Весенний сад - Сибасаки Томока
Таро перебрался через забор, спустился к голубому дому. Кольнуло ладонь, оцарапанную уцелевшей сухой плетью дикого винограда. Он осторожно двинулся по узкому проходу между забором и зданием. Под ногами тихо поскрипывал гравий.
Когда он вышел в сад, навстречу ему распахнулось небо. На ночном небосводе мигали звезды. Облака, тянувшиеся с запада, в свете городских огней выглядели тускло-белыми.
Ночное небо и звезды не вызвали у Таро привычного ощущения, что он сидит на облаке. Вместо этого в голове всплыла картинка из твиттера: во весь экран космонавт на космической станции. На поверхности земли, увиденной из тьмы космоса, зернышками огоньков нарисована карта. Город как огромный сгусток света. Таро никак не мог поверить, что свет города доходит так далеко. Он помнил, какое впечатление на него произвели сведения, которые он ребенком почерпнул в научно-популярной книге: если на глобусе диаметром в два метра воспроизвести земной рельеф, то не будет различима даже высота Эвереста; поэтому в голове не укладывалось, как свет от города, который сам есть всего лишь небольшое утолщение земной поверхности, заметен из космоса.
Где-то в подсознании возник ночной пейзаж, виденный из самолета. В непроглядной тьме бескрайнего океана сгрудились огни. Там, где огни, лежат города, там живут люди.
Луна зашла, но уличные фонари за забором давали достаточно света, чтобы выкопать яму. Сейчас сад казался большим. На землю падали тени от искривленных, еще голых веток персидской сирени. Возле сливы Таро присел на корточки. Садовый совок, купленный в торговом центре, был в заднем кармане рабочих брюк. Таро вонзил совок в землю, там, куда осыпались лепестки цветов. Энергично принялся разгребать почву. Она была чуть теплой. Минут через десять совок уткнулся во что-то твердое. Таро руками выбрал грунт и принялся осторожно окапывать предмет.
Это оказался камень. Круглый, величиной с яйцо камень. И таких было еще несколько. Сколько Таро ни доставал, всё одни камни. Когда в яме их не осталось, на краю ее выросла целая гора камней.
Вместо камней Таро положил в яму принесенные из дома ступку и пестик, а также гнездышко осы. Обеими руками набросал сверху вырытую мягкую почву, а когда ступка, пестик и бутылочка скрылись под слоем земли, совком забросал оставшуюся.
Он подумал, что следовало в свое время спросить отца, бывал ли тот в Токио, но не мог вспомнить случая, подходящего для такого вопроса. Он определенно помнил, как отец говорил, что любит дерево сливу. Она ближе ему, чем сакура, о которой по всему миру идет такая слава. Тогда Таро с ним согласился. «Вот чудеса!» — отреагировал отец. Таро решил тогда, что «чудеса» относятся к совпадению их мнений, но, может, это было не так. Может быть, странными тому показались слова сына, что он любит цветы. Таро пришла в голову мысль, что теперь воспоминания об отце больше не будут связаны со ступкой и пестиком. Сам-то отец их вообще не видел.
Таро приблизился к росшим по соседству со сливой маленьким деревцам и обнаружил набухшие на концах веток почки. Ниси называла эти деревца «розовыми кустами». Впервые услышав, он решил было, что это не название, но сейчас в памяти всплыли ярко-розовые цветы с иллюстрации в атласе-подарке «Змеи».
В этом году Ниси эти цветы не увидит, а он увидит. Сфотографирует и пошлет ей.
Окна, выходившие на террасу второго этажа, уже отражали предрассветное небо.
Таро снова влез на забор из блоков и по водосточному желобу добрался до террасы на втором этаже голубого дома.
Оконные рамы, выходящие на веранду первого этажа, в свое время заменили новыми, на втором же остались старые окна. Когда в прошлом месяце Таро заходил в японскую комнату, чтобы забрать диван, он слышал от Морио, что замки не в порядке: чуть стукнешь по раме, и окно открывается. Таро так и сделал: несколько раз ударил кулаком в месте, где окно запиралось, пошатал раму и убедился, что замок, похожий на ушную раковину, отошел. Именно так он себе это и представлял. Таро открыл окно, снял ботинки, положил их в сумку и спустился на покрытый циновкой пол.
Ниси больше всего нравилась ванная, а Таро считал лучшей эту комнату на втором этаже. У него была привычка: вернувшись домой, он сразу ложился на пол, поэтому больше любил помещения, застланные циновками. В альбоме было пять фотографий этой комнаты. Умамура Кайко в центре делает мостик. Оперлась головой о пол, а руки гордо скрестила на груди. Смеется. На другом снимке она наклонилась в сторону. От быстрого движения фотография получилась смазанной. Несмотря на это, камера схватила блеск ее глаз.
Комната была очень просторной. От циновки исходил едва уловимый запах травы. Таро лег, достал из сумки тонкий плед, укутался в него. Повернулся головой к окну — за ним было видно небо. «А я ведь ни разу не видел, как падают звезды», — подумал Таро. Снаружи донеслось воронье карканье.
Когда Таро проснулся, солнце стояло высоко. Он взглянул на экран смартфона: одиннадцатый час. Внизу послышались какие-то звуки. И голоса людей. Не вставая, он прислушался, но слов было не разобрать. «Новые жильцы, приехали смотреть дом». Таро предусмотрительно поднялся на ноги.
…Он осторожно спустился на несколько ступенек и, скрываясь за перилами лестницы, посмотрел вниз.
Там стоял человек в синей рабочей форме. На спине — желтые буквы. Написано «Полиция». Фуражка того же цвета надета козырьком назад.
— В саду обнаружено тело женщины.
Мужской голос. Звучит странно. И как-то знакомо.
— Вы этой ночью слышали что-нибудь?
— Нет, ничего.
Молодой женский голос.
Таро, стараясь ступать беззвучно, ступенька за ступенькой спустился по лестнице. Когда он добрался до лестничной площадки, то рядом со следственной группой увидел человека в костюме. Напротив него — женщину. Она стояла, потупившись, нервно теребя длинные волосы. И в профиль была очень похожа на Умамура Кайко. Таро вспомнил фотографию: Умамура Кайко читает, сидя в плетеном кресле на веранде.
— В котором часу вы вчера вернулись домой?
— Господин следователь, что вы хотите сказать?
— Ну, хорошо.
Зазвучали голоса, внизу вдруг стало шумно. Освещение убавили, трое в синей полицейской форме прохаживались по коридору. То ли режиссер, то ли его помощник достал записи с указаниями к съемкам следующей сцены.
Женщина, не двинувшаяся с места, подняла голову. Анфас она уже не так походила на Умамура Кайко. Скорее, у нее было что-то общее с Ниси. Однако эта мысль возникла у Таро лишь на миг — он почти сразу вспомнил фамилию актрисы.
Она пристально посмотрела в лицо Таро, потом сделала жест, словно подняла что-то. Таро понял, что он означает: «Поднимись на второй этаж». Он кивнул. Губы женщины зашевелились, но слов он не разобрал.
Таро поднялся на второй этаж, вернулся в комнату, взял свои сумки и вышел на террасу. На стоянке видны два микроавтобуса, возле дома снуют рабочие с осветительными приборами и микрофонами. Когда начнут работать? Да, съемки закончатся не скоро.
Таро вылез с террасы, по водосточному желобу добрался до забора и ступил на него. Опираясь рукой о голубую стену, осторожно пошел по верху бетонных блоков. День полностью вступил в свои права, температура воздуха поднималась. На спине у Таро выступил пот.
Дойдя до места, где забор отделял участок дома Саэки от «бетонного сейфа» и «Палаццо Саэки III», Таро остановился. Держась за голубые доски стены, он рассматривал свой дом. На балконе квартирки «Змеи» — второй слева на втором этаже — сохло белье. В ряд висели темно-синее и ярко-зеленое полотна, но какую форму они принимали, когда их носила «Змея», было не понять. Шесть квартир, кроме квартиры «Змеи» на втором этаже и «Свиньи» в правом крыле первого, стояли пустыми.
Балконы и окна чередовались в строгом порядке. В окна одинаковой формы лился солнечный свет. На стенах квартир второго этажа и на полу комнат первого ясно обозначилась граница света и тени. Она ничего не меняла. Не издавала звуков. Лишь двигалась, как в солнечных часах.
