Фактор Николь - Стяжкина Елена
– А почему ты воспитываешь мою дочь?
– Потому что я – позитивная и последовательная, – гордо сказала Николь.
Жаль, что у нас на кухне не ходят троллейбусы. Это большое неудобство. Потому что мне очень хотелось проехаться. Побыть среди людей. Где-нибудь на поверхности земли, но в толпе и пробках.
Конечно, она последовательная, моя большая подруга Николь. Хорошо, что в нашей редакции все такие, как я, – параллельные и незавершенные, способные порушить правильно налаженное расписание и прийти на работу утром, прямо к восьми, то есть практически ночью.
Я сказала ей: «Утро в редакции начинается в одиннадцать! И то…» Она ответила: «Когда у вас одиннадцать, у нас – три часа ночи. Извините, но в это время мы уже спим! В полночь я могу, в полночь у меня энергетический рассвет. Пусть мне пойдут навстречу, а?»
Навстречу Николь пошел наш главный редактор Игорь Олегович. И.О. Очень точное и удачное имя. Если разобраться, это наше общее сегодняшнее имя. Мы все тут – исполняющие обязанности. До срока. До поры. До момента, когда придет настоящий, назначенный, избранный. Но он все не идет. И нет на нас никакого Маяковского крика: «Которые тут временные? Слазьте!» Потому что если мы слезем, то кто тогда останется?
Вот именно.
Игорь Олегович пошел навстречу Николь, потому что он был последним западником нашей округи. Он любил фонды, гранты, Энди Уорхола, джаз (с детских лет), выступал за легализацию легких наркотиков и бесконечно стажировался там, где «заграница нам поможет». По образованию он был врач-стоматолог. Поэтому еще у него был собственный зубопротезный кабинет и диплом, подтверждающий его участие в одной операции по пластике человеческого носа. Скорее всего, поддельный. Диплом поддельный или нос – значения не имело. Люди просто завидовали Игорю Олеговичу и его способности быть везде.
Хотя чему завидовать, если сейчас все – везде и практически никто – не на месте?
– Что вы хотите писать для нашей газеты? – вежливо спросил Игорь Олегович, с интересом разглядывая Николь.
– Всё. Я хочу писать для вашей газеты всё – очерки, репортажи, обзоры, комментарии. Я очень талантливая.
Я стояла в углу. (Не присаживалась, чтобы была возможность маневра. Стояла, чтобы сбежать. Как обычно.) И кивала. Да, мол, может. Очень талантливая. Кому я кивала, если Игорь Олегович на меня все равно не смотрел?
– А ваша тема? – спросил он, улыбаясь с ленинским прищуром.
– Любовь, – скромно потупилась Николь. – Оргазмы. Выход на астральный уровень понимания друг друга.
– Угу. Выход на астральный уровень, и уже там – маньяк? – заинтересовался наш временный шеф.
– Почему маньяк? Лю-бовь… Двое идут рядом, держатся за руки, встречают человека, говорящего на иностранном языке и…
– Убивают его, потому что он – агент Моссада? – совсем возбудился Игорь Олегович.
– Нет! – вскрикнула Николь (прямо вскрикнула, как в любительском спектакле по повести Н. Гоголя «Ревизор»). – Они понимают его!
– Ясно. Понимают. И тем самым втягивают в свою секту ритуального секса? Какой поворот сюжета!
– Секс отдельно…
– Но с отрубанием конечностей, да? Потому что инцест – старо…
– Оля! – сказала Николь громко. – В вашей стране тот факт, что справка о здоровье у него есть, не имеет же никакого значения, да? Справка – поддельная, психиатр – заочник, газета – убыточная, бумагу – воруете?
– Бумагу – покупаем! – обиделся Игорь Олегович.
– Оля! – снова громко сказала Николь. – Ты же очень хорошо вязала в юности! У тебя даже получилась шапочка, полосатая, помнишь? Оля, что ты делаешь в этой газете, если у тебя в руках ремесло?
Мне пришлось сознаться:
– Я пишу гороскопы. И обзоры телепередач. И ресторанов. И еще… только по пятницам, – я метнула уничтожающий взгляд на Игоря Олеговича, – я пишу о книгах и фильмах.
– Да, то есть нет… – говорит Игорь Олегович радостно. Как Евгений Миронов в «Утомленных солнцем». Ага? «Да, товарищ комдив. То есть нет, товарищ комдив». А на лице дурья благодать. Счастье.
А я, в свою очередь, тетка из другого кино. Я – Оксана Фандера, Игла из «Статского советника». Улыбаюсь неловко, криво, уголком губ и тихо так: «Я… замуж хотела выйти…»
– Что?! – орет Николь. – Все взбесились? Оба?
Бедная. Искренняя, хорошая женщина. Кто ей доктор, что она не смотрит наши фильмы, не играет в наши игры и думает, что любовь (двое, за руки, по улице) – это информационный повод?
Теперь эта бедная (кстати, принятая на работу, ибо «работа – святое, писать – некому, читать – незачем» © Игорь Олегович) сидит у нас на кухне и воспитывает мою дочь. А моя дочь (может, надо купить ей сапоги?) уже совсем не плачет, зато сердится и думает о своем.
Сердится – это позитивно.
Думает о своем – не очень. Потому что «свое» ее бросило. А значит, жизнь ее – рухнула.
Моя, например, не рухнула ни разу. Даже наоборот – она надстраивалась каждым расставанием.
После Алекса моя жизнь надстроилась Кузей. После Ромы – собаками. После Гриши – газетой. А после Миши – снова Ромой, но уже в хорошем, политическом смысле этого слова.
Получается, что из «данностей» в моей жизни только пединститут.
А?
Вот так, нехитрыми логическими построениями, каждый из нас может себе вывести альфу и омегу, назначить ее призванием и радоваться. Как я…
– Любовь никогда не перестает! – на этот раз громко и даже агрессивно сказала моя спокойная Кузя.
– Да-да, – быстро согласилась я.
– Не «да-да», а я хочу знать, что вы собираетесь с этим делать?
– Мы собираемся с этим спать, а твоя мама… – Николь пожала плечами. – Мне всегда было неясно, зачем ей ночь.
И мы все уже были готовы поругаться, но тут пришел Миша. Он принес конфеты, колбасу, сливовое вино, «сушевый» набор «Калифорния» (а я всегда знала, что Америка – родина японцев). Еще он принес курицу-гриль, пирожки с капустой, торт «Пражский», картошку жареную фри (много…). И жвачки. Жвачки для меня. Я ем их вместо сладкого. Еще Миша принес елку (синтетическую), дождик и грязь на ботинках.
Николь и Кузя, наверное, подумали, что это Новый год, и расстроились. Им было жалко непросмотренной в миллионный раз «Иронии судьбы». Кузя и Николь виновато переглядывались.
– Ничего страшного! – успокоила их я. – Это Гриша.
– Это – Миша! – закричала Кузя. – Мама, ты перепутала! С тобой все в порядке?
– Да. В квартире у нас, конечно, Миша. Но с Гришиной подачи. Гриша сообщил ему о нашествии и изгнании, да?
Миша кивнул. Мои мужья были исключительно честны и солидарны. При появлении пятого они обещали мне организовать Интернационал. Пустая затея… Но елка – это да. Это – хорошо. Елка в ноябре – это гарантия того, что будет зима. Как минимум зима.
– Ты плакала? – тревожно спросил Миша у Кузи.
– Нет, но собиралась, – ответила Николь и благодарно улыбнулась. – Я очень хорошо плачу под красивую песню. Вы как? Можете? Спеть для меня?
Я – никак. Я зажмурилась. И подумала: «Слава богу, что поблизости нет воска!» Николь так сильно стремилась навести порядок в моей жизни, что впереди нас с Кузей могла ожидать только покупка промышленной партии осенней обуви (согласно методу моей коллеги, доцента Ларисы Юрьевны). Кроме того, когда Миша был маленький, он случайно выстрелил из ружья… или винтовки? В общем, оружие называлось «воздушкой». Считалось, что убить из него нельзя. Интересно, зачем ружье, из которого нельзя убить? Чтобы повесить на сцену в первом акте?
Мишу, видимо, эта проблема тоже очень волновала. И однажды он сделал ужасное – выстрелил и попал маме в попу. Расстояние было маленьким, а попа – большой. Семья так и не простила Мишу. Особенно папа. И у Миши был комплекс. Он очень хорошо мог справляться с детьми, но сильно боялся взрослых. Наш брак был обречен с самого начала. Кузя неуклонно, как рейтинги Путина, росла. А для того чтобы в нашей семье появился еще один ребенок, Миша ничего не делал.
Зачем я вышла за него замуж? Не знаю…
