Алина Знаменская - Венерин башмачок
Долго потом Оксана помнила эту ночь в гостиничном номере, и долго эти воспоминания обдавали горячей волной, заставляя ее краснеть.
Но что было — то было. Она вернулась домой, стараясь не вспоминать о командировке, гостинице и Илье Муромце. Это было нетрудно — работа, дом, заботы. Приближался юбилей свекра — провожали на пенсию. Оксана помогала свекрови приводить в порядок квартиру, выбирать рецепты для праздничных блюд. К тому же нужно было сдавать анализы по новому кругу — теперь для лаборатории, рекомендованной новым врачом.
Анализы Игорь с Оксаной сдавали вместе, а получать результаты поехала Оксана одна, в свой выходной. Вот там-то, в белоснежном кабинете лаборатории, и пришлось озадачиться. Анализы показали, что она, Оксана Киреева, беременна. И в услугах лаборатории не нуждается. Ей бы радоваться, скакать и прыгать — вот оно, долгожданное. А она вышла из прохладных коридоров, как пыльным мешком накрытая. Что-то ей мешало торжествовать и радоваться. Какая-то тень лежала на всем этом, и необходимо было немедленно поделиться с кем-нибудь.
И она отправилась к бровастому врачу с сочной лысиной. Дядька был не дурак, сразу смекнул, что к чему.
— Вы мне, Оксан очка, честно скажите, как на духу. Я в эти сказки о непорочном зачатии давно уже не верю. Было у вас с кем-нибудь?
Оксана честно призналась. Врач все-таки. Доктор ничуть не удивился, мораль читать не стал. Ни одна из его густых бровей не дрогнула тенью осуждения. Он присел на кушетку напротив Оксаны и заглянул ей в глаза.
— Вот что, дорогая моя. Теперь послушай совет человека бывалого. Мужу — ни под каким смертным страхом! — в измене не признаваться! Это его ребенок, и он будет ему рад так же, как и ты. И еще: о том, что произошло, — никому. Никому и никогда. Уяснила?
— Да что же я — враг себе? — удивилась Оксана. Врач пожал плечами и руками развел:
— А вот это, милушка, жизнь покажет, враг ты себе или нет.
Вот такой попался доктор. Все знал про нее и все предвидел. И оказалось — враг она себе. Держать язык за зубами оказалось труднее, чем забеременеть.
Нет, с мужем получилось как раз все очень просто. Игорь обрадовался новости как ребенок. Груз-то какой с души свалился! А что врачи сплошь и рядом ошибаются — это никого уже удивить не может. У них будет ребенок, как у других. Ерунда, что не получалось — ведь получилось же в конце концов!
Всю Оксанину беременность Игорь выхаживал вокруг нее, как заботливый скворец. Огурцов захотела — мчался за огурцами. Семечек ночью? Всю общагу перетрясет, а семечек среди ночи достанет. Кроватку сам делал. Выпиливал фигурные завитушки, шкуркой затирал все деревянные округлости, лаком покрывал. Кроватка получилась просто чудо.
Когда Юльку из роддома привезли, налюбоваться на дитя не мог. Впрочем, стояли возле кроватки вдвоем, с разных сторон, и комментировали:
— Чихнула!
— Морщится!
— Палец! Палец в рот засунула!
— А ручки! Ручки-то сложила!
И носил ее на руках, и песни пел, хоть слуха никакого; и пеленки гладил. Юлька была в радость.
Радость и гордость Игоря усиливала свекровь. Имея единственного сына, свекровь очень хотела внучку. Угодили бабке.
И когда свекровь самоуверенно утверждала, что Юлька вся в них, в Киреевых, Оксана мужественно молчала и своего в дочери не выпячивала.
В Киреевых так в Киреевых. Пусть тешатся. Да она бы и молчала, не занимай столько места в ее жизни подруги. С семьей своей прежней Оксана практически не общалась, у нее и раньше-то не было теплых отношений с матерью, а теперь их разделяли километры. А все-таки необходимость в близких людях в нас очень велика. Тем более Оксана — человек общительный. У нее было много подруг. И первой тайну Оксаны узнала Лариса. Юльке было года три. Оксана могла бы похвалить себя за молчание. Но к ней пришла Лариса после очередного курса лечения и в слезах поведала об очередной неудаче. Лариса месяц лечилась грязями. Она только что не ела эту грязь, все остальное было с грязью. Утро начиналось с грязевых процедур, вечер заканчивался ими же. У нее все белье было испорчено лечебной грязью. А эффект — ноль! Причем была задержка полторы недели. И Лариса носилась с этой задержкой, как курица с яйцом. Но все кончилось очень прозаично. Как всегда. И Стасик, разочарованный, ушел в свою нотариальную контору и потом три дня молчал. Три дня молчал! Этот факт потряс Оксану до самой глубины ее женской сущности! Этот Стасик, этот сытый, лоснящийся пузырь, которому в страшном сне не снилась вереница малоприятных процедур, через которые пришлось пройти его жене, молчал разочарованно и откровенно! Хам.
Оксана, стуча пятками, промаршировала на кухню, открыла холодильник и достала початую бутылку «Гжелки». Из закуски нашла только сыр. Она налила себе и подруге. Потом сказала сникшей, шмыгающей носом Ларисе:
— Найди себе мужика и дай ему!
— Что? — Лариса захлопала мокрыми ресницами.
Оксана покачала головой: иногда эти учителя бывают такими тормозами…
— Чего! Того самого!
Оксана налила еще водки. Лариса не сопротивлялась. Выпила и зажевала колбасным сыром.
— Ты думаешь… это решит мою проблему? — серьезно спросила Лариса.
Оксана знала Ларисино состояние. Она бы в красках могла описать все чувства, что роились у подруги в душе. Комок подкатывал к горлу от сострадания. И все-таки она заставила себя улыбнуться:
— Ну, мою-то решило…
До Ларисы не сразу дошло. Она жевала сыр, задумчиво щипала листик петрушки. И вдруг уставилась на Оксану, и вид у нее стал самый дурацкий. Оксана расхохоталась. Ей было смешно наблюдать потрясение подруги. Она чувствовала себя в чем-то старше Ларисы, мудрее. Хотя на самом деле была младше на несколько лет. И потом — у Ларисы было высшее образование. Хотя в этом вопросе образование не играет никакой роли. Лариса еще не оправилась от потрясения, а Оксана уже вываливала на нее подробности. Хотя подробностей от нее никто не требовал. Но Оксане было приятно, что удалось все-таки отвлечь подругу от грустных мыслей. В конце они даже посмеялись немного. И Оксана дала подруге несколько полезных советов. Правда, уходя, Лариса сказала, что вряд ли когда-нибудь воспользуется советом подруги. Во-первых, потому что не умеет флиртовать с мужчинами, безумно любит Стасика. Во-вторых, даже если ее, Ларису Захарову, и пошлют в командировку по работе, то там, известное дело, будут одни женщины. Так что — шансов никаких.
Поболтали и забыли. Или — не забыли? Могла Лариса в порыве откровенности выболтать горячо любимому мужу чужую тайну? Почему-то Оксана совсем не подумала о муже. Почему? А о чем она вообще думала-то? Ну Ларисе рассказала и успокоилась бы. Но ведь нет! Словно черт дергал Оксану за язык снова и снова.
Ровно два раза после разговора с Ларисой Оксану потянуло на подобные откровения. Тайна угнетала ее, что ли? С соседкой Ниной они любят обсуждать свекровей Как соберутся вчетвером — они с Ниной и их мужья, — так первую, официальную, часть проводят вместе, поддерживают общий разговор. А после они с Нинкой удаляются курить на балкон и сплетничать про свекровей. У них как соревнование — у кого более лютая. Иногда Оксану даже зло берет — ну никак ей не удается переплюнуть Нинку в этом вопросе. По всему выходит, что Нинкина свекровь лютее. И Нинка, конечно, изощреннее Оксаны в плане мести. Тогда Оксана возьми да и ляпни свекруха, мол, в Юльке души не чает, ищет сходство г собой да со своей родней, с Киреевыми. А Киреевыми там и не пахнет. Она у нее вообще, возможно, не от Игоря. Только это строго между нами.
Вот уж где она Нинку припечатала! Такого фокуса та при всей ее бурной фантазии придумать не смогла!
Только утром следующего дня Оксана проснулась с нехорошим чувством. Что-то царапало ее изнутри. Наверное, о таком вот состоянии говорят: кошки скребут. Правда. Нинка к этому разговору больше не возвращалась. И Оксана мужественно продержалась еще год. А потом все-таки раскололась и убедилась окончательно и бесповоротно: она Оксана Киреева, дура беспросветная. И теперь обо всем этом она должна была рассказать Инне Викторовне, то есть выдать свою тайну в четвертый раз. Впрочем, тайны-то уже не было. А что осталось? И можно ли склеить то, что осталось?
* * *Андрей перешагнул через халат жены и присел на краешек дивана. Он присел на краешек не потому, что имел обыкновение сидеть вот так, на манер гимназисток, нет. Просто остальное пространство было занято сухим неглаженым бельем, третий день занимавшим полквартиры. Кристина сидела за компьютером в трусиках и маечке и играла в автогонки.
Больше всего Андрея бесило не белье, не раскиданная по всему дому одежда, не гора грязной посуды, вечно громоздящаяся в раковине. Нет. Больше всего его убивало вот такое использование компьютера. К компьютеру Андрей привык относиться как мыслящему собеседнику, он мог часами работать за компьютером. Но — играть?
