Анатолий КУРЧАТКИН - ЦУНАМИ
— Ну что ж, ну что ж… — протянул бывший сокурсник. Вид унего был обескураженный. — Вольному воля.
— Да уж воля, — сказал Рад. — Прикрыл бы от бандюков, как я просил, или дал взаймы, никуда бы сейчас уезжать не пришлось.
— Что мог, то и дал, — сухо отозвался бывший сокурсник.
«И не собираюсь говорить об этом больше ни слова!» — стояло за его тоном.
— Да что ж, спасибо. Я тебе и за это благодарен, — сказал Рад.
Что было истинной правдой.
— А что у тебя там, в Таиланде, можно поинтересоваться? — спросил бывший сокурсник.
— Встречаюсь с младшим Цеховцем, — коротко ответил Рад.
Произнесенная им фамилия произвела на бывшего сокурсника магическое действие. Он тотчас словно расцвел, на лице его появилась улыбка, даже с оттенком некой умиленной растроганности — будто посреди полуочищенного от снега двора рядом с ними объявился сам Цеховец-старший.
— Получилось связаться? — с этим цветением лица задал он новый вопрос.
— Получилось, — подтвердил Рад очевидное.
— Так и что ты там с ним в Таиланде? — выдал бывший сокурсник очередной вопрос.
— Да берет меня там к себе в резидентуру, — сказал Рад.
Надо думать, такое его заявление вконец обескуражило бывшего сокурсника. Свидетельством тому была новая пауза, в которую он, было ощущение, провалился, как в яму. Рад стоял и ждал, когда он выберется оттуда.
— А, да, — произнес наконец бывший сокурсник. — Он же разведчик. Шпиён, — добавил бывший сокурсник, как бы отсылая Рада к их разговору на вечеринке, устроенной его молодой женой. — Но вроде ты… ты же гражданский, никакого отношения к этой службе, — с неуверенностью проговорил он затем.
Похоже, он воспринял слова Рада о резидентуре почти всерьез, и только на донышке плескалось некоторое сомнение. Человек, выросший в Советском Союзе, мог поверить в принадлежность к спецслужбам кого угодно.
— Какой я гражданский. Лейтенант запаса. — Раду доставляло удовольствие его понтярство — род компенсации за первую половину их разговора. — Как, кстати, и ты. На военной кафедре вроде бы вместе кантовались.
— А, действительно, — вспомнил бывший сокурсник. — Было дело. Но все же… что, вот так раз — и бац?
— Вот так раз — и бац, — подтвердил Рад. — Что у нас в России не возможно по блату.
«По блату» — этот аргумент оказался для бывшего сокурсника в высшей степени убедительным, сняв все вопросы.
— Ну что ж, ну что ж. — В голосе бывшего сокурсника отчетливо зазвучали нотки приязни. Рад теперь был уже не тем человеком, что жил у него сторожем. — Уедешь — и все проблемы разрешены. Дотуда не дотянутся.
В густом, все еще сумеречном воздухе затянувшегося утра снова раздался всхлоп двери. Разговор Рада с бывшим сокурсником, хозяином дома, оборвался, оба они одновременно повернули на звук двери головы. На крыльце, в норковой шубке, накинутой на плечи, стягивая на груди полы шубки руками, стояла молодая жена бывшего сокурсника.
— Мальчики! — закричала она, увидев, что они обернулись к ней. — Что за безобразие! Скрести лопатами в такую рань! Прямо как по уху, никакой возможности бедной женщине подрыхнуть всласть! Серж! — обратилась она уже только к мужу, — ты ведь отправился его остановить!
Бывший сокурсник, хозяин дома, перехватил лопату за основание черенка, отчего она приняла горизонтальное положение, и пошел к крыльцу.
— Ты знаешь, — крикнул он на ходу, не отвечая на упрек жены, — наш карбонарий уезжает!
— Как это? Куда это?! — взглядывая на Рада, удивленно воскликнула Пол-Полина.
— В Таиланд! — громче, чем надо, чтобы наверняка услышала и она, и Рад у него за спиной, крикнул бывший сокурсник.
— Какая прелесть! — воскликнула Пол-Полина. Сделала несколько шагов по ступеням вниз — словно ее подхватило внезапно возникшим порывом ветра, — но тотчас остановилась, не отдав себя его воле. — А зачем? Отдыхать?
Бывший сокурсник, как и она, тоже остановился на полпути, не дойдя до крыльца.
— Да, Рад, — проговорил бывший сокурсник, оборачиваясь к нему, — скажи Пол, зачем ты в Таиланд?
— Лясы точить, — негромко сказал Рад. Что было куда ближе к правде, чем объяснение, которое получил от него бывший сокурсник.
— Родине служить! — ответил жене бывший сокурсник, то ли не расслышав Рада, то ли специально перефразировав так. Почти наверняка специально.
— Иди ты на фиг! — бросил ему Рад.
— А ты иди на фиг со своими расспросами! — ретранслировал Пол-Полине слова Рада бывший сокурсник.
Они стояли такой трехзвенной цепочкой — и будто играли в «Испорченный телефон». Будто Пол-Полина с Радом могли переговариваться только через посредство ее мужа, бывшего сокурсника Рада.
— Ты что, Рад, в самом деле на фиг меня посылаешь? — через голову мужа прокричала Пол-Полина. — Совсем озверел здесь, в отшельничестве?
— Совсем озверел? — ретранслировал Раду бывший сокурсник.
— Не без того, — согласился Рад.
— Он озверел, озверел, — подтвердил жене бывший сокурсник.
— Джени уж, во всяком случае, должен был позвонить, — произнесла с крыльца Пол-Полина.
— М-м? — посмотрел на Рада бывший сокурсник. — Слышал? Был бы нормальным человеком — позвонил.
— При чем здесь она? — спросил Рад.
— Вот действительно, при чем? — не обращаясь ни к нему, ни к жене, с картинной риторичностью возгласил бывший сокурсник.
Рад повернулся к ним обоим — и к нему, и к Пол-Полине — спиной, пригнулся к лопате — и огласил воздух ее дребезжащим скрежетанием. Лучшего способа оборвать линию «Испорченного телефона», чем работа, было не придумать. Человек, занятый работой, неприкосновенен.
— Рад! Рад! — тотчас, однако, услышал он сквозь звук лопаты. Это был голос Пол-Полины.
Делать было нечего, не оставалось ничего другого, как прекратить скрести лопатой и повернуться к ней.
— Рад, подойди! — позвала его с крыльца Пол-Полина. — А то я не могу к тебе! — Она подняла ногу и потрясла ею в воздухе, показывая, что не обута для улицы.
Проходя мимо бывшего сокурсника, Рад распорядился, словно хозяином здесь был он, а не бывший сокурсник:
— Убери машину в гараж. Чтобы уж почистить и там, где она стоит.
— Йес, сэр! — прижимая руки к бокам, вытянулся по стойке «смирно» бывший сокурсник.
— Товарищ лейтенант, — поправил его на ходу Рад.
— Есть, товарищ лейтенант! — отчеканил бывший сокурсник. Тут же добавив: — Раскомандовался…
— Рад, Рад! — сказала Пол-Полина, когда он подошел к крыльцу и остановился, глядя на нее снизу вверх. — Ну вот скажи мне, ну в самом деле, ну что такое: почему ты ни разу не позвонил Джени? Она о тебе спрашивает — а ты ни разу!
— Спрашивает? — переспросил Рад. — И что?
— Как что? Странно! Поматросил девушку — и бросил?
Раду хотелось оглушить Пол-Полину чем-нибудь вроде резидентуры, как ее мужа, но ничего подобного в голову больше не лезло.
— Да на фиг я ей нужен, — сказал он.
— Не тебе судить! — отпарировала Пол-Полина.
— Кому ж, как не мне.
— Нет, ты здесь озверел, точно озверел! — Пол-Полина, продолжая кутаться в шубку, начала перетаптываться на крыльце с ноги на ногу — будто пританцовывала; можно подумать — от холода, но на самом деле, знал Рад, это у нее было свидетельством гнева. — Ни черта уже не понимаешь. Она у меня о тебе спрашивала! И удивлялась, почему не звонишь!
— Ну вот скажи, уехал в Таиланд, потому и не звоню. — Рад чувствовал раздражение против себя. Он не нашел нужного тона, и все получалось слишком всерьез. — Будет еще спрашивать — так и скажи. Поняла?
— Поняла, поняла, — станцевала очередное па Пол-Полина. — Все я про тебя поняла. Нет, не поняла: зачем ты в Таиланд, если не отдыхать?
А, сообразил Рад, она же не знает про Дрона, ей известно лишь то, что ретранслировал по «Испорченному телефону» его бывший сокурсник, ее муж.
— Голову еду спасать, — сказал он. — Встречаться с одним человеком. Знакомым, кстати, твоей Джени. И хватит, черт побери! — вырвалось вдруг у него — так неожиданно, словно лез, карабкался на некую кручу, сорвался из-под ноги камень, и он, не успев ни за что схватиться руками, чтоб удержаться, сам таким же камнем полетел вниз. — Звонил, не звонил, озверел! Не знаешь, почему я здесь торчу?! Не знаешь?!
Пол-Полина не ответила. Стояла над ним с выражением испуга в глазах и больше не пританцовывала.
Рад повернулся и, волоча лопату за собой по земле скрежещущим хвостом, двинулся к месту, где до того чистил снег. Внутри в нем визжала и драла его в клочья кошачья стая. Ему было стыдно за свой срыв. Который не шел ни в какое сравнение со вчерашним. Вчерашнему было оправдание — беседа с французским экзистенциалистом. А сегодня без всякой беседы, просто так.
Его бывший сокурсник, хозяин дома, держа лопату на весу, легкой празднично-новогодней походкой тронулся ему навстречу.
