Джон Берендт - Полночь в саду добра и зла
Миссис Келли подъехала к стоянке возле первой баптистской церкви Стейтсборо в двадцать минут девятого. Напоминаю, было воскресное утро. На Эмме красовалось пурпурное шелковое платье и синяя накидка с капюшоном. Веки женщины были щедро выкрашены в бирюзовый цвет, на щеках – слой румян, – Итак, посмотрим, – сказала она. – «У Эммы» закрыли в три часа утра, а до дома я добралась в четыре. Обычно я по дороге съезжаю с шоссе и сплю минут пятнадцать под эстакадой в Эш-Бранче, но на этот раз мое место занял своим здоровенным грузовиком какой-то тип. В результате я легла спать в половине пятого, а в четверть восьмого мне позвонила тетушка Аннализа. Ей девяносто лет, и она следит, чтобы я не опаздывала в церковь. – Эмма поправила лакированные заколки. – Я вполне обхожусь двумя часами сна, но иногда это бывает заметно – глаза немного припухают.
Мы вошли в церковь.
Священник читал проповедь на тему: «Искушение и внутренний соблазн». Потом выступил дьякон с рассказом о предстоящих на неделе проповедях; главной должна была стать проповедь: «Воспрянь, Америка! Бог любит тебя!» Видимо, дьякону показалось, что аудитория не спешила просыпаться в ответ на его пламенные призывы, и он провозгласил: «В Америке сто восемьдесят миллионов людей забыли о Боге. Два миллиона из них живут в Джорджии. Да что там говорить – только в Стейтсборо таких наберется не одна тысяча».
Потом к собравшимся снова обратился священник.
– Нет ли среди нас сегодня гостей?
Эмма шепнула, что мне надо встать. В мою сторону тотчас повернулись сотни голов.
– Добро пожаловать, – сердечно произнес священнослужитель. – Мы рады, что вы смогли присоединиться к нам.
После службы мы с Эммой пошли в часовню, где собирались старики на еженедельное собрание. Правда, нас задержала дюжина особенно дружелюбных прихожан, которые захотели лично поприветствовать меня в церкви, а заодно спросить, откуда я пожаловал.
– Из Нью-Йорка! – воскликнула одна женщина. – Надо же! Между прочим, мой кузен как-то ездил туда.
В часовне Эмма сняла туфли на высоких каблуках и села за орган. Она играла, пока народ неспешно собирался на свою стариковскую сходку. Люди первым делом подходили к Эмме, здоровались с ней, а потом шли ко мне, чтобы сообщить, как они рады моему приходу. Первым к собравшимся обратился мистер Грейнджер.
– Я хочу сказать вам, что жена неплохо себя чувствует. – Я знал, что у нее рак, но доктор подтвердил диагноз только во вторник, поэтому я вам ничего и не говорил. У меня на сердце большая тяжесть, но жену хорошо лечат, насколько я могу судить.
С задней скамьи раздался голос какой-то женщины. – Энн МакКой лежит в саваннском госпитале святого Иосифа. У нее сильные боли в спине.
– Умерла сестра Салли Пауэлл, – произнес кто-то.
– Кто еще? – спросил мистер Грейнджер.
– Клифф Брэдли, – отозвались сразу несколько человек.
– Клифф распрощался со мной вчера вечером и был в добром здравии, – удивился мистер Грейнджер.
– Голди Смит нуждается в наших молитвах, – проговорила еще одна женщина. – У нее что-то случилось с желудком. Ей, правда, сделали протез.
Дама с губами, накрашенными розовой помадой, и в очках в золотой оправе, поднялась, чтобы дать всем добрый совет:
– В нашей семье тоже не все было гладко, пока я не посмотрела на себя и не увидела у себя в груди обиталище Господа. У нас у всех в груди обиталище Господа, обратитесь же к Иисусу, следуйте моему примеру.
Собрание закончилось, и мы с Эммой, выйдя из часовни, вместе с дюжиной других женщин направились в воскресную школу, где миссис Келли снова представила меня всем присутствующим. В ответ дамы прочирикали и промурлыкали свои приветствия. Староста объявила, что намерена провести беседу на тему: «Божьи люди в изменчивом мире», но, может быть, кто-то хочет вначале сделать важное объявление?
– У Миртл Фостер все еще кровоточит рана, – сказала женщина в очках и светло-зеленом костюме. – Я вчера вечером говорила с Рэпом Нелби – так они сами не знают, когда ее выпишут.
– Нам надо включить ее в список и помолиться за нее, – решила староста.
Тогда заговорила леди с фиолетово-седыми кудряшками:
– Луиза видела Мэри в галантерейном магазине в пятницу. Кажется, обе чувствуют себя неважно, нам надо помолиться и за них.
В течение следующих пяти минут члены конгрегации обсудили здоровье еще нескольких человек, и список пополнился тремя фамилиями.
Покончив с формальностями, староста начала беседу: «Иисус никогда не попросит сделать то, чего не стал бы делать сам», а Эмма достала из книжечки маленький манильский конверт, на котором крупными буквами было написано: «Эмма Келли. 24 доллара». Она тихонько встала и положила пакет в картонную коробку, где уже лежали конверты других женщин. Сделав мне знак следовать за собой, она на цыпочках вышла в холл, захватив с собой коробку. В дверях кто-то дернул меня за полу пиджака.
– Надеюсь, вам понравилось у нас, – прошептала леди, сидевшая у входа. – Приезжайте к нам еще.
Эмма вывела меня в холл.
– Теперь мы поднимемся на два этажа выше и пойдем к маленьким деткам, – пояснила она.
Но первым делом она завернула в небольшую комнатушку без окон, где отдала коробку двум мужчинам, сидевшим за столом, заваленном манильскими конвертами.
– Утро доброе, мисс Эмма, – приветствовали они миссис Келли.
Наверху Эмму уже ждали. Двадцать детишек сидели полукругом возле открытого пианино. Она играла мотив «Вперед, солдаты Христа!», а дети пели заголовки книг Нового Завета: «Ма-атфей, Ма-арк, Лу-ука и Иоа-анн, Де-еяния и Послание к Ри-имля-анам…» Потом Эмма дважды сыграла «Иисус – наш возлюбленный учитель». – Теперь мы можем идти, – сказала мне Эмма. Мы миновали пролеты уже знакомой лестницы и вышли на стоянку. – Тут есть еще одна леди, которая обычно играет в приюте. Когда ее нет, это делаю я. Но сегодня она на месте.
Таким образом, вместо того, чтобы ехать в приют, Мы направились в клуб «Деревня на лесном холме», где Эмма, взяв в буфете пару куриных ног и бросив их на тарелку, пошла к роялю и два с половиной часа играла негромкую музыку, скрашивая досуг посетителей, которые целыми семейными группами подходили к ней поздороваться и засвидетельствовать свое почтение.
В половине третьего Эмма встала и попрощалась. Мы сели в машину и проехали по раскаленному ярким полуденным солнцем шоссе до Видейлии – родины знаменитого сладкого лука, куда Эмму пригласили поиграть на свадьбе в ресторане Клуба здорового образа жизни. По прибытии Эмма тотчас же поспешила в дамскую комнату переодеться – она вышла оттуда в развевающемся золотисто-черном кимоно. Хозяйка клуба – крупная блондинка с пышной прической – провела нас по Своему водно-оздоровительному заведению, особо обратив наше внимание на открытый и закрытый бассейны с подводными гротами, которыми дама невероятно гордилась. Из церкви стали приезжать гости, однако, жениха с невестой не было. Поговаривали, что они заехали по дороге в «семь-одиннадцать» прихватить шампанского, которое они попробовали в машине.
Когда молодожены, наконец, приехали, Эмма с ходу выяснила, что жениха зовут Билл, и объявила, что для такого случая у нее есть специальная песня. Миссис Келли села к роялю и запела: «Наш забияка Билл теперь солидный Вильям… женатым человеком стал… посуду моет и полы он оттирает шваброй…» Песенку встретили веселым смехом, гости и молодожены пустились в пляс; не танцевали только мальчишки – они выскользнули из зала и подложили под капот двигателя бутылку шампанского, предвкушая, с каким грохотом она взорвется, когда Билл разогреет мотор.
Отыграв без перерыва до половины седьмого, Эмма встала, и мы, сев в машину, поехали обратно в Стейтсборо. Если женщина и устала, то не показывала вида. Она не только не проявляла никаких признаков сонливости, но широко улыбалась.
– Кто-то однажды написал, что господь Бог держит музыкантов за плечо, – сказала она, – и я думаю, что это правда. Ты можешь с помощью музыки сделать счастливым любого человека, но и сам бываешь не менее счастлив. Благодаря искусству я не знаю, что такое одиночество и подавленное настроение.
Когда я еще была девчонкой, то по ночам прятала под одеялом приемник и слушала его до утра. Так я и выучила великое множество песен. Только поэтому я узнала Джонни Мерсера. Мы познакомились по телефону двадцать лет назад. Я тогда играла на званом обеде, и один молодой человек все время просил, чтобы я играла мелодии Мерсера. Парень был очень удивлен тем, что я знала их все. Более того, я сыграла такие, о которых он и не слыхивал. Это его и вовсе поразило, и он сказал: «Я – племянник Джонни Мерсера и очень хочу, чтобы вы с ним познакомились. Давайте позвоним ему прямо сейчас». И что вы думаете, он позвонил дяде в Бел-Эр в Калифорнию и сообщил, что встретил тут одну леди, которая знает любую песню, написанную Джонни. Потом племянник передал мне трубку, и Мерсер, даже не сказав «хэлло», потребовал, чтобы я спела первые восемь строчек песни «Если бы ты была мной». Это не слишком известная песня, но Джонни она, очевидно, была чем-то дорога, и я, не колеблясь, спела, С этой минуты мы стали друзьями.
