Андрей Рубанов - Психодел
– И что Мудвин? Повлиял?
Мила вздохнула.
– Нет. Наш мальчик в депрессии. Ему тридцать лет, у него неважно идут дела, а кража всё усугубила. Теперь я должна его успокаивать и окружать заботой. Друзей приглашать и вино наливать.
– Ну да, – сразу сказала Маша. – Должна. Разумеется, должна! А как ты хотела? Ты сильнее.
– Слушай, Монахова, ты меня не выводи! Я тебе кто – Синдерелла? Почему я должна быть сильнее?
– Потому что ты баба.
– Я не баба! Я женщина! Причем, заметь, не простая, а умная и красивая. Я умная и красивая женщина, я себе классного мужика отхватила и замуж за него собралась – и вдруг вижу, что он никакой не мужик, а мальчик маленький. У него траур, деньги украли! Давайте, значит, все нарядимся в черное и устроим трагедию.
Монахова хмыкнула.
– Ну, ты тоже, это... Дай ему шанс, наверное. В такой момент нельзя просто сидеть и курить тонкие сигареты. У человека черная полоса, ему нелегко.
– А мне, значит, легко, да?
– А бабе никогда не бывает легко.
Мила остановилась под красным светофором, слева подкатил потертый желтый корпус маршрутного такси, и на девочку Лю с расстояния в полтора метра посмотрел некто ужасный, небритый, нечесаный, в нелепом вязаном малахае, от его дыхания стекло запотело, и он протер рукавом, желая получше рассмотреть бодрую девку в маленьком синеньком автомобильчике – куда, сучка, едет? К мужику? От мужика? Или от одного к другому?
Вдруг поняла, что ей стало легко.
– Спасибо тебе, Монахова. Люблю я тебя. Сама мужиков каждый год меняешь, за любую ерунду пинками гонишь, а других учишь – «будь умнее», «будь сильнее», «дай шанс»...
Маша засмеялась.
– Известная фишка! Кто сам не умеет – тот других учит. Кстати, Мудвина телефончик дашь мне, ладно? Только по-тихому. А принцу своему прости. И вернись. Всё равно лучше не найдешь.
– О боже, – сказала Мила. – А вдруг найду? А вдруг он не тот человек?
– Тогда делай, что решила. Поживи у родителей, подумай.
– Да. Только мне там плохо думается. Мне вообще плохо думается последнее время. Я устала, почему я должна всё время думать? Не хочу думать.
– А придется, – сказала Монахова. – Никуда не денешься.
Глава 16
Ее монолог
Живешь с ним. Год, или два, или три. Спишь с ним. Любишь его. Заботишься о нем. Переживаешь его успехи и неудачи, как свои собственные. Тебе хорошо. Проходит время – и вдруг ты понимаешь: дальше так нельзя. Если он – это Он, тот самый, тогда всё понятно, живем дальше, захотим детей – родим детей, не проблема, захотим свадьбу – сделаем, можно даже повенчаться, соединиться перед Богом, если Бог есть, а если его нет – всё равно, в церкви красиво, свечи горят и сладко пахнет. Но если он – это не Он? Как узнать? Книги утомляют, журналы поверхностны и глупы. В кино с экрана глядят либо напомаженные вампиры, либо инфернальные педерасты. В телевизоре по всем каналам помятые менты с физиономиями зашитых грузчиков-экспедиторов. В Интернете еще гаже, подобно анекдоту про главную площадь Еревана: каждый лезет с советами. И никто прямо не объяснит, как понять: он или не он?
Должен ли он быть красив? Вряд ли. Должен ли он быть элегантен? В меру... Должен ли он быть порочен? Немного порочности не повредит; честность в отношениях начинается с предъявления своих пороков. Должен ли он быть отважен? Разумеется – но не безрассуден. А как отличить? Сложный вопрос. Должен ли он быть циничен? Лучше да, с циниками весело и просто, но меж циниками и романтиками лучше выбирать романтика, тем более что самые жестокие циники глубоко романтичны. А если всё при нем, но денег нет? Дура, свои надо иметь.
Дальше: подруги. Эти еще хуже Интернета. «Сначала пусть он тебя любит, а потом уже ты его». Предоплата чувства, осталось выписать счет-фактуру. Или вот это, самое глупое и бессмысленное: «я бы на твоем месте...» Слушай, ты никогда не будешь на моем месте, даже если очень захочешь, ты понятия не имеешь, как я ощущаю себя на своем месте. Есть он, и рядом с ним – место; оно мое или не мое? Мне тоже не слишком улыбается навязать себя человеку и потом, спустя годы, вдруг понять, что ему была нужна совсем другая женщина. Я – порядочная, у меня совесть, как я буду с этим жить? Дело не в любви, мы больше чем любовники, мы единомышленники, мы хорошо понимаем друг друга. Мы, блин, ладим! Но вдруг это не главное? Он цветы дарит и звонит пять раз в день, но потом вдруг перестает и погружается в себя; он храпит; он не умеет обращаться с пылесосом; наконец, он ест яичницу с рисом, что может быть ужаснее яичницы с рисом?! И еще мне предлагает. Он очень нежный и одновременно очень грубый, я не знаю, как это объяснить; фьюжн, сочетание несочетаемого. Сложный человек, ловко изображающий простого. Сейчас все такие, сложным быть немодно. Не лезьте с простыми решениями, к черту вашу простоту. Здесь и сейчас – да, всё хорошо. Но я современная бодрая девушка, я хочу развиваться, на дворе XXI век, у меня своя дорога, а он куда идет? Зовет с собой, но в каком направлении? Твердит: «У нас всё будет» – а что конкретно? Мне не нужно «всё». Я не такая дура, хотеть «всего». Вон они, по обочинам стоят, которые хотели «всего». Я не хочу всего, я хочу разного, иногда простого, иногда – наоборот, иногда не знаю, чего хочу, но хочу очень сильно. Иногда хочу нитку жемчуга на шее и платье ар-деко, иногда хочу сдохнуть – мало ли чего хочу?!
Два года вместе – и ничего не понятно. Пятьдесят журналов, тридцать телеканалов, пятнадцать радиочастот, и ни одна сволочь не скажет, как быть. Учат какой-то пошлой ерунде. Как стать сексуальной. Стала, еще вон когда, в семнадцать. Ничего особенного. Достаточно взглянуть на Скарлетт Йоханссон, чтобы понять: сексуальность переоценена. Как стать стильной? Ага, знаю, стиль – это логотип на заду, каждые полгода новая коллекция, плати давай. Нашли дуру. Весь ваш стиль сочиняет банда обнюханных педиков, очень быстро, пока банда обнюханных инвесторов не выломала двери, чтобы стребовать назад свои деньги. Я же бухгалтер, я всё про вас знаю, меня невозможно обмануть; там, где лохи видят стиль, я вижу валовую прибыль. Вы похоронили стиль, вы убили женщину-богиню, вы продвинули женщину-демона, вы продали жлобам свои мозги и задние проходы, вам больше нет веры.
Я искала и нашла человека, который ценит во мне то, что я сама в себе ценю, – естественность и культуру, я отдала ему себя, и он был счастлив – но теперь я хочу понять, что он намерен со мной делать. Добиться женщины – чепуха. Неинтересно, скучно. Жить с женщиной, десять лет, двадцать лет, сто лет, засыпать и просыпаться, двигать свой мир, менять его, раскрашивать, шагать куда-то, вести за собой подругу – вот главное. Хочу знать, куда иду; хочу, чтобы солнце освещало дорогу, и чтобы цветы простые росли справа и слева, и чтобы попутчики были – это важно. Не как у Маши Монаховой с ее умным Димой: «Есть ты и я, остальные – против нас, гады и сволочи». Не так. Никаких противостояний, никакой битвы за бабло, за успех. Лучше, как папа, строить дельтапланы из раскладушек, однажды пролететь сто метров и сломать ногу – но не ближнему, а лично себе. И не шею, и не судьбу.
Любить друг друга и непрерывно учиться любить, чтобы любить еще сильнее, каждый день учиться, у себя, у родителей, у приятелей, у первых встречных. У животных даже. Вот так надо. Каждую минуту тратить, чтобы любить сильнее и сильнее. Ярче, чище, щедрее.
Какая разница, сколько тебе лет? Четвертый десяток – ну и что? Наслаждайся и люби. Меня, друга, маму. Мама больна? – люби ее, и поправится. Люби свой возраст, свой дом, свой мир. Свои идеи в своей голове. Мои идеи в моей голове.
Если он – это Он, то тогда Он обязан это понимать, и разделять, и любовь свою не вертеть на пальце, как брелок, а нести внутри себя, беречь и пестовать.
Свадьба отшумит, быт наладится. Дети родятся, вырастут и выпорхнут. Одежда выйдет из моды. Красота увянет. Золото украдут. Мясо сожрут. Деньги обесценятся. Силы кончатся. Мышцы ссохнутся. Машины сломаются. Всё сгинет, лопнет, сгорит и рухнет, а двое будут любить друг друга. Взаимопроникать, растворяться, срастаться. И умрут в один день, но только для других, всех прочих, а друг для друга останутся жить вечно.
Часть вторая
Глава 1
Делопут
В первый рабочий день после длинных новогодних каникул офисному человеку нелегко. Включить компьютер – уже подвиг. Сидели, перебрасывались медленными фразами, зевали даже. Смотрели друг на друга: кто прежде других положит пальцы на клавиатуру? От кого зарядиться энтузиазмом?
Но энтузиазм отсутствовал, всем хотелось обратно, за столы, на диваны, к телевизорам, или – в случае Милы – на свежий воздух, в дом на краю леса.
– Шикарно! – восклицала Божена, глядя на Милу. – Нереально! Мне бы такой цвет.
– Десять дней в лесу, – ответила Мила. – Настоящий подмосковный кислород. Но у Ольги лучше.
