанному ниже, или заходите на сайт www.findpopcorn.com.
Камера дала крупный план клетки, и репортер добавил:
— А пока что дверь клетки открыта, и расстроенный владелец ищет и ждет своего питомца.
Всю ночь я пытался выкинуть из головы эту картину, но не смог. Засыпал, просыпался, в конце концов, забылся беспокойным сном и провалялся до одиннадцати.
Наступил очередной прекрасный весенний день. Я отодвинул дверь на террасу и немного постоял, вдыхая ароматы земли, пробуждающейся после длинной зимней спячки. На перилах террасы цвели нарциссы. Теплые лучи солнца ласкали мое лицо, но я все равно чувствовал себя несчастным.
Генри спрыгнул со своего дивана — который я уже привык считать «его диваном», — петлял между моими ногами, мяукал и довольно глядел на меня снизу.
— Генри, — сказал я, — пора нам с мистером Мендесом кое о чем поговорить.
В этот раз, когда я нажал кнопку звонка, шаги послышались почти сразу, твердые и частые.
Мендес распахнул дверь, которая недовольно скрипнула, словно не открывалась всю зиму и только сейчас была распечатана.
— Мистер Мендес, разрешите… Мне нужно… — бормотал я, не зная, с чего начать, как объяснить причину своего прихода.
Он взял меня за руку и увлек за собой в дом.
— Мистер Лекс. О, мистер Лекс! — Лицо его сияло. — Входите, конечно.
Я позволил отвести себя по коридору в общее пространство, в котором совмещались, как и у меня дома, кухня, столовая и гостиная. Там, на столике, стояла клетка, и в ней сидел попугай, очень похожий на Попкорна.
— Попкорн! — воскликнул мистер Мендес, эффектно взмахнув рукой, словно он представлял товар в телерекламе. — Вчера позвонила женщина из Нью-Олбани, и вот, — он повторил тот же жест, — gracias a Dios, я дождался чуда.
До Нью-Олбани — добрых пятьдесят километров, на что я не преминул указать мистеру Мендесу.
— Немалое расстояние для такой невелички.
На мгновение его лицо стало серьезным. Секунду или две мы смотрели друг другу в глаза. Мы оба знали, что птица в клетке — не Попкорн, а какой-то другой какаду, улетевший из дома. С момента пропажи Попкорн «находился» уже много раз, и по какой-то причине — возможно, потому, что приходит время, когда нужно сделать выбор и жить дальше, — мистер Мендес решил принять эту птицу как свою.
Его лицо оживилось.
— Не нам ставить под сомнения чудеса. Они случаются не просто так. И причины нам знать необязательно. Так ведь? — сказал он.
Я нагнулся, чтобы лучше рассмотреть птицу. Попугай сидел на жердочке — та же раскраска, что и у Попкорна: желтая головка, такие же оранжевые пятнышки на щеках. Он даже кивал головой и двигался, как Попкорн, когда я его впервые увидел. Спутать их было легко. Нужно было лишь поверить.
Мистер Мендес рассказал мне еще кое-что. Девушка, с которой он расстался на Кубе, Ева, написала ему письмо. Я тут же вспомнил конверт со штампом Майами, который оставил у него за дверью под Рождество. Всю зиму они переписывались по электронной почте.
— Она собирается приехать, — сказал он. — Я в таком смятении. Что, если я ей не понравлюсь? Что, если она мне не понравится? С тех пор как мы были молоды и влюблены, прошло много лет.
Я постучал пальцем по клетке, но не мог думать ни о чем другом, кроме Вонни, какой она была, когда мы испытали первые чувства друг к другу. Как мы начинали совместную жизнь. Сердца, открытые к чуду.
— Гол, — сказал я, вспомнив встречу с Попкорном, вспомнив осень, когда он радовал всех своими разговорами.
— Гол. Гол! — повторял и повторял я, но птица в клетке упрямо молчала.
Наконец, мистер Мендес остановил меня.
— Мистер Лекс, — мягко сказал он, — сейчас не футбольный сезон.
Я не смог заставить себя сказать то, ради чего пришел, — как без его ведома забрался в его дом в день, когда исчез Попкорн. Я увидел, что мистер Мендес уехал на работу. Значит, раньше обеда не появится. Несколько недель после того, как я нажал кнопку на пульте от люстры и двери его гаража поползли вверх, я пытался отогнать от себя шальную мысль. Разве управление гаражными воротами устроено не по тому же принципу, что и включение люстры? Что, если я поиграю переключателями на своем гаражном пульте и смогу подобрать код к гаражу мистера Мендеса?
Дверь откроется. Я убедился в этом в конце марта. Перешел улицу, осмотревшись, нет ли кого рядом. Потом зашел в гараж и закрыл двери кнопкой на стене. Потом открыл дверь из гаража в дом и вошел внутрь.
Мне всего лишь хотелось побыть не дома. Я не смог бы объяснить это мистеру Мендесу. Я не смог бы объяснить, как приятно было сидеть на террасе и ощущать дуновения теплого ветра. Я сидел в тишине его дома, довольный, что убежал из своего; убеждая себя, что на час или около того я могу окунуться в собственные тишину и покой, познать честно заслуженный отдых.
Попкорн сидел в клетке, но дверца была открыта, так что дом был в его распоряжении. Он щелкал и свистел, потом сказал: «Гол. Гол!»
Затем выпорхнул из клетки, сделал несколько кругов по кухне и гостиной.
В тот момент я уже не думал. Я объяснил бы это мистеру Мендесу, если бы смог. Я рассказал бы, как подошел к двери террасы, как ощущение свободы подстегнуло желание посидеть на его террасе, погреться на солнце. Я сдвинул сетчатую дверь…
И тут же ощутил хлопанье крыльев у своего уха. В ужасе я смотрел, как Попкорн пролетел мимо бука на заднем дворе и скрылся за углом дома Чика Хартвелла.
Что я мог сделать, кроме как пойти домой? Будь я чуть честнее, то признался бы сразу, но как объяснить свое присутствие в чужом доме? Как передать мистеру Мендесу, насколько важны были для меня эти мгновения покоя? Как описать, что я сознавал, что моя жизнь разваливается на куски и я не знаю, как это остановить?
Я не мог высказать этого ни тогда, ни сейчас, когда Вонни заехала за Генри и увезла его к себе. Остались только мы с диваном. Никчемным диваном. Я сижу на нем в летнюю жару и пью. Вспоминаю тот день, когда мистер Мендес был так рад своему попугаю, что настаивал, будто это Попкорн. Тот день, когда он рассказал мне о своей потерянной любви, Еве, которая теперь живет в его доме, очень приятная женщина. Они уходят и приходят, часто держатся за руки, и, как я ни пытаюсь, мне не удается на них злиться. Не получается.
В тот день, в доме, он спросил меня:
— Вы рады за меня, мистер Лекс?
Он смотрел на меня широко распахнутыми глазами — как я понимаю, на пороге между прошлой жизнью и будущей. Незнание того, что с нами произойдет, — иногда лучшее, на что мы можем надеяться. Я бы сказал это Вонни, если бы считал, что для нее эти слова будут не пустым звуком. Дуновение ветра, кусочек неба, открытая дверь.
— Конечно, — ответил я мистеру Мендесу.
Что я еще мог сказать? Что я испуган до смерти? Что я боюсь дней, которые мне еще предстоит прожить?
— Конечно. — Я похлопал его по спине. Он был моим соседом, и из-за этого я обязан был притвориться хорошим человеком.
— Я рад. Очень рад. — Я даже обнял его и прижал к себе. На мгновение. — Очень, очень рад.
