Ринат Валиуллин - Где валяются поцелуи
— Извини, засиделись с Крисом за чашкой кофе.
— А ты уже совсем рядом?
— Уже пришла, — услышал он голос над головой.
— Посмотри пока на воду.
— Сам смотри.
— Что видишь?
— Как в воду глядела, что ты опоздаешь.
— Смотри внимательнее.
— Ты меня так целый час будешь развлекать?
— Гондолу видишь?
— Ну и…
— А меня? — встал я со скамейки гондолы и протянул руки навстречу девушке на набережной.
— Когда я уже привыкну к твоим сюрпризам?
— Это будет самая вредная из привычек.
— Нет, самая вредная из них — это ты, — устроилась рядом со мною Лучана. Годнольер виртуозно вел нас по узким каналам, среди множества других суденышек, то прижимаясь к набережной, то ловко отталкиваясь от нее ногой, используя выступы и углубления, чтобы прибавить ходу. Совсем скоро он переправил нас на противоположный берег. Там было одно уютное местечко, на каменных ступенях, прямо у воды, с видом на аппетитный кусок Венеции, отрезанный от большого пирога и выложенный на блюдо из глянцевой глади моря. Сам торт украшали разноцветные крыши домов и белые, словно из сливочного крема, купола собора.
— Иногда можно питаться одними видами.
— А что делать с другими?
— С такими, как ты?
— Ну хотя бы.
— Скушала бы, будь ты съедобным.
— Буду.
— Пока ты будешь, я уже расхочу.
— Значит, я не зря зашел в магазин, — достал из пакета снедь и на нем же ее разложил.
— Подожди есть, полюбуйся красотой, архитектурой, — забрала свой взгляд Лучана и легко подарила пейзажу. — Ты даже бокалы прихватил?
— Чтобы не испортить общую красоту. Хотя зачем мне архитектура, если есть рядом ты, — откупоривая бутылку, я поднял глаза. — Тем более мне занавеска мешает.
— Ты про свадьбу? Да ладно тебе, красивая фата.
— Все женщины хотят замуж, и каждая готова поверить в любовь ради одного дня в белом платье.
Неподалеку от нас на разбросанных на набережной лепестках роз жених отчаянно целовал невесту. Сбоку от них стояла девушка и нагнетала романтику, выдувая мыльные пузыри.
— Нижнюю губу чуть глубже! Руку на талию! — расставляла предметы любви фотограф.
— Больше пузырей! Активнее! Плохо дуешь, — смотрела она в объектив, командуя своей помощницей.
Пара молодоженов, объятая метелью мыльных пузырей, стояла на коленях на каменном краю мутной воды, обнимаясь и целуясь на камеру. Потом они встали и повторили все в точности.
— Дайте, я подую, — крикнула наблюдавшая за картиной большая томная женщина с початой бутылкой вина в руке.
— Нет, ни в коем случае не давайте ей, — возразил ее щупленький кавалер, — она сдует невесту.
— Комедия, — прокомментировала Лучана.
— Мыльная опера, первая серия, — согласился я, разливая вино в бокалы.
— А может, и последняя, — приняла она от меня стекло.
Темная плотная вода никак не хотела отпускать меня, это были глаза Лучаны.
— Принц, вы будете моим королем? — прервала она поток моих мыслей и подняла свое стекло.
— Нет, я хочу остаться Маленьким, — мы чокнулись.
— Не верю, — сделала она два коротких глотка, — чего ты хочешь еще?
— Честно?
— Искренне.
— Если прямо сейчас, то быть твоим бюстгальтером, если завтра, то твоей навязчивой мыслью, если в ближайшем будущем, то твоим сном, — осушил я свою чашу.
— А если вообще?
— Просто твоим.
— Знаешь, в тебе определенно что-то есть, поэтому ты мой.
— А в тебе нет… кроме меня никого. Поэтому ты моя.
— Затяни меня покрепче в свои объятия, — поставила она свой бокал на мрамор набережной.
— Только не засыпай, — захватил я ее тело в плен своих рук.
— Извини. На меня напало зевотное, — прикрыла рот рукой Лучана.
— Дикое зевотное, — я тоже зевнул с ее подачи.
— Только без тебя все равно не уснуть, я не люблю засыпать одна, разве что спать: во сне можно заниматься чем угодно и с кем угодно.
— Тем более нечего спать, — закинул я голову наверх. — Может, после сходим в кино? Давно там не были.
— Не стоит, все равно ничего не увижу.
— Почему?
— Я же закрываю глаза, когда целуюсь, — сказала она, положила голову мне на грудь и уставилась в небо.
— Что там?
— Небо пропахло звездами, я продираюсь взглядом сквозь кусты их акаций.
— Да сегодня их полно, — тоже задрал я голову наверх.
— Я себя странно чувствую.
— Что-то случилось?
— По-моему, у меня аллергия.
— На вино?
— Нет, я же сказала — на звезды, когда они начинают цвести, дико хочется целоваться.
* * *— Скоро уже будем на месте, — сказал Павел, посмотрев на часы.
— Очень хочется посмотреть на гондолы, да и на Гранд канал.
— А прокатиться не хочется?
— Еще как! Хочется всего и сразу.
— А что мешает?
— Все и сразу.
* * *— О чем ты все время мечтаешь? — спросил я ее, когда отдышался, глядя в ее глаза, которые бродили по потолку.
— Если я тебе расскажу, ты посчитаешь меня развратной.
— Тогда лучше покажи, — продолжал я лежать на ней, теплой и влажной, после того как мы выпили по оргазму. — Ну скажи мне, какое твое самое сокровенное желание?
— Не выходи из меня.
— Останусь навечно.
— Навечно не надо, до весны. Каждая моя клетка чувствует ее приближение.
— Что там в них?
— Разные женщины, все они рвутся наружу.
— Сейчас я их выпущу, объявлю амнистию всем твоим осужденным дамам. Ты — моя вселенная, — приговаривал я, спускаясь на подушечках пальцев с ее высокой груди вниз. Все ниже и ниже.
— Щекотно же. Ты чем там занимаешься?
— Тобой. Смех в постели самый искренний во всей вселенной, — прижался щекой к ее груди. — Я слышу, как он рвется из нее. Вижу, как ты улыбаешься там, где другие могли бы рыдать, ты плачешь там, где других бы и след простыл. Я — причина этих эмоций. Как ты меня терпишь такого?
— Не волнуйся, это любовь. Эта она терпит. А я получаю от этого удовольствие.
— Чужую боль может переживать только тот, кто тащится от своей, — скатился я на бок и лег рядом с Лучаной.
— Знаешь, как дедушка мой любил свою бабушку?
— Знаю, ты рассказывала, что они прожили вместе семьдесят лет, что он умер через три часа после бабушки. Только причем здесь дедушка? Любовь — это чувство, которое не передается по наследству. Разве что половым путем. И сразу в сердце.
— Путь к сердцу любовницы лежит через брак, — потянулась Лучана за сигаретами, которые лежали на столике возле кровати.
— Не волнуйся, распишемся. Только разберусь со своим романом.
Лучана выманила из пачки одну, к которой я поднес зажигалку, и сказала:
— Знаешь, сегодня наблюдала забавную сцену: он предложил ей руку, а она отказалась.
— Кто?
— Ты лучше скажи почему?
— Возможно, день был выбран неправильно, настроение. Может, плохо друг друга знали. У них не было секса, или он ей в последний раз не понравился, она решила подумать еще или еще с другими попробовать.
— Нет, это все не то.
— Может, наличие другого рукастого, может, рука предлагалась без сердца, без денег, без будущего, левая, грязная, волосатая, в гипсе, в кармане, в перчатке, в наручниках…
Лучана слушала и улыбалась, отрицательно покачивая головой. Дым рисовал вокруг нее очаровательную фату.
— Я сдаюсь, — забрал у нее сигарету, затянулся и заткнул ею хрустальную пасть пепельницы.
— Он предложил ей руку на остановке автобуса, помочь выйти из транспорта, она же мечтала замуж.
— Забавно. Только откуда ты знаешь, о чем она мечтала?
— Я же тебе говорю, что все об этом мечтают.
— Кроме тех, что там уже побывали, наелись и сыты.
— Выйти замуж — как уехать в какую-нибудь далекую незнакомую страну, принять ее гражданство. У меня же пока, считай, только вид на жительство.
— Ну да, совершить там революцию, если ты про мой внутренний мир, освободить угнетенные чувства.
— Я понимаю, что ты еще не наелся, что тебе нужны все. Мне достаточно одного.
— Я мужчина.
— Я женщина. Тебе достаточно нравиться, знать, что любят, что могут всегда принять.
— Можно войти? — обнял я крепко Лучану, мои губы нашли ее уста, моя ладонь обняла манго ее сочной груди.
* * *— Какое самолюбие, — сказал я, собираясь выходить из дома и наблюдая, как Лучана гляделась в зеркало в прихожей.
— Надо же хоть кого-то любить. Если другие не годятся, — повернулась она ко мне.
— Значит, другие не нужны?
— Не так категорично… Через людей я все равно живу для себя, равно как и любой другой человек. Ты реально представь, что находишься совершенно один — без родных, близких, любимых, да и просто окружающих тебя людей. Представил? И что ты будешь делать со всеми своими мыслями, чувствами и эмоциями?
