Кун-Суук Шин - Пожалуйста, позаботься о маме
Хун Чол сильно пьян. Он выходит из лифта и нажимает на кнопку звонка. Тишина. Достает из кармана ключи и, пошатываясь, отпирает дверь. Расставшись с сестрой, Хун Чол зашел еще в два бара по дороге домой. Стоило вновь появиться в его воображении образу женщины в голубых сандалиях, женщины, которая могла оказаться мамой, которая шла так долго, что ремешки сандалий глубоко, почти до кости, врезались ей в кожу, как он осушал новый бокал.
В гостиной горит свет. Статуя Девы Марии, которую привезла мама, безмолвно смотрит на него. Спотыкаясь, он плетется в спальню, но останавливается перед комнатой дочери, где сейчас живет отец, и осторожно приоткрывает дверь. Отец спит на расстеленном на полу матрасе рядом с кроватью внучки. Хун Чол входит в комнату и укрывает отца, сбросившего одеяло во сне, а затем осторожно закрывает за собой дверь. В кухне он наливает в стакан воду из графина и оглядывается вокруг. Ничего не изменилось. Все так же тихо урчит холодильник, и так же около раковины громоздится посуда с не приготовленными до конца блюдами, жена всегда тянет время, когда дело касается готовки. Хун Чол опускает голову, а затем направляется в спальню и смотрит на спящую жену. Ожерелье поблескивает на ее шее. Он хватает одеяло и резко стягивает с нее. Жена садится на постели, протирая заспанные глаза.
— Когда ты вернулся домой? — Она вздыхает в ответ на его грубость, в которой скрыт немой упрек: как ты можешь спать!
С тех пор как исчезла мама, он стал срывать свое раздражение на окружающих. А дома делался еще злее. Когда звонил брат, чтобы узнать, как продвигаются поиски, Хун Чол, не вдаваясь особенно в подробности, вдруг взрывался:
— Тебе больше нечего мне сказать? А чем, черт подери, ты занимаешься?
Когда отец объявил, что собирается домой, потому что в Сеуле он ничем им не может помочь, Хун Чол орал:
— А в деревне что ты собираешься делать?
Утром Хун Чол уходил из дому, даже не взглянув на завтрак, приготовленный женой.
— Ты пил? — Жена отнимает у него одеяло и аккуратно расправляет его.
— И как ты можешь спокойно спать? — повторяет он.
Жена оправляет ночную рубашку.
— Я спрашиваю, как ты можешь спать?
— А что я могу сделать? — взвивается в ответ его жена.
— Это ты во всем виновата! — Его голос звучит невнятно. Он прекрасно понимает, что это преувеличение.
— Почему это?
— Тебе надо было встретить их!
— Я предупредила тебя, что поеду к Чин и отвезу ей еду.
— И почему тебе приспичило ехать к ней именно в тот день? Мои родители специально приехали из деревни, чтобы мы могли отпраздновать их дни рождения!
— Но отец сказал, что найдет дорогу! И потом, они собирались поехать в тот день к твоему брату. И твои сестры тоже здесь. Твоим родителям вовсе не обязательно каждый раз останавливаться у нас, и я не обязана каждый раз лично встречать их! Я не навещала Чин почти две недели, а у нее закончились продукты, как же я могла не навестить ее? Я тоже устала, мне надо заботиться о Чин и обо всех остальных. А она готовится к экзамену, ты вообще знаешь, насколько этот тест важен для нее?
— И сколько еще ты собираешься приносить еду взрослой девушке, которая даже не зайдет к нам, хотя прекрасно знает, что ее бабушка пропала?
— А чем она нам поможет, если придет? Это я велела ей не приходить. Мы обыскали все вокруг. Но что мы можем сделать, если даже полиция не в силах найти ее? Неужели нам надо звонить в каждую дверь и спрашивать: «Наша мама не здесь?» Что может сделать Чин, когда бессильны взрослые? Ученики пускай ходят в школу. Неужели мы все должны прекратить делать то, что должны, потому что матушки здесь нет?
— Ее не просто здесь нет, она пропала.
— Так чего же ты хочешь от меня? Ты сам-то ходишь на работу!
— Что? — Он хватает клюшку для гольфа, собираясь зашвырнуть ее в другой конец комнаты.
— Хун Чол! — В дверях стоит отец.
Хун Чол опускает клюшку. Отец приехал в Сеул на свой день рождения, чтобы облегчить жизнь детям. Если бы они отпраздновали его день рождения, как планировалось заранее, мама, сидя за столиком в традиционном ресторане корейской кухни, который жена Хун Чола заказала за несколько недель до события, сказала бы: «Мы отмечаем и мой день рождения». Но когда мама пропала, день рождения отца прошел незамеченным, а проведение летних ритуальных церемоний взяла на себя тетя.
Он вместе с отцом выходит из комнаты.
— Только я во всем виноват, — говорит отец, оборачиваясь к двери спальни своей внучки.
Хун Чол молчит.
— Не затевай ссоры. Я понимаю, что ты чувствуешь. Но гнев не поможет. Твоя мама познакомилась со мной и прожила нелегкую жизнь. Но она добрый человек. И мне кажется, что она жива. А если она жива, то скоро мы о ней услышим.
Хун Чол не произносит ни слова.
— А теперь я хочу вернуться домой. — Отец некоторое время смотрит ему в глаза, а затем заходит в комнату и закрывает за собой дверь.
Глядя на закрытую дверь, Хун Чол закусывает губу и чувствует, как жар разливается в груди. Он растирает грудь ладонями и уже собирается по привычке растереть лицо, но вовремя останавливается. Он словно чувствует мамино ласковое прикосновение. Маме не нравилось, когда Хун Чол потирал руки или горбился. Если Хун Чол забывался и шел на поводу у своей привычки, мама тут же брала его за руки и распрямляла его плечи. Если он опускал голову, мама шлепала его по спине, приговаривая: «Мужчина должен выглядеть благородно». Хун Чол так и не стал прокурором. Мама всегда говорила, что это была его мечта, но он не понимал, что это была и мамина мечта тоже. Хун Чол думал об этом как о юношеской мечте, которая не осуществилась, и ему и в голову не приходило, что мама страстно желала этого, а он не оправдал ее надежд. Хун Чол понимал, мама всю свою жизнь прожила, считая себя виноватой в том, что сын не реализовал свою мечту. Прости, мама, я не выполнил свое обещание. Его сердце переполняет горячее желание заботиться о маме, когда она вернется. Но однажды Хун Чол уже упустил этот шанс.
Он падает на колени посреди пустой гостиной.
3
Я дома
Молодая женщина пытается заглянуть внутрь, стоя перед закрытыми голубыми воротами.
— Вы кто? — Кашлянув у нее за спиной, ты привлекаешь ее внимание. У нее гладкий лоб, а волосы аккуратно забраны назад, ее глаза радостно сияют.
— Привет! — говорит она.
Ты просто смотришь на нее, а она улыбается.
— Это дом тетушки Пак Соньо, верно?
На табличке пустующего дома значится только твое имя. Давно ты уже не слышал, чтобы твою жену кто-то называл тетушкой, а не бабушкой.
— А в чем дело?
— Она не дома?
Ты молчишь.
— Она действительно пропала?
Ты внимательно смотришь на молодую женщину.
— Кто вы такая?
— О, я Хон Та Хи из Дома Надежды в Намсан-дун.
Хон Та Хи? Дом Надежды?
— Это сиротский приют. Я беспокоилась, потому что она очень долго не появлялась, а потом случайно наткнулась на это. — Женщина показывает объявление в газете, которое разместил твой сын. — Я уже пару раз приходила сюда, хотела узнать, что произошло, но ворота были заперты. Я и сегодня думала, что уйду ни с чем… Просто я хочу узнать, что же произошло. Я обещала почитать ей книгу…
Ты достаешь ключ из тайника и отпираешь ворота. Распахивая ворота во двор осиротевшего дома, ты с надеждой заглядываешь внутрь. Но в доме царит тишина.
Ты приглашаешь Хон Та Хи в дом. Она должна была читать книгу твоей жене? Она никогда не рассказывала о Доме Надежды или о Хон Та Хи. Хон Та Хи громко зовет твою жену, едва заходит в ворота, будто не может поверить, что та действительно пропала. Когда никто не откликается, ее лицо делается настороженным.
— Она ушла из дому?
— Нет, она пропала.
— Что?
— Она пропала в Сеуле.
— Правда? — Глаза Хон Та Хи расширяются от удивления. Она говорит, что более десяти лет твоя жена приходила в Дом Надежды и помогала купать детей, стирала и работала в саду.
Твоя жена?
Хон Та Хи говорит, что твою жену все очень уважают и она жертвовала Дому Надежды 450 тысяч вон каждый месяц.
450 тысяч в месяц?
Каждый месяц твои дети в Сеуле собирали по шестьсот тысяч вон и отправляли твоей жене. Похоже, они считали, что двое людей вполне могут прожить на эти деньги в сельской местности. Это немалая сумма. Поначалу жена делилась с тобой деньгами, но через какое-то время она заявила, что оставит всю сумму у себя. Ты не мог понять, что это ей вдруг взбрело в голову, но она попросила тебя не спрашивать, как она собирается использовать деньги. Она сказала, что имеет полное право на эти деньги, потому что одна растила детей. Казалось, жена долгое время думала об этом, но не сказала просто: «Мне кажется, что я имею право на эти деньги». Твоя жена никогда бы так не сказала. Ее слова прозвучали, как у героини из телевизионной драмы. Она наверняка предварительно отрепетировала эту фразу, несколько раз произнеся ее вслух перед зеркалом.
