Сад Лиоты - Риверс Франсин

У Лиоты не было ни малейшего шанса услышать такие слова.

О, Боже, почему я не могу отправиться к Тебе прямо сейчас? Чего еще Ты ждешь? Я сделала на этой земле все, что могла. Я стала старой. И от меня нет никакой пользы. У меня все болит: и душа, и тело. Вот я стою здесь, в своей гостиной, перед фотографиями моих родных. И мне хочется рыдать. Теперь каждый из них живет сам по себе, и нет в их жизни места для старой женщины. Я устаю слышать от Эйлиноры бесконечные жалобы на то, какой паршивой матерью я была. Я устала подставлять другую щеку. Устала переключать телевизор лишь для того, чтобы услышать человеческий голос. Устала просиживать в углу и смотреть на свой умирающий сад. Я устала жить! О, Господи, я хочу отправиться домой!

«Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком»[10], — прозвучал в ее душе другой голос.

В сердце Лиоты вспыхнула ярость, и оно заколотилось с неистовой силой.

С избытком? В другом мире, может быть, но только не в этом. И не сейчас.

Почему Ты так со мной поступаешь? Что я сделала, чтобы заслужить такое обращение? Хотелось бы мне знать.

«Где была ты, когда Я полагал основания земли? Давала ли ты когда в жизни своей приказания утру и указывала ли заре место ее?[11] Можешь ли ты повернуть вспять движение звезд? Способна ли ты управлять ходом Плеяд или Ориона?»

Со слезами на глазах Лиота опустилась в свое ветхое кресло.

Я знаю, кто Ты. Знаю, что Тебе подвластно все. Разве не поклонялась я только Тебе одному, сколько себя помню? Разве не с Тобой встречалась я каждый день в моем саду все эти годы?.. О, Боже, неужели Ты не понимаешь? Я устала от непонимания. Устаю от жизни, название которой — сплошная боль. Устала быть одинокой.

Я хочу домой. Пожалуйста, позволь мне вернуться домой.

Она положила голову на спинку кресла, и слезы потекли по ее щекам. Почему Он выжидает?

Перестань ныть.

Перед взором Лиоты возникла необычайная картина: золото кипит в котле, плавится, и на блестящей поверхности появляются черные примеси.

Это я, Господи?

«Предай Господу путь твой и уповай на Него, и Он совершит…»[12]

Будто у нее есть выбор…

Корбан сидел за столом, записывая свои соображения о том, как расположить к себе Лиоту Рейнхардт и тем самым облегчить выполнение задания: «Привезти металлическую тележку для перевозки продуктов. Подарить трость. Перемыть окна в ее доме». Он поморщился. Последнее, чем бы ему хотелось заниматься, это мытье стекол у старухи, однако ради ее расположения он сделает это. Постучал карандашом по столу. Надо придумать что-нибудь полегче. Такое, на что не нужно тратить много времени и сил. Может быть, купить шоколад? Или цветы? Отверг обе идеи. Он знал эту женщину всего каких-то пару часов, но был совершенно уверен, что, принеси он ей конфетки да цветочки, она пригвоздит его к стене, а потом будет швырять в голову дротики за попытку заискивания перед ней.

Взглянув на свой «Ролекс», он понял, что если не отправится прямо сейчас в университет, то обязательно опоздает на лекцию профессора Вебстера. Он бросил карандаш на стол и быстренько собрал рюкзак, вскинув его на плечо, вышел за дверь и захлопнул ее за собой. Шагая к зданию своей альма-матер, Корбан обдумывал, как он может получить у профессора Вебстера разрешение не делать это нелегкое задание. Должна же быть какая-то лазейка, чтобы ускользнуть от следующих встреч с этой старой летучей мышью.

Энни заглянула в библиотеку, чтобы выписать названия книг о Моне и Ван Гоге, а заодно поискать телефонный справочник Окленда. Рядом с номером телефона Лиоты Рейнхардт в списке значилась только улица. Может, когда Энни увидит эту улицу, она вспомнит бабушкин дом. По дороге из библиотеки девушка остановилась у большого книжного магазина и купила карту Окленда.

Как только Сьюзен отперла дверь и с пакетом продуктов вошла в комнату, попугай крикнул из клетки, стоявшей у окна:

— Вызывай полицию!

— Я здесь живу, Барнаби. Противная птичка. Ты опять намусорил?

— Я только недавно пылесосила, — заметила Энни с улыбкой.

Сьюзен поставила пакет с продуктами на столешницу.

— Никакого от него спасения. Он опять принялся разбрасывать зерна. Думаю, он решил во что бы то ни стало засеять всю квартиру, чтобы обеспечить себя пропитанием на следующий год. Глупая ты, невежественная птица, Барнаби. Слышишь, совершенно невежественная!

Барнаби расправил крылья, распушил перья, словно его возмутило такое несправедливое оскорбление, затем снова разгладил крылышки и вытаращился на нее с презрением.

— Че бушь делать?

Сьюзен с Энни расхохотались.

— Ты обладатель самых ужасных манер, Барнаби. Ума не приложу, зачем вообще полицейскому понадобилось держать у себя дома живое существо. Разумеется, Раулю не нужно было выводить тебя на прогулку, не так ли? Все, что ему следовало делать для твоего полного счастья, — это включать телевизор и оставлять корм. К сожалению, телевизора у нас нет.

— Твое имя у всех на устах, — запел попугай.

— Ты у нас не навечно, знаешь ли, — проговорила Сьюзен и принялась раскладывать содержимое пакета.

— Думаю, он может остаться у тебя дольше, чем ты планировала, — предположила Энни.

— Рауль сказал, что через неделю или около того он вернется из Лос-Анджелеса. — Сьюзен посмотрела на птицу. — Слышишь, Барнаби? Через неделю тебя здесь не будет, душка.

Энни улыбнулась:

— На автоответчике для тебя сообщение. От Рауля.

Сьюзен закатила глаза:

— О, нет. Плохие новости?

— В зависимости от того, как ты к ним отнесешься. — Улыбка на лице Энни стала шире. — Рауля взяли на работу, и он внес залоговую сумму за меблированную квартиру. Проблема в том, что в этой квартире не разрешается держать домашних животных.

— Это не домашнее животное. — Сьюзен показала пальцем на птицу. — А как насчет скарба Рауля? Ему все равно следует приехать сюда…

— Перед отъездом он все вещи сложил в коробки.

— Он знал. Почему же он просто не продал птицу?

— Эй, Китти, Китти! — проскрипел попугай.

Энни рассмеялась:

— Рауль сказал, что ты окружишь Барнаби заботой, он уверен в этом. Никому другому он не может доверить любимца, разве что заядлой птичнице.

— Безмозглой курице, ты имеешь в виду! — Она вперилась в попугая. — Классно! Просто классно!

— 911! — заверещал Барнаби, великолепно имитируя Уильяма Шатнера, и заголосил, как сирена. — 911!

— Если еще хоть одно слово вылетит из твоего клюва, ты будешь ощипан, упакован и заморожен, как этот цыпленок!

Сьюзен закинула упаковку куриного мяса в небольшую морозилку.

— Не бойся ее, Барнаби. — Энни снова рассмеялась. — Она этого не сделает.

— Ты так думаешь? Я просто скучаю по своему кенару, вот единственная причина, по которой я согласилась нянчиться с этим первым. Кенар был такой душка. А этот — пиранья в перьях! — Она окинула взглядом разложенную на полу карту. — Планируешь путешествие?

— Недальнее.

Энни расправила угол карты и отметила желтым маркером предстоящий ей путь.

— Кто у тебя в Окленде?

— Моя бабушка. — Энни смущенно улыбнулась. — Но я даже не знаю, о чем говорить с ней.

— Придумаешь что-нибудь.

Сьюзен плюхнулась на старенький диванчик, купленный ею на распродаже домашней мебели. Ее отец с двумя братьями перевезли его в своем пикапе и втащили в подъезд дома. Поскольку диванчик не вместился в узенький лифт, они на руках протащили его через четыре лестничных пролета, чтобы втиснуть в небольшую квартирку, где Сьюзен накрыла стол и угостила их сэндвичами, свежеиспеченным печеньем и газировкой.

— Когда ты надумала ехать? — Сьюзен откупорила бутылку содовой.