Виль Липатов - Игорь Саввович
Игорь Саввович не просто рисковал, он вкладывал голову в пасть разъяренного льва. Управляющий трестом был, пожалуй, во сто крат сильнее, чем о нем многие думали.
– И за Валентинова вы рассчитаетесь! – совсем тихо сказал Игорь Саввович, заставив себя успокоиться. – Как только пройдет Коло-Юльский плот, будьте уверены, я объясню Левашеву, почему вас нет сейчас на совещании, и расскажу о том, о чем знает вся область и город. Трестом управляете не вы, а Сергей Сергеевич. Хватит снимать сливки с чужого молока! Вы бездарь и невежда! Это же вы спросили у механика своего катера, не барахлят ли свечи у дизеля?… Представьте, как развеселится Левашев, если узнает об этом.
Все – славу, обеспеченную жизнь, безделье – получил Николаев из рук выдающегося инженера Валентинова, а сам его втайне и порой открыто ненавидел и сегодня, сейчас отдавал Валентинова на съедение, оставив его один на один с Коло-Юльским плотом.
– Вы ждете, чем кончится рискованный эксперимент. Вы не идете на совещание потому, что надо при Левашеве сказать: «Да!» или «Нет!» А что вы можете сказать, если не знаете, что такое дизель? – Игорь Саввович встал. – Зато как хорошо быть в стороне! Выйдет, вы скажете: «Старались!» Не выйдет – печально проговорите: «Стареет, стареет наш Валентинов!»
Война, самая грандиозная и жестокая война в истории человечества коснулась Николаева кровавой рукой, но эта же война подняла его из деревни-хуторка на крохотной реке Ягодной, на обской волне вознесла на берег Роми, чтобы посадить в кресло управляющего. Сибиряки, народ щедрый, добрый, справедливый, все возможное и невозможное сделали для того, чтобы расплатиться с Николаевым за отмороженные в окопах ноги. Управляющий Николаев за перенесенные на фронте страдания получил так щедро, что много лет безбожно и нагло эксплуатировал свои страшные протезы.
– Вы думаете запугать меня молчанием? – весело спросил Игорь Саввович. – Не боюсь! – Он вдруг крикнул: – И не провожайте меня до центра кабинета!
В приемной Игорь Саввович остановился, чтобы посмотреть на секретаршу управляющего, так как было на что посмотреть. Глаза секретарши испуганно расширились, она побледнела, словно напудрилась мукой, стиснула руки на груди.
– Игорь Саввович, вам плохо? Дать воды?
– Воды?
Игорь Саввович прислушался к себе, чтобы понять, плохо ему или хорошо, надо ему пить воду или не надо. Он был здоров!
– Верочка! – сказал Игорь Саввович бормочущим от счастья голосом. – А почему бы мне в самом деле не выпить воды? Давайте!
Он осторожно, словно мог раздавить пальцами, протянул секретарше стакан:
– Спасибо, Верочка! Очень вкусная вода!
Игорь Саввович пошел осторожно и медленно по длинному коридору, он двигался так, словно нес в руках полные стаканы воды, расплескать которую опасно. Он благополучно добрался до двери своего кабинета, посмотрел; хорошая, высокая, прочная дверь. Справа от него сидит воспитанная, исполнительная, бдительная, любящая обоих начальников секретарша Виктория Васильевна. Перед ней стоит молодой мужчина почти высокого роста, отлично и со вкусом одетый; этот человек уже неплохо знает сплавное дело, а что касается Коло-Юльского плота, то мог бы при желании произвести на совещании фурор. Человек женат на женщине, внезапно сделавшейся дочерью важной персоны, с женой живет дружно, по-своему любит ее; наконец, этот хорошо одетый и на вид завидно здоровый человек при желании может сделать блестящую карьеру и уже сделал все, что полагается для этого. Спрашивается: отчего этот преуспевающий человек не решается войти в собственный кабинет, прохладный и удобный?
Игорь Саввович вошел в кабинет, сел, положил подбородок на руки. Минута, вторая, третья… Игорь Саввович СДЕЛАЛСЯ СНОВА БОЛЬНЫМ.
Чертовщина! Он бесшумно пересел на «больничный» подоконник, оперся спиной, ноги вытянул, замер. Монастырская тишина, тяжелый, неподвижный воздух, запах натертого паркета; блеск полированной крышки стола, слепящий солнечный зайчик на автоматической ручке с золотым пером… Привычная боль в груди, страхи, непреодолимое болезненное желание не двигаться, ничего не видеть, ничего не слышать. Пусть все провалится в тартарары, взорвется – только не думать, не двигаться, не видеть, не слышать!
День рождения
Лифт работал, но на свой третий этаж Игорь Саввович поднялся пешком, между первым и вторым этажом вынул из почтового ящика газету и журнал, порывшись в карманах – чего только там не было! – «личным» ключом бесшумно открыл замок. Он неподвижно постоял в темном коридоре, чтобы адаптироваться в темноте и – это было самым важным! – приготовиться к тому, что Светлана могла знать о доме сорок шесть по улице Фрунзе. Жену Игорь Саввович не боялся, но сам не любил врать и ненавидел лгущих, поэтому еще в автомобиле решил во всем признаться, если Светлана спросит или как-нибудь покажет, что знает о ночи у Риты.
Адаптировавшись, Игорь Саввович посмотрел на светящийся циферблат часов – ровно двадцать пять минут седьмого, время его обычного возвращения с работы.
Он включил электричество в прихожей, поставив на место чемоданчик типа «дипломат», прислушался Если Светлана возится в кухне, то какой-нибудь из многочисленных транзисторов, наводняющих дом, должен был орать на всю катушку; если Светлана была не в кухне, а в любой из трех комнат, – транзисторы молчали. Музыку жена включала только тогда, когда готовила обеды и ужины, и сейчас – вот несчастье! – было тихо.
– Ладушки! – обреченно пробормотал Игорь Саввович. – Ладушки!
Сегодня, девятнадцатого июля, в понедельник – день тяжелый, Игорю Саввовичу Гольцову, или Игорю Сергеевичу Валентинову – как угодно! – исполнялось ровнехонько тридцать лет, и он с утра мечтал, что жена забудет о круглой дате, и тогда Игорь Саввович после очень горячей ванны в одних трусах будет смотреть по телевизору столичный футбол.
Музыки не было, не было в квартире музыки… Покашляв, нарочно громко топая, Игорь Саввович прошел в свою комнату неторопливо, нарочно замедляя движения, снял костюм, надел пижаму, тонкую и легкую. Он все еще хранил крохотную надежду на помилование и поэтому домашним шагом вошел в гостиную, покашливая и сутулясь.
– Игорь, пугалище огородное! – воскликнула жена. – Ох, как я испугалась! Подкрадываешься, словно тать ночной… Ну, здорово, грозный муж!
Голос обыкновенный – веселый и звонкий; из-под копны рыжих волос глядят честные, умные и добрые глаза. «Не знает! – подумал Игорь Саввович и про себя усмехнулся: – О таких вещах обманутые мужья или жены узнают последними»
– Здорово, верная жена!
Если бы в городе, а может быть, и в стране проводили конкурс на Лучшую жену, то Светлана Гольцова взгромоздилась бы на вершину пьедестала. Пища, кормление мужа – первое место; уборка помещений, стерильная чистота и зловредный порядок – первое место; безупречный внешний вид во время любой, самой грязной домашней работы – первое место; внешний вид мужа – первое место! Мисс Лучшая жена стояла перед Игорем Саввовичем и весело смотрела на него сквозь длинные рыжеватые ресницы. Красивая такая, веселая такая и любящая такая…
– Это штой-то на вас поднадето? – сделав изумленное лицо, спросил Игорь Саввович, притрагиваясь пальцами к щекочущей гладкости темно-вишневого бархата. – Поди, рублей по шашнадцать за одну сантиметру брали? А где брали? В сельпе или орсе? А сколь метров на платье пошло?
Смеясь, жена взяла Игоря Саввовича за руку, потянула:
– Пошли. Я тебе, Игорек, кое-что покажу! Иди, иди, я не кусаюсь.
Муж и жена Гольцовы занимали вдвоем малогабаритную кооперативную трехкомнатную квартиру, так как кандидату наук Светлане Гольцовой полагалась дополнительная площадь; обстановка была современная, с большим вкусом подобранная, комнаты были оклеены моющимися обоями, тоже со вкусом; кухня была отделана деревом. На первый взгляд ничего бьющего на эффект, показного, удивляющего в квартире не было, но при внимательном знакомстве можно было заметить, что каждая вещь, стена, потолок или кафель ванной, взятые в отдельности, в ромских квартирах встречались не часто. Обои были финскими, кафель разноцветным, паркет собран из различных пород дерева и поэтому похож на ковер. Естественно, что устройством квартиры занималась Светлана, а Игорь Саввович до сих пор не знал, что двери комнат были дубовыми, а не оклеены обоями под дуб.
В спальне – она же была рабочей комнатой жены – Светлана достала из ящика трельяжа небольшую красивую коробочку, раскрыла.
– Подарок вам, гражданин тридцатилетний мужчина! – сказала она. – Вершина технического прогресса.
Он увидел превосходнейшие японские часы, с тысячей стрелок, кнопок, заводных головок, с табло, показывающим число, день недели и даже год. Да, это были такие японские часы, перед которыми японские же часы, которые носил Игорь Саввович, казались деревянным По-2, так называемым «кукурузником», перед реактивным лайнером.
