Стив Дьюно - Собака, которая спустилась с холма. Незабываемая история Лу, лучшего друга и героя
— Нет, так быстро я не успею, у меня еще уйма дел.
— Тогда я отправлюсь первый, с вещами, а ты доберешься, когда все закончишь здесь. Думаю, в один грузовичок мы все наше барахло уместим.
— А твоя машина?
— Поедет на прицепе за грузовиком.
— А Лу?
— Он наконец-то станет псом дальнобойщика.
— И где мы будем жить?
— Я связался с компанией по недвижимости, у них застройка в северном районе Сиэтла. Маленькая собака для них не проблема. Я уже внес залог.
— Он не очень маленькая собака.
— Я им докажу.
— Что докажешь?
— В таких объявлениях всегда пишут «маленькие собаки», потому что они не такие опасные, и с ними меньше проблем. Но как только они увидят, какой Лу воспитанный и хороший, они не смогут нам отказать.
— Ты не слишком самоуверен?
— Я говорил с менеджером, она сама собачница. Я предупредил ее, что Лу чуть больше, чем «маленький», но что он дрессированный для телевидения.
— Боже.
— Не волнуйся. В крайнем случае, я научу его уменьшаться. Ты же знаешь, как он меняется в размерах.
— Тогда я напишу заявление об увольнении и сяду составлять резюме. Там есть несколько крупных страховых компаний.
— Знаю, Билли мне говорил.
— Я смотрела дома на продажу. Все так дешево!
— Мне придется подписать договор аренды на год. У тебя будет уйма времени, чтобы выбрать жилье.
— Я еще даже машину ни разу напрокат не брала!
— Значит, это будет новый для тебя опыт.
Я никогда не был приверженцем распространенного мнения, будто Лос-Анджелес – холодный и бессердечный город. У меня в друзьях были и знаменитости, и начинающие актеры, и, хотя у многих из них были свои сложности и порой их охватывало отчаяние, я уважал их характер и их мечты. Встречается, конечно, всякое – нарциссизм, инфантильность, обман… но Лос-Анджелес из тех городов, что притягивают к себе людей на грани поражения или победы, и, если хочешь здесь жить, это надо принимать как факт.
Я знал, что буду скучать по холмам и горам, по пустыне, жаре, по здешней богатой истории и аромату надежд, которым здесь пропитан воздух. В Лос-Анджелесе в самом неожиданном месте можно было наткнуться на звезду и поболтать о чем-то совершенно бытовом и интересном. С Робом Лоу мы как-то обсуждали старые автомобили, с Майклом Китоном – собак, с Шер говорили о ее семье, а с Эдди Мерфи – о Стиви Уандере. Все это было здесь, и я никогда этого не забуду. Сидни Пуатье наливал мне холодного сока, Алиссу Милано я учил вычислять площадь равнобедренного треугольника, с Дэррил Ханной мы пили кофе, Карл Уэззерс чесал Лу за ухом, а Майлз Дэвис сурово хмурил брови, пока я помогал делать прививку его шарпеям. Я вляпывался в навозную кучу, оставленную миниатюрным пони в доме кинозвезды, забирал заряженный пистолет у сына африканского дипломата, меня пинал в зад кенгуру в зоопарке Палос-Вердес. Мы с Кристи Боно пытались перепить друг друга у мраморной барной стойки, в ресторане ее отца, я гонял наглых койотов на парковках и видел, как доктор Смит из «Затерянных в космосе» сюсюкает с моей собакой. Я знал, что буду скучать даже по Хозяевам Калвер-сити и землетрясениями. Мне очень нравилось тут жить.
Еще я знал, что буду скучать по Лос-Анджелесу как по городу где Лу впервые отрекся от дикой жизни. Нам нелегко приходилось первые несколько месяцев, но теперь я бережно хранил в памяти эти воспоминания. Он никогда бы не стал таким, как сейчас, если бы не весь полученный опыт: изучение окрестностей, новые люди, занятия с учениками, прогулки по пляжу. Мальчик и его пес в Городе Ангелов… Больше всего, я знал, мне будет недоставать поездок в горы, где мы бродили, как братья, ответственные друг за друга.
Дорога на север до Сиэтла заняла у нас три дня, на ночь мы с Лу останавливались в мотелях, куда пускали с собаками. В грузовик удалось уместить все мои вещи, часть багажа Нэнси и даже мой мотоцикл. «Хонда» путешествовала на специальном прицепе за рефрижератором. На сиденье рядом со мной ехал Лу, как заправский путешественник, и радостно улыбался всем, кого видел вокруг. Такой могла бы стать его жизнь, если бы в тот памятный день его забрали не мы с Нэнси, а тот чокнутый дальнобойщик.
Я в пятнадцатый раз принялся горланить свою любимую дорожную песню. Лу сурово покосился на меня и издал долгое предупреждающее рычание. После чего уставился долгим тяжелым взглядом.
— Да ладно тебе! — возмутился я.
— Р-р-рау! Р-р-р!
— Твоя взяла.
Он высунул нос в окно, принюхался, потом открыл пасть и вывалил язык, чтобы еще лучше ловить ветер. Лу любил ощущать дорожный воздух, перенасыщенный самыми разными запахами, которые на скорости шестьдесят миль в час поглощались им, как пьянящий коктейль.
Мы миновали Фресно, здесь повсюду виднелись колосящиеся поля, густо и сладко пахло удобрениями и травой. Лу наверняка ощущал также запахи коров, овец, свиней и прочих животных, которых выращивали в этих краях. Возможно, он также мог уловить аромат гигантских секвой, что росли к востоку от нас, Тихого океана, оставшегося на пару сотен миль западнее, или дизельного топлива, сжигаемого двигателями комбайнов. Чем бы ему ни пахло, Лу, очевидно, находился на вершине блаженства.
Севернее Сакраменто у меня возникло искушение забрать западнее, в сторону Мендосино, чтобы навестить родные места Лу. Но Билли рассчитывал, что через два дня я окажусь в Сиэтле, а нарушать планы Билли я не хотел: проще было бы самому сунуть голову в муравейник. Хотя я до сих пор сожалею, что мы не свернули: нам с Лу до самой его смерти так и не довелось больше оказаться в Уиллитсе.
На ночь мы остановились в дешевом мотеле недалеко от городка Ред Блафф, знаменитого своими родео. Я поначалу хотел провести ночь под открытым небом, но в грузовике не было кондиционера, и стояла изнурительная жара. Я мечтал добраться до душа и чистой постели.
Вечером мы посмотрели телевизор, взяли китайской еды на вынос (Лу обожал лапшу и жареные рулеты) и отработали еще пару команд. Я старался увязать воедино разные трюки, которые Лу умел исполнять, чтобы произвести впечатление на менеджера в агентстве по аренде квартир, и он справился с задачей на отлично. По неприметным сигналам, которые я подавал рукой, Лу салился, ложился, перекатывался, вновь салился, поворачивался налево, направо, лаял, давал лапу, изображал мертвого, потом возвращался ко мне. Также я был готов демонстрировать, как он идет на зов издалека и выполняет команду «ждать» на расстоянии. Уверен, это повышало наши шансы заполучить хорошую квартиру.
— И не забывай строить глазки, Ромео, — велел я ему, любуясь длинными темными ресницами и «подведенными» глазами.
— Уф-уф, — откликнулся Лу, неотрывно глядя на последний оставшийся рулетик. Я откусил половину и дал команду: «Проси!»
Лу сел на задние лапы, поднял и поджал к груди передние и принялся облизываться. Он был похож на молящегося монаха.
— И кому же вы молитесь, собаки? — спросил я, бросая ему остаток рулета. Он щелкнул челюстями и схватил лакомство на лету – Поварам, наверное, да? — Лу подошел к двери и тронул ее лапой, чтобы показать мне, что хочет выйти. — Ладно, пойдем.
На другой лень мы въехали в Орегон. Здесь воздух стал более густым и влажным, не таким горячим.
— Деревья, Лу. — Я указал ему на зеленые ели, росшие вдоль дороги. Лу принюхался и облизнулся. Затем, глядя куда-то поверх крон, тихонько заскулил, как он это обычно делал, завидев кошку.
Над деревьями кружили огромные птицы, медленно взмывая все выше по спирали и почти не взмахивая крыльями.
— Это орлы. — Я и сам залюбовался парящими красавцами, похожими на корабли, бороздящие морской простор. Широкие крылья, каждое размером с журнальный столик, позволяли им целыми днями витать в небесах, на воздушных потоках, высматривая добычу.
— Белоголовые орланы, — уточнил я. На таком расстоянии оперение с трудом можно было разглядеть. Птицы взмыли слишком высоко, и Лу утратил к ним интерес. Он улегся, пристроив голову мне на колени, ему надоело быть псом дальнобойщика и вновь хотелось ощущать под лапами твердую землю. Я погладил его по морде, почесал ухо изнутри, он зевнул и положил лапу мне на колено, словно предлагая сильнее втопить педаль газа.
— Потерпи еще денек, приятель.
На подъездах к жилому комплексу в пригороде Ботел, где я надеялся поселиться, красовалась табличка: «На один день или на всю жизнь». Я глубоко задумался. Зачем, интересно, кто-то стал бы приезжать сюда всего на день? А что касается пожизненного срока – это для заключенных? И что, если я хочу пожить тут всего два года, а потом переехать?
— Приехали, приятель. — Я припарковал грузовик у обочины. Светило яркое солнце, сады, окружавшие дома, были все в цвету. Здания на вид казались новыми и ухоженными, расположение меня тоже устраивало.
