Жизнь бабочки - Тевлина Жанна
– Интуиция.
У них даже выражение такое вошло в обиход: включи интуицию по-Градову. Правда иногда заведующий забывался и призывал самого Градова сделать то же самое, при этом добавляя: если у самого мозгов нет.
Оказалось, что нет ничего важнее интуиции и все остальное без нее теряет смысл. Она была сродни вдохновению и, так же как вдохновение, приходила, когда хотела, независимо от его призывов, и он находился в постоянном ожидании и каждый раз боялся, что это был последний раз. Филин к его выводам отнесся скептически. Сказал, что интуиция – это закономерный итог познания. Градов настаивал, что это совершенно разные материи, никак не пересекающиеся, и что это важно понимать. Ему очень хотелось, чтобы Филин его понял, а тот то ли правда не понимал, то ли придуривался. Определить было сложно.
Градов хорошо помнил, как Филин развеселил его, когда впервые предложил перейти работать в Центр.
– Думаешь, уже пора?
– В каком смысле?
– В смысле, меня еще по голове не били.
– А ты хочешь дождаться?
– Да, у меня вроде контингент тихий…
– Во-во, и жизнь тихая… Ничего не происходит, ничего не меняется. Все чинно-благородно… Иными словами, болото.
– Ты это серьезно, Сова?
– А какие тут шутки? Ты все думаешь, что прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете… А он не прилетит, Антоша. Ни в голубом, прости господи, ни в красном… Если ты сам о себе не позаботишься, никто не позаботится.
Градов заволновался.
– Ну, я ж не психиатр!
– Ну и что? У меня в штате один психиатр, да и тот липовый. Кого это сейчас волнует? И вообще у нас не дурдом, а психотерапевтическая клиника. Пройдешь короткий курс, получишь лицензию, и дело в шляпе. Мужик ты представительный. Говорить опять же умеешь складно. Да и с дамами обходительный.
– А при чем тут дамы?
– Как при чем? Это наш контингент.
– А что, мужики не болеют?
– Болеют, но скрывают. Ну а если вдруг мужик придет, ты и его обслужишь по полной программе. Мы всем рады.
– Что значит – обслужишь?
Филин хлопнул себя по лбу.
– Ах, я забыл! Мы ж такие ранимые, такие трепетные. Не дай бог при нас грубо выразиться…. Скажем так, достойно окажешь профессиональную помощь.
Градов закурил.
– Я смотрю, тебя уже укусила очередная муха и ты завелся. Давай, мы эту тему закроем, пока мы крупно не поцапались, и больше ее никогда открывать не будем. Договорились?
И Филин действительно больше об этом не заговаривал до той памятной пьянки.
Был день рождения тестя, и все было как обычно, даже гостей пришло больше, чем в последние годы. В прошлом году справляли по-семейному, теща сказала, что нет настроения никого звать, не до праздника, все выживают. А сейчас было несколько человек с его кафедры, которых Градов никогда раньше не видел. Они постоянно приставали с вопросами, как Градову работается в нынешних условиях, остались ли в отделении еще какие-нибудь лекарства, и стоит ли болеть, или лучше сразу на погост. В обычной ситуации он бы от них быстро отделался, а сейчас старался всячески подыграть. Он не ожидал, что все будет так мило и весело, и на какое-то время отошли страхи. Наташа совсем замкнулась последнее время, и Градов каждый раз тщательно выбирал слова, прежде чем начать какой-нибудь разговор. Он видел, она тоже крепится, чтобы не сорваться, но не всегда получалось, и иногда невинный обмен репликами за ужином перерастал в тяжелую ссору, а примирение уже не давало облегчения, как бывало раньше. Градов набрал дежурств и старался бывать дома поменьше. Он понимал, что надо сесть и обо всем поговорить, но все время откладывал. Было страшно и не было сил.
Гости разошлись, и Градов вопросительно посмотрел на Наташу, мол, и нам пора, Аленка уже кемарит. Но Наташа сидела за столом и чего-то ждала. Тесть сказал:
– Антон, зайди ко мне на пару минут.
Они уселись в кабинете. Тесть за столом, а Градов напротив, как посетитель. Градов к тестю относился неплохо, и они легко ладили. Шло это больше не от духовной близости, а от уважения. Хотя и поговорить могли обо всем, и обсудить увиденное, прочитанное, и Градову было интересно, но что-то мешало раскрепоститься и говорить все, что в голову придет. Но в целом они были довольны друг другом. Тесть рассматривал записки на своем столе, открыл ежедневник, потом закрыл.
– Как у тебя дела, Антон?
– Спасибо, хорошо.
Тесть засмеялся.
– Как приятно, что в наше время кому-то бывает хорошо.
– Какие-то проблемы?
Тесть опять заглянул в ежедневник.
– Да, проблем хватает… Я, честно говоря, ждал, что ты сам со мной заговоришь, но… не дождался.
– О чем?
– Вот видишь, ты даже не понимаешь, о чем. Ну ладно, я не буду ходить вокруг да около. Ситуация такая: меня приглашают работать в Нью-Йорк…
– И что?
Он понимал, что надо спросить что-то совсем другое, но не мог себя заставить.
Тесть опять засмеялся.
– Ну, как ты думаешь, что? Я немного поломался и согласился.
– А когда?
– Ну, процедура запущена, но это, конечно, займет какое-то время.
– Какая процедура?
– Поданы документы на визы.
– Какие визы?
– Как какие? Въездные.
– На кого?
Он усмехнулся.
– Ну я же не оставлю свою семью здесь.
– То есть на Ирину Викторовну?
– И на Ирину Викторовну тоже…
– Владимир Семенович, вы можете говорить яснее?
Ему уже было все равно, обидится тесть или нет. Перед ним сидел абсолютно чужой человек, и было наплевать, что тот о нем подумает. Он от него больше не зависел. Невероятное напряжение сменилось агрессией, и сейчас он еле сдерживался, чтобы не наорать на тестя. Тот поморщился и заговорил тише.
– Антон, только, я тебя прошу, без истерик. Наташа держится из последних сил.
– А почему она мне не рассказала?
– А ты не понимаешь?
– Нет, я не понимаю!
– Вот видишь, ты сам ответил на свой вопрос. У вас, конечно, будет свой разговор, и я уверен, что имею дело со взрослым и разумным человеком.
Тесть помолчал, видимо ожидая наводящих вопросов, но вопросов не последовало.
– И в связи с этим я надеюсь, что ты не будешь чинить препятствий для Аленкиного выезда.
Градов вскочил и выбежал в прихожую. Там он долго не мог застегнуть молнию на куртке. Наташа с Аленкой выскочили вслед за ним и начали спешно одеваться, не задавая никаких вопросов. Вид у обеих был испуганный. Заговорили уже дома. Аленка сразу нырнула в свою комнату и больше не выходила. Наташа поставила чайник, а Градов сидел за столом и судорожно соображал, как начать разговор, хотя любые слова звучали бессмысленно и ничтожно по сравнению с тем, что она сделала. Наоборот, хотелось наказать ее молчанием, и он бесился от того, что не мог себе этого позволить.
Наташа сказала:
– Ты можешь успокоиться, потому что так говорить невозможно.
Он с трудом заставил себя промолчать. Наташа присела на краешек стула напротив него.
– Антоша, ты вообще можешь допустить, что чего-то не понимаешь?
– Да уж как не допустить. Я, оказывается, ничего не понимаю.
Она вздохнула.
– Значит, не можешь допустить…
Градов поднял глаза. Поразительно, как она была похожа на тестя. Раньше он этого не замечал. Нет, не внешне. Тут он всегда знал, что она папина дочка. Но по-человечески он никогда не ассоциировал ее с отцом. Даже такое в голову не приходило. Наташа была сама по себе, и в этом была ее прелесть.
– Нет, все-таки странно, что ты мне ничего не сказала…
– Но ты же ничего не слышал!
Она так громко закричала, что он испугался, что проснется Аленка. Показал ей пальцем на дверь. Она немного сбавила тон.
– Антоша, ты ничего не слышал, и не видел, что вокруг происходит.
– Давай ты тоже успокоишься и объяснишь конкретно.
– Давай…
Она очень разволновалась и говорила быстро, будто боялась, что их прервут.
– Это же хаос, Антоша… Мы все куда-то катимся… Мы превращаемся в свиней… Ты же всегда все понимал! Что с тобой случилось? Ты как глухонемой!
