Тиркиш Джумагельдыев - Энергия страха, или Голова желтого кота
Абдулла знал, что ему этот товар не нужен, он никогда им не пользовался… Во-первых, удерживал страх подхватить что-нибудь, во-вторых, его многие знают, так что завтра на всех углах будут рассказывать, с кем он был, что делал и каковы его особенности во время этого самого… Тем не менее его охватило невольное волнение и возбуждение. Он даже стал прикидывать, сколько денег в кармане. Двадцать тысяч манатов. Как раз на баклажку кока-колы.
А уж на эту женщину требуется… много. Не из дешевых, духи, как у жен чиновниц. Абдулла вдруг засмеялся.
— Чему это ты радуешься?
— Один бедный актер в магазине увидел, как продавец отрезает покупателю увесистый кусок голландского сыра, и говорит: «Братишка, отрежь и мне…. тридцать граммов». А продавец ему в ответ: «Яшули, может, вам проще облизать то, что осталось на ноже?..»
— Понятно, считай, что и ты облизал нож.
— Увы, Аллах дал соловью красивый голос и пустое гнездо.
Женщина посмотрела на Абдуллу:
— Складно говоришь! Тебе бы на свадьбах тамадой работать. Хорошие деньги, между прочим, зарабатывают. На сыр точно хватит.
Джемал бросилась на шею Абдуллы, как только он переступил порог.
— Откуда идешь?
— Из дома.
— Смотрел телевизор? Великий Яшули выступал…
— Все видел, ничего не упустил.
— Что же это творится, а?
— В таких случаях говорят: не печалься, лучше съешь чего-нибудь вкусного, а меня чаем угости.
— А ну-ка, посмотри сюда, что-то не верится, что ты из дома идешь, — Джемал принюхалась. — Духами от тебя воняет… Точно! Шанель номер пять!
— Пешком шел, — засмеялся Абдулла. — По улице проституток, вот и пропах их духами.
— И ни одной не соблазнился?
— Сказал одной, что Аллах дал соловью красивый голос, но пустое гнездо. А она посоветовала тамадой работать, говорит, большие деньги стану зашибать.
— Да уж, у них глаз наметанный, сразу подобрала тебе роль.
— А знаешь! — вскричал Абдулла, пораженный мыслью.
— Ну, говори, что придумал.
— Проститутка нашла лучшее определение не только для меня, а для всех артистов. Ведь мы — вечные и постоянные тамады. Кто такой тамада? Посмотреть со стороны — вроде бы главный человек на свадьбе. Он постоянно говорит речи, громче всех смеется, на него все смотрят, девушки хихикают, он их обнимает, то одну, то другую… И все — вроде. И все — как бы. На самом-то деле главный — человек, который оплачивает свадьбу…
— Ну, ты циник, — протянула Джемал. — Свадьбу оплатили родители. Они и без того главные. А самые главные, чтоб ты знал, жених и невеста!
— Ну, это само собой разумеется.
— В принципе, конечно, ты здорово сказал: мы — вроде бы главные. Всегда на виду — и всегда вроде бы… Обслуга.
В комнате работал телевизор. Почтенный пожилой туркмен в огромной папахе, с густой бородой, грозил с экрана: «Ты сукин сын, подлец! Ишак поганый, посмевший лягнуть своего хозяина! Кто ты такой, чтоб поднимать руку на нашего Великого Сердара, которым гордится весь народ?! Тьфу тебе в лицо! Тебя надо застрелить, как бешеную собаку, а труп твой отдать шакалам на растерзание!»
Началось то, о чем и думал по дороге Абдулла, — поднимают волну народного гнева.
Джемал выключила телевизор.
— Были уверены, что живем в мирной стране. Теперь и до нас докатилось. Не дай бог придут исламисты. Под чадрой заставят ходить!
— Туркмены никогда не были фанатиками. Кто тебе сказал, что придут исламисты?
— Нутром чую. Таган только что звонил, я ему сказала, а он, как и ты, удивился. Мол, никогда у нас такого не будет. Мол, исламисты там, где псевдодемократия. А у нас мулл учит, наставляет и назначает сам Великий Яшули, и они не посмеют подняться против него. Поэтому надо молить Аллаха, чтобы он дольше сохранял под своей сенью нашего Великого Яшули. А что, разве не так?
— Таган всегда правильные вещи говорит.
— Абдулла, сейчас не время для иронии.
— Правильно!
— И не улыбайся так. То, что хочет поставить Таган, прежде всего с нами связано. Во-первых, главные роли — наши. Во-вторых, спектакль про Великого Вождя как раз вовремя — для всех…
— Это тоже Таган сказал?
— Нет, я сама так думаю.
Абдулла не мог удержаться от улыбки. Умиляла расчетливость Джемал в сочетании с патетикой. Совершенно искренней.
— Да ладно, хватит. Расскажи лучше, как дочка.
— Ох, требует компьютер купить!.
— Молодец, девочка.
— Ну ладно, соловей ты наш, — поднялась Джемал. — Не буду я тебя баснями кормить!
И направилась на кухню. Абдулла, положив под голову две маленькие подушечки, устроился на диване. Джемал, вернувшаяся с чайникам в руках, подняла крик.
— Не вздумай спать! Хватит с меня, поднимайся!
Видя, что он и не собирается, выдернула из-под головы подушки. Абдулла встал.
— Вот заснуть бы сейчас надолго. Пусть года пройдут, а ты спишь! Пусть весь мир перевернется, пусть земля треснет, а ты спишь. И просыпаешься лет через двадцать, а то и через пятьдесят, а?
— На здоровье! И засыпай, и просыпайся, но только у себя дома.
— Помнишь, как мы были на гастролях в Кизил-Арвате? Только из Мары вернулись, очень уставшими были, а нам сказали, что еще на неделю в Кизил-Арват надо ехать?
— Помню, конечно, тогда мы чуть не изжарились. В Мары хоть арыки есть, река есть, а в Кизил-Арвате ни воды, ни тени… из пустыни суховей — жуть!
— Помнишь, мы однажды видели мираж? Ты тогда сказала: «Если б знала, что тот серый туман на горизонте, не мираж, а вода, то доползла бы до нее по горячим пескам».
— Может, и говорила…
— А еще сказала: «Теперь по-настоящему верю, что можно погибнуть, погнавшись за миражом». А помнишь, что я ответил?
— Ой, да хватит голову морочить! — засмеялась Джемал. Видно было, что сладко вспомнить.
— Я тогда сказал: «Если есть хотя бы одно живое существо, которого не обманывает мираж, то это наверняка верблюд». И объяснил: верблюд смотрит сверху. При взгляде сверху миражей не бывает. Но есть, оказывается, одна вещь, которая не дошла тогда до моего ума.
— У тебя других тем, кроме верблюда, уже не осталось?
— Да послушай же ты! Не хочется верить, что на горизонте нет воды. А вера означает, что ты согласен на смерть, согласен обманываться миражом, надеясь на что-то. Верблюд — мудрец нашего народа. Когда спросили у верблюда, почему у него шея кривая, он ответил: «А разве у меня есть что-то прямое?» Вот и мысль одна пришла мне в голову. Надо слово «мираж» заменить словом «иллюзия». И совсем другой смысл получится. Иллюзия нужна для тех, кто не знает, что у них шея кривая. Иллюзия — это когда страус зарывает голову в песок при малейшей опасности и думает, что спрятался. Туркмены про это говорят: «Пусть волк мне задницу съест, лишь бы глаза мои этого не видели».
— Однажды человека попросили сказать о чем-нибудь большом, значительном, и он сказал: «Верблюд!» — засмеялась Джемал.
— И ты до сих пор была для меня иллюзией, — сказал он, приобнимая ее.
— Перестань, пожалуйста, — Джемал вырвалась. — И не надо нам таких разговоров, договорились?
12. Нашествие клещей
Комитетчики пришли за ним утром.
Ему опять снился сон. Он сидит на пестром камне, а на него наползает полчище клещей с плоскими красноватыми спинками. Всю землю покрыли — трава шевелилась, как от легкого ветра. Они затопили его, как вода, полезли вверх по ногам. Абдулла панически стряхивал их с себя, чувствуя, как тело охватывает жар, словно от ядовитых укусов. Он проснулся в ужасе, не веря, что это был лишь сон. Простыня мокрая, а руки — словно раскаленные железные прутья.
В доме было тихо. Дочь и жена в школе. Абдулла достал лед из холодильника, сжал в ладонях. Руки охватило стужей, но жар не спадал. Это не то, что говорят: «Бросает то в жар, то в холод». Он испытывал леденящий холод и жар одновременно.
Бросил взгляд на часы. Уже девять. В десять ему надо быть в театре. Абдулла поспешно стал собираться.
Раздался звонок в дверь. Посмотрел в глазок: на площадке спокойно стояли трое в штатском. Похожие друг на друга, как солдаты. На улице жара, а они в пиджаках. Абдулла открыл дверь.
Тот, который был впереди, спросил:
— Вы Нурыев Абдулла?
Голос, как у того ефрейтора с холмов.
— Да, он самый…
Человек вытащил удостоверение в синей обложке, раскрыл его:
— Майор комитета национальной безопасности…. — фамилия до сознания Абдуллы не дошла. — Вам надо проехать с нами.
— Вещи брать?
— Нет, только паспорт.
Абдуллу посадили в белую «Ладу».
Машина притормозила у здания бывшей медицинской академии. Великий Яшули ее создал — он же ее и закрыл. Точно так же создал сельскохозяйственную академию — и точно так же ликвидировал. И еще две академии упразднил. Остались академия полиции и военная академия, носящие его имя. Помнится, академики медицины благодарили Великого Яшули за заботу о национальной науке и обещали направить все силы на то, чтобы изготавливать лекарства только из растений, произрастающих в стране. И еще просили заменить иностранное слово «медицина» словом «лукманство». Но вывеску «Академия лукманства» повесить не успели — академию упразднили вместе с академиками. В народе шепчутся: после того, как Великого Яшули дважды оперировали за границей. Здание передали генеральной прокуратуре.
