Мартен Паж - Как я стал идиотом
Он опять рыгнул и покопался в горе продуктов. Призрак Дани Брийана определенно был не так изысканно аристократичен, как оригинал.
— Так это ж чудесно, правда? — ехидно спросил Антуан.
— Пожалуй, — согласился Дани, набросившись на пакетик чипсов. — Короче, Тони, как ты живешь? Ты счастлив?
— Я бы не употребил такого слова, но я и не несчастен.
— Ни счастлив, ни несчастен? Это ж хуже некуда! Ты живешь дерьмово!
— Спасибо. Вы очень деликатны. Разве ангелы-хранители не проходят специальной подготовки по психологии?
— Да как-то нет, учимся прямо на производстве. Ты у меня первый, Тони, мой first one1.
— Фантастика, просто фантастика!
Антуан принялся сгребать объедки и упаковки. Дани смахнул со стола крошки, поворошил сальную оберточную бумагу, куски пирога, ломтики семги и наконец нашел то, что искал, — карманное издание переписки Флобера. Он отряхнул его, стер с обложки жир, полистал книжку и, найдя нужную страницу, загнул уголок.
— Вот. У тебя есть микрофон, Тони?
— В гостиной, Дани, — пробормотал засыпавший на ходу Антуан. — Под музыкальным центром hi-fi.
Всосав через трубочку с Микки-Маусом банку черной икры, Дани двинулся в гостиную. Он вытащил микрофон из упаковки, установил его на штатив и включил. Раздался резкий щелчок.
— Дай мне, пожалуйста, сборник моих хитов, Тони.
— У меня нет. У меня вообще нет ваших дисков.
— Ничего, — сказал Дани, доставая из кармана CD, — я на всякий случай запасся. Твоя система с караоке просто чудо.
Он вставил диск и нажал какие-то кнопки. В левой руке он держал открытую книгу Флобера. Он постучал по микрофону, нажал кнопку «play», и из колонок раздались первые звуки его знаменитой песни «Дай мне еще один шанс». Он подергал головой в ритме музыки и запел отрывок из письма от 18 мая 1857 года, адресованного мадемуазель Леруайе де Шантепи, время от времени добавляя от себя кое-какие выкрики:
Люди поверхностные, ограниченные, с умом самоуверенным и ретивым,
стремятся во всем к окончательным истинам. Они хотят узнать смысл жизни, вау! и измерить бесконечность, е! Они берут в руку, ля-ля, в свою маленькую жалкую руку, горсть песка И говорят океану:
«Я сосчитаю песчинки на твоих берегах!» Е! Но песчинки утекают сквозь пальцы, да и считать надо долго, Поэтому они топают от нетерпения ногами и плачут, да, плачут. Знаете, что надо делать на берегу? Надо пасть на колени или гулять, е-е! Гуляйте. Гуляй, Тони! Да, гуляй! Ля-ля, гуляй, Тони-и!
Утопая в мягком диване, Антуан невольно проникся приятным ритмом песенки. От текста у него закружилась голова. Он стиснул в руках диванную подушку. На последних словах Дани подсел к нему. Взял его за плечи и дружески потряс:
— Перестань усложнять, Тони. Чуть-чуть — это даже неплохо, но толстяк Гюстав верно говорит: гуляй на берегу! Хватит валять дурака, ты же не золотая молодежь, это не твое. Пошли все к чертям собачьим, вместе с этим болваном Рафи, разыщи своих друзей и сочини себе жизнь сам. Да, сочини себе жизнь, Тони.
— Звучит как песня, — тихо проговорил Антуан, силясь улыбнуться.
— Что поделаешь, издержки профессии, — согласился Дани.
Ночь потихоньку сходила с дистанции, уже зачирикали птицы, прыгая по ветвям телевизионных антенн и электрических столбов. Дани встал и отряхнул костюм.
— Мне пора. Пошел дальше помогать убогим. Но я буду присматривать за тобой, пока ты не выкарабкаешься. Ты ведь не конченый человек, Тони. Знаешь, что говорил Ницше? Ум — это бешеный конь, надо уметь его взнуздать, кормить отборным овсом, чистить и иногда пускать в ход хлыст. Чао, Тони.
Призрак Дани Брийана пересек гостиную и беззвучно исчез в темноте коридора, Антуан даже не слышал, чтобы хлопнула входная дверь. Он уснул на диване и проспал несколько часов, показавшихся ему веками.
Всю неделю после явления призрака Антуан ни с кем не разговаривал и ходил погруженный в свои мысли. Он игнорировал Рафи, приятелей-трейдеров и традиционные совместные выходы в модные кабаки. В пятницу вечером, после работы, он хотел взять такси, чтобы ехать домой. Перед ним со скрежетом затормозил черный фургон, на котором была изображена женщина, скачущая на драконе. Человек за рулем выхватил револьвер и направил на Антуана. Бандит был в маске Альберта Эйнштейна. Дверь фургона тяжело отъехала в сторону, выскочили еще двое Эйнштейнов, схватили Антуана за руки и втащили внутрь. Он даже не пытался отбиваться: он так устал, так вымотался, что у него не хватало сил противиться чужой воле. Эйнштейны засунули ему в рот кляп, надели на глаза повязку и связали по рукам и ногам. Антуан силился понять, куда его везут, отслеживал повороты, светофоры, но минут через пять сбился. После долгой тряски в фургоне, который ехал через пень-колоду — то резко тормозил, то его заносило, — они наконец остановились. Эйнштейны выволокли Антуана наружу. Вечерний сентябрьский воздух был теплым и нежным, словно шелковистым. Антуана втолкнули куда-то, судя по всему в подъезд. Кто-то схватил его поперек туловища и взвалил на плечо. В таком положении пленника пронесли несколько этажей — сколько именно, он сосчитать не смог, потому что закружилась голова. Щелкнул замок, хлопнула дверь. Антуана шмякнули на стул, к которому накрепко привязали. Потом похитители освободили ему руки и ноги и сняли с глаз повязку. Кляп, однако, так и не вынули. В первые секунды он с трудом привыкал к свету и не столько видел, сколько угадывал вокруг какие-то человеческие фигуры, окно. Потом зрение вернулось, и он разглядел четверых замаскированных Эйнштейнов, одетых во все черное. Они стояли перед ним полукругом, не говоря ни слова. Антуан попытался что-то произнести, но не позволил кляп. Он внимательно оглядел комнату в поисках хоть каких-то примет, чтобы понять, куда его привезли. Однако стены и окно были затянуты белыми простынями. За спинами похитителей горела галогенная лампа, делавшая их еще более огромными и грозными; их гигантские тени стелились по полу и падали на привязанного Антуана. Пластиковые морщины на масках выглядели в этом контрастном освещении еще более пугающими, седые гривы сверкали, словно лесистые горы, охваченные бесцветным пламенем.
Они подняли стул вместе с Антуаном и передвинули к окну, так что оно оказалось у него за спиной. Рядом поставили проектор для слайдов. И начался удивительный сеанс экзорсизма.
Один из Эйнштейнов извлек из полиэтиленового мешка с логотипом магазина «Шампьон» десяток куриных голов и лап. Он разложил их на полу вокруг стула, а на шею Антуану повесил на веревке окровавленную петушиную голову в перьях и с гребешком. Другой Эйнштейн взял полную бутылку крови и вымазал Антуану лицо. Все четверо встали у Антуана за спиной. Погас свет, и заработал проектор.
Пока он демонстрировал великие открытия и изобретения человечества, знаменитые картины и портреты гениальных ученых, Эйнштейны нараспев, словно заклинания, хором читали тексты, которые в народной медицине считаются целебными и применяются для лечения от умственной летаргии. У всех четверых было в руках по экземпляру «Размышлений о первой философии» Декарта в красной серийной обложке издательства «Пресс юниверситер франсез» — казалось, будто они держат молитвенник. Они прочли очень слаженно, громко и четко «Первое размышление», а на простыне тем временем сменяли друг друга лица художников и ученых, гуманитарных деятелей и членов семейки Симпсонов. Затем Эйнштейны зачитали кое-что из «Мыслей» Паскаля, некоторые фрагменты из «Комментариев» любителя Грасиана и бургундского вина и самые смешные места из книги «Трое в одной лодке» Джерома К. Джерома.
Изгнание нечистой силы длилось чуть больше часа. Наконец щелка-ние проектора прекратилось. Смолк торжественный речитатив похитителей. Они зажгли свет и сорвали простыни, покрывавшие мебель и стены. Антуан узнал свою монтрейскую квартирку. Бандиты стащили маски, явив потные лица Аса, Шарлотты, Ганжи и Родольфа. Они были страшно довольны своим шоу. Бедному Антуану пришлось долго жестикулировать, чтоб они сообразили наконец его освободить.
— Вы охренели? — спросил он со всем спокойствием, на какое у него хватило самообладания, с отвращением срывая с шеи петушиную голову.
— Мы хотели снять с тебя порчу, — объяснил Ганджа. — Ты превратился в довольно гнойного придурка.
— Моя тетка немного знает магию вуду, — подхватила Шарлотта, — она научила нас, как освободить тебя от злых чар, которые ты сам на себя навел.
— Мы тебя спасли! — изрек Родольф со свойственным ему самодовольством. — Ты превратился в зомби, а мы тебя раззомбировали. Скажи спасибо.
Ас обнял Антуана и крепко прижал к своей широченной светящейся груди. Восьмисложным стихом он сообщил, что счастлив снова видеть его. Антуан раздумал сердиться: у друзей были самые благородные намерения. Пусть неуклюже и рискуя оставить его заикой, но они хотели его вылечить.
