Остров - Бьёрнсдоттир Сигридур Хагалин
Поднимаюсь на дрожащих ногах, от температуры меня трясет, и рана дергает. Я должен добраться до ручья и набрать себе воды; лекарств, черт возьми, никаких.
Ковыляя, спускаюсь, беру котелок и открываю дверь на улицу. Собака, обогнав меня, выскакивает из влажной полутьмы. Весна пошла в атаку, сугробы тают, и муха жужжит на катышках навоза во дворе. Подволакивая ногу, добираюсь до ручья и ложусь на берегу, опустив лицо в омут и подставив его холодному течению. Затем переворачиваюсь на спину и вглядываюсь в небесную синеву. Морской песочник, принарядившись, похоже, озабочен строительством гнезда. А ты молодец, воображала.
Если я умру, жизнь здесь продолжит свой привычный ход, все останется как прежде. Небо будет ясным или грозовым, дягиль и лесная герань скроют мои следы, баклан и крапивник на своем посту, а лиса рыщет по камням и отмели в поисках добычи. Овцы меня мало замечают; пощипав траву на берегу, поднимаются выше в горы; только бы их не занесло снегом. Ничто из этого на самом деле не имеет никакого значения.
Тира тычется в меня мордой и тихо воет, знает, что это лучше, чем лизать лицо. Возможно, ты и будешь по мне скучать, бедолага.
Я сажусь и опускаю котелок в ручей, лучше взяться за дело, чем лежать, мучаясь от слабости и приступов жалости к себе. Плетусь домой, развожу огонь и ставлю воду, черт с ним, с дымом, на этот раз.
Я снимаю бинты с раны и морщусь от боли, они черные от крови, гноя и грязи. Прокипятив тряпку, пытаюсь прочистить рану, но меня едва не рвет от боли, приходится до хруста стиснуть зубы. Заставить себя снова перевязать рану не могу, пусть лучше дышит.
Поднимаюсь наверх, ложусь в постель и забываюсь в беспокойном сне; в сновидениях только горе и утраты, любимые и давно пропавшие лица, слишком короткие и полные боли жизни. Тьма накрывает меня снова.
Лидеры правительственной оппозиции лишены депутатской неприкосновенности
РЕЙКЬЯВИК, 15 мая. — Пятеро руководителей Коалиции избирателей были задержаны и заключены под стражу сегодня утром, после того как парламент лишил их депутатской неприкосновенности. Их подозревают в преступлениях против государства и представителей власти. Среди арестованных Видар Мар Йонссон, председатель Коалиции, его заместитель Астрид Эйнарсдоттир и Вигнир Видарссон, секретарь Коалиции и сын Видара Мара.
Обвинения еще не сформулированы, но под преступления против государства подпадают, в частности, теракты, призывы к свержению государственного строя, лишение жизни президента или лица, исполняющего его обязанности. Обвиняемым грозят длительные тюремные сроки вплоть до пожизненного заключения.
«Ведется следствие, информация будет публиковаться по мере прояснения обстоятельств дела», — говорится в заявлении столичной полиции.
«В наше неспокойное время, когда только государство может выступать гарантом безопасности и интересов граждан, власти, по мнению парламента, вправе применять такие временные меры, — заявил в своем сегодняшнем выступлении председатель альтинга. — Мы проголосовали за лишение неприкосновенности четырех депутатов, чтобы полиция смогла начать в отношении них следственные действия».
Аресты в альтинге
Аресты в день слияния министерств
Аресты произошли вскоре после того, как было объявлено о том, что все министерства объединяются в одно под руководством премьер-министра.
Правительственная оппозиция выступила против этого слияния.
Коалиция избирателей образовалась в феврале текущего года, когда три оппозиционные партии объединились с целью продвижения своей избирательной кампании. Она поддерживала радикальную оперативную группу «Избиратели», обвиненную в весенних беспорядках, в разжигании протестов и вражды.
И хотя руководство Коалиции отрицает свою причастность к этим преступлениям, наши источники в полиции утверждают, что Коалиция является политическим крылом «Избирателей» и стоит за организацией их мероприятий.
Адвокат Видара Мара заявил в интервью, что считает произведенные аресты нарушением конституции и международных норм по правам человека. Он намерен подать жалобу в Верховный суд.
Адвокат назвал своих подзащитных политзаключенными.
ХЬЯЛЬТИ
Бьярки встает из-за письменного стола, все еще держа в руке телефонную трубку, его глаза искрятся надеждой. В «Бонусе» на набережной точно есть рис и картофель.
— А не сделать ли нам об этом новость? — Он смотрит сначала на Ульвхильд, затем на главного. — Это ведь означает, что в портовых складах еще не все запасы исчерпаны. Разве не прекрасная новость?
Бьярки — хороший товарищ и наивная душа. Он легко адаптировался к изменившимся приоритетам главного редактора и делает познавательные новости о домашнем огородничестве и разведении кур, на днях подготовил отличные материалы о возрождении больших семей и стариках, довольных тем, что после закрытия домов престарелых они получили возможность провести последние годы жизни в окружении родных.
— Да-да, дорогой, поторопись, — соглашается главный, и Бьярки бежит разыскивать фотографа и пригодный велосипед с прицепом, чтобы переправить домой то, чем заодно удастся обзавестись.
— Я думаю поехать с ними, — говорит Хьяльти, и Ульвхильд строго поднимает глаза.
Он ведь должен готовить материал об экспериментах с электромоторами на маломощных судах, однако там что-то пошло не так и на сюжет не тянет. Но она не возражает, связь Хьяльти с Министерством сделала его неприкосновенным, никто на работе не комментирует его решений.
И вот они едут на другой конец города, дорога идет вниз, а ветер дует им в спину, дождь хлещет по плащам, но они в солнечном настроении; он, Бьярки и фотограф Эйнар, три мальчика в поисках клада. Рис, то и дело повторяет Бьярки, и Хьяльти представляет себе, как четверо его детей едят рисовую кашу, а сам Бьярки гордо восседает во главе стола; иногда крупно везет даже и на такой работе. Его жена была учительницей, и теперь ей остается только пилить мужа и детей, выискивать товары по сниженным ценам и вязать.
Молва о рисе долетела не только до них, на запад устремился людской поток: одни на велосипедах, другие толкают магазинные тележки или детские коляски, группа женщин впряглась в большой автомобильный прицеп и тащит его за собой, как быки плуг. Перед магазином царит хаос, некоторые стоят в очереди, но кто-то пытается прорваться, расталкивая локтями стариков и родителей с маленькими детьми на руках. Повсюду раздаются крики: послушай, дорогой, иди в конец очереди, мы ждем дольше твоего. Широкоплечий бугай лет двадцати кричит на мужчину средних лет в круглых очках под зонтом: заткнись, или я тебя ударю. Очкарик, однако, оказывается не из пугливых, складывает зонт, зацепляет плечо обидчика ручкой и тянет изо всех сил. Парень с рыком оборачивается и, добравшись до противника, хватает того за плечи и бодает в лицо, и когда журналисты протискиваются сквозь толпу, размахивая пропусками, мол, мы здесь по работе, ничего не будем покупать, им открывается жуткое зрелище из смеси крови и разбитых очков.
Под недовольное бурчание толпы они заходят внутрь. В магазине ситуация не лучше, там почти ничего не осталось, кроме молока, только немного мяса в холодильнике и безграничный выбор соусов для гриля, которые, похоже, никогда не закончатся. В самом дальнем углу ящики с рисом и картошкой, там толпа теснее.
Женщина, забравшись на какое-то возвышение, кричит в толпу:
— Он кончился, рис кончился!
Ее заглушает протестная волна, люди орут, свистят и еще быстрее пробираются к ящикам. Эйнар влезает на прилавок и направляет камеру на толпу, смотрит вниз на своих коллег и кивает, рис действительно кончился. Бьярки от разочарования совсем сникает: давайте, что ли, выбираться из этого безумия? Но Эйнар уходить не хочет. «Подождите, отличные кадры», — приговаривает он, щелкая без остановки. Шум у дверей усиливается, большие и крепкие мужчины расчищают себе путь в магазин.
