Корбан Эддисон - Слезы темной воды

Прошел час, потом два и три. Солнце поднялось высоко в небо, нещадно накаляя воздух. После месяцев, проведенных в море, кожа Дэниела и Квентина загорела, и все равно они не пожалели солнцезащитного крема, чтобы защититься от ультрафиолетовых лучей. Пираты наблюдали за ними с большим интересом и потом, почти с робостью, попросили у них крем, чтобы тоже попробовать намазаться им.

– Они думают, что от этого станут красивыми, как Дэвид Хассельхофф[22], – пояснил Афиарех. – Они смотрели «Спасатели Малибу» по спутниковому каналу.

Примерно в полдень Дэниел спустился вниз и приготовил бутерброды с сыром, которые пираты проглотили так, будто ели их первый раз в жизни. «При такой скорости потребления, – прикинул он, – продуктов хватит дней на пять, как и горючего, – этого достанет, чтобы достичь берега Сомали». Почему-то эта мысль вызвала у него странное чувство облегчения. Чем меньше неожиданностей, тем больше вероятность того, что освобождение пройдет без осложнений.

Приведя себя в порядок, они вернулись в кокпит и увидели кружащуюся над ними в потоках горячего воздуха стаю фрегатов. Гюрей поднял автомат, чтобы выстрелить по ним, но Афиарех закричал на него. Поняв, что спорить бесполезно, Гюрей с мрачной миной пошел на бак. Афиарех сел рядом с Квентином и возбужденной скороговоркой что-то сказал Либану. Либан саркастически покачал головой.

– Что это такое было? – спустя некоторое время спросил Квентин.

Афиарех поколебался, как будто взвешивая цену правдивого ответа. Потом пожал плечами:

– Он не любит черных птиц. Они напоминают ему птиц, которых он видел, когда умер его отец. Я сказал ему, что это морские птицы, а то были сомалийские вороны. Он не верит мне. Он очень суеверный.

Дэниел посмотрел на юного пирата:

– Где ты так научился говорить по-английски?

Афиарех посмотрел на него странным взглядом.

– В школе.

– Наверное, у тебя был хороший учитель, – закинул удочку Дэниел.

Глаза пирата сузились.

– Не такой уж и хороший.

Этот ответ застал Дэниела врасплох. Что-то в Афиарехе было не так. Даже не что-то, а многое. В нем как будто уживались две совершенно противоположные личности: профессиональный корсар, собирающийся торговать их жизнями, и вполне порядочный, воспитанный человек, который разрешает им принимать душ, защищает птиц и заставляет своих подельников-пиратов есть из тарелок и не трогать личные вещи пленников. Дэниел слушал, как Квентин разговаривает с ним на странной смеси английского и сомалийского, пробуя с подачи Афиареха произносить новые слова. Пирату мантия учителя, похоже, пришлась по вкусу. «Значит, сначала было образование, – подумал Дэниел. – А уж потом криминал. Но почему? Что заставило его сбиться с пути?»

Глядя на море, Дэниел позволил волнам унести свои мысли. Сколько минут он созерцал море, прежде чем увидел корабль, Дэниел не сказал бы, но, когда его глаза заметили судно, все остальное перестало существовать. Он не двигался, не говорил, просто сидел и смотрел, как светлая точка растет, пока не различил надстройку на баке и мачту над ней. Никто из пиратов, похоже, не замечал корабля. Почти все они отдыхали в рубке или загорали на крыше.

Первым судно заметил Мас. Он вскочил на ноги и заорал так, что из его рта полетели слюни. Остальные пираты всполошились, будто он швырнул в них гранату. Они начали указывать на корабль своим оружием, кричать и жестикулировать, лица их побледнели от страха.

– Пошел вниз! – приказал Афиарех Квентину, перекрикивая галдеж, схватил его за плечо и толкнул к люку.

Либан взял Дэниела за локоть, но Дэниел отбросил руку пирата.

– Не прикасайся ко мне! – со злостью процедил он и пошел следом за сыном в салон.

Пираты спустились после них и с автоматами в руках забились в углы каюты, имея вид угрюмых подростков, которых застукали на вечеринке за распитием спиртного. «Калашниковы» они нацелили на иллюминаторы, точно в любую секунду с неба могли свалиться коммандос и начать их крошить, не дав и слова сказать.

Дэниел сел в кабинке и обнял Квентина.

– Все будет хорошо, – сказал он, видя в глазах сына отражение собственных страхов. – Военные не наделают глупостей. Они знают, как поступать в таких случаях.

Произнося эти слова, он не был уверен, что это так.

Пол

Команда «морских котиков» высадилась на «Геттисберг» за несколько минут до часа дня. Пол вместе с капитаном Мастерсом и его помощниками отправился встречать их в ангар. Мастерс обменялся несколькими словами с Фрэнком Редманом, который был крепким, как туго скрученный канат, со впалыми щеками, стального цвета глазами и волнистыми каштановыми волосами, и представил его Полу и Алану Родригесу, заместителю Пола, который несколько часов назад прибыл с сомалийским переводчиком. Мастерс оставил лейтенант-коммандера Кардуэлла и энсина О’Брайан с «морскими котиками», пока те готовили оружие и оборудование, а Редмана и переговорщиков повел в адмиральскую каюту в самом сердце корабля.

Спроектированная для приема высокопоставленных гостей, каюта капитана имела собственную спальню, ванную, гостиную и небольшую кухню, а также была оснащена целым набором мониторов с плоским экраном, камерами и аудиооборудованием для видеоконференций. На время проведения операции по освобождению заложников Мастерс решил превратить гостиную в ставку, а спальню отдал Редману. Командир спецназа опустил сумку на пол и нацепил наушники с микрофоном на изогнутой дужке. Потом произнес несколько слов в микрофон, проверяя связь, и повернулся к Мастерсу и Полу.

– Сойдет, – сказал он. – Мои группы снайперов займут позиции у иллюминаторов на носу и на корме. Штурмовой отряд – на «Трумэне» вместе с ЖКНЛ. Они развернутся, когда авианосец займет позицию. Мы получили чертежи яхты у ее строителей в Швеции и рассмотрели множество тактических вариантов, но все они слишком рискованные. Мы бы предпочли переговоры. – Редман посмотрел на Пола. – Я никогда не работал с переговорщиками из чужой команды, – откровенно признался он. – Но Белый дом хочет видеть вас на этом месте, значит, так и будет. Тем не менее это военная операция, поэтому вы будете исполнять мои приказы. Понятно?

Пол и глазом не моргнул.

– Я понимаю систему старшинства, капитан, и ценю вашу откровенность. Я тоже скажу прямо: я здесь не для того, чтобы давать вам советы. Вы – лучший специалист в своей области, я – в своей. Пока мы с вами работаем на общую цель, я с вами в одной команде. Если же я почувствую, что мои указания игнорируются, я вместе со своими сотрудниками улечу отсюда ближайшим вертолетом.

Редман удивленно прищурился. Такой взгляд был знаком Полу, на него так смотрели в Ираке и Афганистане. Такие люди – альфа-самцы, привыкшие внушать уважение к своей персоне. Но для Пола это не имело значения. Не важно, какие элитные учебные заведения они оканчивали, все равно каждый из них не застрахован от высокомерия или обычных человеческих ошибок. Вдобавок к этому они изначально склонны предпочитать силовые решения компромиссу. С точки зрения Пола, для успешного проведения переговоров Редман должен был какое-то время оставаться в стороне и не путаться под ногами.

– Понял, – наконец сказал Редман. – Надо полагать, ваша команда готова?

Пол кивнул:

– У нас два переговорщика: я и Родригес. С нами специалист по сомалийскому языку, чтобы переводить. Мы установим здесь радиостанцию и устройство для записи разговоров. Ребята в БИПе тоже будут вести запись.

БИП, или Боевой информационный пост, был нервным центром «Геттисберга», откуда контролировалось все вооружение и все системы связи корабля.

– Очень хорошо. – Редман обвел взглядом лица стоящих вокруг людей. – У нас простая цель: вернуть Паркеров до того, как яхта достигнет берегов Сомали. Мы не позволим пиратам высадить их на берег. Это понятно? – Никто не произнес ни слова, и он продолжил: – Отлично. Теперь поднимемся на мостик и дадим о себе знать.

Впервые Пол заметил «Возрождение» с расстояния пяти миль. С убранными парусами ее мачта была неразличима в дымке горизонта, а корпус напоминал буй, покачивающийся в кобальтовом море. Редман стоял рядом с Полом, он смотрел в бинокль и переговаривался со своими снайперами, пока те занимали позиции. Мастерс сидел в капитанском кресле и отдавал приказы вахтенному офицеру.

– Сбросить скорость до двадцати узлов, – сказал Мастерс. – Три градуса на правый борт. Хочу подойти к паруснику со стороны кормы.

– Полный вперед на двадцати узлах, – отозвался вахтенный офицер. – Право руль, курс триста тридцать два.

– Сбавляю скорость на двадцать узлов, – повторил рулевой. – Есть право руль, курс триста тридцать два.

Пол почувствовал, как «Геттисберг» замедляет движение и немного кренится на левый борт, делая поворот.