Джеймс Олдридж - Горы и оружие
— Если будут какие-нибудь вести, позвоните мне сюда, — сказала Кэти и дала номер телефона. — И пожалуйста, тетя Джосс, в следующий раз спрашивайте, кто звонит.
— Хорошо, Кэти, душенька.
Положив свою трубку, Мак-Грегор сказал Мозелю, что хотел бы еще ночью вернуться в Париж. Если бы узнать, в котором часу ближайший рейс Ривьера — Париж, и если бы Мозель смог доставить его в Ниццу, в аэропорт, откуда летают рейсовые самолеты…
— Быть может, этого и не потребуется, — сказал Мозель. — Ее, вероятно, увезли в полицейский участок на Сен-Сюльпис. Подождите минутку, я выясню.
— Хорошо, — сказал Мак-Грегор. — Но все же надо бы вернуться в Париж.
— Погоди, — сказала Кэти… — Возможно, у Ги это проще получится.
Проще — означало нажать на рычаги инстанций по нисходящей. Мак-Грегор слушал, как, узнав номер участка на Сен-Сюльпис, Мозель говорит затем с одним, с другим полицейским чином и добирается наконец до нужного ему человека. Есть ли среди арестованных студентов une anglaise Сесилия Мак-Грегор? Заминка на том конце провода; Мозель резким тоном велел полицейскому проверить по спискам и после краткой паузы кивнул. Прикрыл рукой микрофон трубки.
— Она в участке на Сен-Сюльпис, — сказал Мозель. — Но их хотят перевезти в Нотр-Дам-де-Шан.
— Как она там? Не ранена?
Опять жесткие слова в трубку; оказалось, что Сеси цела и невредима.
— Хотите, я устрою, чтобы ее выпустили? — обратился Мозель к Мак-Грегору, и тому пришлось по душе, что вопрос обращают к нему, хотя ответила за него Кэти:
— Ну конечно!
Мозель спросил в трубку, достаточно ли его, Мозеля, слова для немедленного освобождения девушки. Или же придется позвонить министру? Выслушав ответ, Мозель опять прикрыл трубку ладонью, сказал:
— Он говорит, что им приказано выдворять из Франции всех иностранцев, участвующих в демонстрациях. Он согласился выпустить ее сейчас безотлагательно, но говорит, что, если начнут следствие, заведут дело, тогда ей будет грозить высылка из Франции.
— А вы можете устроить так, чтобы не было следствия?
— Могу. Но это лучше не по телефону.
— Все равно мне надо ехать, — сказал Мак-Грегор, переглянувшись с Кэти.
— Ги, простите, ради бога, — сказала Кэти.
— Ну, о чем речь. Но прошу вас, не тревожьтесь. Я позабочусь, чтобы не было ни следствия, ни дела. Утром сразу же отправимся. Вас это устраивает? — спросил Мозель Мак-Грегора. — Хотите, вылетим в Париж сейчас же. Только все равно я ничего не смогу там сделать до утра.
— Нет, нет. Вполне устраивает, — сказал Мак-Грегор. — Большое спасибо.
— Временами просто беда с нашей Сеси, — сказал Мозель, как бы изымая Сеси из-под отцовского крыла и беря под свое покровительство — и это резнуло слух Мак-Грегора.
Кэти и Мак-Грегор сошли вниз и легли спать, намеренно не обменявшись ни словом о Сеси. К чему ссориться? А ранним утром, хрустально-чистым на четырехкилометровой высоте, они плавно понеслись от моря над голубой полосой Роны, и к девяти часам Мозель доставил их к тете Джосс. Он сказал, что тотчас отправится улаживать дела Сеси, но на это может потребоваться время, так как сегодня суббота.
— Приходите-ка обедать в понедельник на Пийе-Виль, — сказал он Мак-Грегору, — и я сообщу вам, что смог выяснить относительно курдских денег.
— А где это Пийе-Виль? — спросил Мак-Грегор. — И что это такое?
— Это улочка между улицами Лафайета и Лафита, — пояснил с улыбкой Мозель, — сразу за бульваром Османна. Дом пять, подъезд «А». Позвоните и не удивляйтесь, если прождете несколько минут, пока спустятся и откроют. Это мой личный вход.
Мак-Грегор поблагодарил Мозеля за хлопоты и за гостеприимство. Поцеловав Кэти, Мозель уехал, а они принялись колотить в деревянные ворота, будить Марэна. И пока Марэн там у себя натягивал штаны, они молча ждали — говорить по-прежнему было не о чем.
Сеси не только оказалась дома, но и встала уже и сидела за завтраком у тети Джосс, когда Кэти оповестила в холле о своем прибытии. И Сеси выбежала к ним, вытирая салфеткой слегка вспухшую губу.
— Что это у тебя? — спросила Кэти, коснувшись пальцами ее лица.
— А-а, локтем кто-то двинул, — отмахнулась Сеси.
— Полицейский?
— Не знаю. Не разобрать было в суматохе.
— Тебе ведь велели держаться в стороне.
— Я и держалась, — возразила Сеси. — Стояла во дворе — на лестнице, под статуей Виктора Гюго, а они как налетели и погнали меня вместе со всей толпой. Одного парня сграбастали, а заодно и меня. Вот и все.
— Тебе повезло — могли избить как следует и бросить на месяц в тюрьму, — заметила Кэти.
— Ну что ты, мама! Меня и не допросили даже.
— Потому что за тебя похлопотал Ги Мозель.
Сеси удивилась, затем возмутилась:
— Ах, вон оно что! А я думала, это потому, что из студенток одну меня арестовали.
— Ги поехал сейчас заминать дело: если начнется следствие, тебя вышлют из Франции.
Сеси на мгновение опешила, затем сердито проговорила:
— К черту Ги Мозеля! Я не знала, что это его стараниями. — Она повернулась к отцу: — Вчера вечером неожиданно явился Таха.
— Куда? К нам?
— Да. Он наверху, спит, — сказала Сеси.
— Как он тебя разыскал? — спросила Кэти.
— Да я ему писала из Парижа раза два. Но он не ко мне, он тебя хотел видеть, — сказала Сеси отцу.
— Этого лишь недоставало, — сказала Кэти. — Единственно этого! Но здесь у нас он не останется, так что и не приглашай его, Сеси.
— Он и не собирается. Ему тут надо разыскать одного иракского курда, с медицинского факультета, но вчерашние беспорядки помешали.
— Вот и ступай разбуди его, — сказала Кэти.
— А тебя сегодня утром тоже спрашивали, — сказала ей Сеси. — Тот мегрикский богач, сын ильхана. По телефону.
— Дубас?
— Да. Я без тебя не стала говорить ему, где ты и что ты. Притом их с Тахой надо держать подальше друг от друга.
— Слышал, как твои курды действуют? — Да, Мак-Грегор слышал. — Они не только последовали за тобой в Париж, но и привезли с собой свои дурацкие распри.
— В Париже им не развернуться, — успокоил Мак-Грегор.
— Ты уверен? Они приехали за этими деньгами. А будучи курдами, они ни перед чем не остановятся для достижения цели.
Кэти ушла из холла в кухню — сказать мадам Марэн, чтобы та приготовила им завтрак.
— Почему она так всполошилась? — спросила Сеси отца.
— За тебя тревожится… — ответил Мак-Грегор.
— Но отчего она так вдруг взъелась на Таху, еще и не увидав его?
— Не в Тахе дело.
Мак-Грегор знал, что Кэти, собственно, рада видеть Таху. Оба они остались к Тахе навсегда привязаны — почти так же крепко, как к своим детям, хоть Кэти и не пожалела трудов, чтобы разлучить с ним Сеси. Но теперь хватало и других поводов для тревоги.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Когда Таха спустился вниз, он выглядел так, будто сейчас только пришел пешком из горной деревушки. На нем была тоненькая спортивная куртка с коротковатыми рукавами и серые дешевые штаны, мятые, как бумажный мешок. Но молодые глаза Тахи смотрели твердо, бесстрастно, замкнуто и зорко.
— В Париже не годится щеголять вот так, — заметила ему Кэти.
— Я не хочу платить шестьдесят франков за пару французских брюк, — ответил Таха.
— Я дам тебе деньги, — сказала Кэти.
— Спасибо, тетя Кэтрин, — слегка поклонился Таха в знак отказа, и Кэти проговорила раздраженно:
— Что ж, вольному воля.
— Ну, как отец твой? — поспешил спросить Мак-Грегор. — Ничего мне не передавал?
— Велел только сказать вам, что не одобряет моей поездки во Францию, — ответил Таха. — Но это и передавать не надо, вы и так знаете.
— Как тебе удалось получить иранский заграничный паспорт?
Таха подался вперед, сказал вполголоса:
— Ливанский.
— А французские деньги где ты достал?
— У меня их совсем немного.
— Но все же, как ты их раздобыл?
— Думаете, дядя, мы их украли?
— Вот это и скажи мне.
— Не все ли равно, — ответил Таха со смешком.
— Я ухожу мыться, — прервала Кэти их разговор, — но прежде будь добр сказать мне напрямик, зачем ты приехал в Париж.
Таха перевел взгляд с Мак-Грегора на Кэти.
— Я подумал: следует помочь дяде Айвру. Но я не хочу говорить об этом в доме.
— Это еще почему?
— Сеси говорит, у ваших стен есть уши. Пожалуйста, не спрашивайте меня, тетя Кэтрин, о серьезных вещах.
— В таком случае вам с дядей лучше переговорить на улице, — сказала Кэти. — Там никто не подслушает ваших секретов.
— Вы правы.
Кэти ушла, и Мак-Грегор понял: она отправилась наверх, чтобы учинить допрос Сеси, занятой мытьем волос. Кэти хочет удостовериться, что Тахе не удалось в один вечер вновь оживить в Сеси влюбленность, столь опасную год назад.