Юрий Холин - Песочная свирель. Избранные произведения мастеров Дзэн
С. К.
В УГОДУ ПРЕДЧУВСТВИЮ СТРАХА
в угоду предчувствию страха,в долгу у заносчивых фраз,мы смотрим, как строится плаха:которая снилась не раз.
Еще не усталость – предтечапоследних глотков доброты;не так ли вот Сын человечийсмотрел как возводят кресты.
И трогал ресницами ветер,и пил окрыленность из ран,когда лишь усталые детив душе обличали обман.
Когда, словно волны, катиласьпо скользкому склону толпа,быть может, тогда и родиласьвселенская боль и тоска.
Так что ж, состраданье – как чудо,и держит сомнений балласт.Нам только желанья Иуда,омытые кровью, раздаст.
Уже не надежды – ожогиот лжи и опущенных глаз.Еще мы живем, но итоги,увы, подведутся без нас.
С. К.
СНЫ
Я ли стал чересчур чувствительным?
Или мир так изменился, пока я бренчал
на рояле?
П. Веженов, «Барьер»Было время, когда недостаток чего-то свежего и радостного, волнующего и счастливого компенсировали сны. Всегда была уверенность в скором забвении и растворении в сладостных ощущениях. Какие дивные образы, какие яркие свежие краски окружали меня! Я воспринимал все и всех самим сердцем, не притворяясь, не лукавя, не делая нарочито заинтересованных глаз. В эти мгновения я жил полностью отдавая себя жизни; я страдал и радовался в открытую, не стыдясь своих чувств, потому что меня окружали такие же открытые души. Общение протекало свободно: контакт налаживался мгновенно, и от того не надо было тратить время на пустую вереницу слов, которые в конечном итоге так и не выражают всей полноты чувствуемого. Поэтому-то в миге умещалась бездна эмоций, мыслей, и все это так же в один миг передавалось без всякой натуги, и так же быстро и легко воспринималось. Ощущение легкости постоянно присутствовало и не удивляло. Ничто не казалось сверхъестественным…
Порой пребывание в затаенных уголках подсознания было настолько оправданно всем вполне логичным ходом событий, сменяющих друг друга, а мое действие в них таким необходимым, значительным, что пробуждение какое-то время не в силах было включить и настроить меня на реальность. Но, включивши, наконец, обдавало волной горькой досады от потери ощущения мудрой простоты общения, своей значимости, чистоты и полноты восприятия мира, в отношении к моему пробуждению нереального.
Но зато никогда не снилось, что я засыпаю во сне и мне снился бы, так называемый реальный мир, который казался бы тогда потусторонним видением в отношении меня спящего во сне. Пробудившись тогда ото сна во сне, не показалось бы мне пробуждение избавлением от неприятного сновидения, и уж, наверное, было бы потрясением действительное пробуждение.
Но с некоторых пор мне закрыт такой путь в чудесную страну моего подсознания. Я «провинился», и более меня туда не уносит. Это, наверное, от того, что я посягнул на сознательное, волевое овладение сакральным знанием пути. Пока я воспринимал все как должное, не пытаясь вникнуть в механизм перенесения, все преподносилось как обычно окружающий меня мир независимо от моего желания, сознания, воли. Пока это таинственное воспринималось без попыток овладеть его сутью, оно существовало для меня, оно раскрывало свои внешние стороны, не опасаясь проникновения в причины. Всем этим можно было только пользоваться, восхищаться необычностью всего существовавшего там и происходившего. Но как только я бросал умиляться блаженством и устремлял пытливое сознание к «пульту управления» этим нереальным миром, в который меня по чьей-то воле или снисхождению приносило, как тут же погружался я в сгустки тьмы и пребывал в них, пока моя плоть не накапливала достаточно энергии, чтобы разбудить меня самой.
Став однажды на сознательный путь достижения другой стороны существования, придется всегда помнить, что она есть, но тебе нет более туда бессознательного проникновения; ты более не игрушка в руках Высшей Силы. Ты с этих пор противопоставляешь свою волю, которая есть маленькая модель Высшей Воли, и начинаешь формировать и растить ее до размеров последней. И только тогда, если не сорвался и не прекратил борьбу, достигаешь, наконец, той стороны существования, которая принималась за нереальную. Но достигнув, убеждаешься, что все везде не имеет ничего необыкновенного, что все реально, а другого не существует. А нереальность – это всего лишь заблуждение, приятный обман, в который невольно заносит увлекающегося сновидениями человека, а пообманывав вновь, выбрасывает из океана грез на твердь реальности.
Что лучше: безвольно отдаваться, пусть даже Высшему Закону, и ждать мгновенной радости обманного блаженства или, преодолев труднейший путь, затратив на него все силы и время, вернуться к началу и осознать, что есть только воля и действие и никаких иллюзий, никакого потустороннего чуда? Что есть только твоя воля, равная уже Высшей Воле творческих сил Космоса, ведущая к истинному блаженству подлинного восприятия реального мира и светлого, лучезарного восторга от осознания себя им…
Наверное, раз покусившись на путь осознанного достижения сути реального, я больше не вижу снов, хотя иногда ждешь все же, что вот-вот погрузишься в сказочные грезы. Значит слабости человеческие все еще присущи мне. Хотя знаю: это уже не возможно, ибо полученный опыт не дает более заблуждаться на счет реальности, и сказочные видения более не явятся.
Ю. Х.
Ласковый дождь прибивает пыль
Прохлада освежающего бриза очищает воздух
Дыхание поглощено дыханием
Нигде не найти древние песчаные замки
Эд Браун
Ты не достроил на песке безумно дивный, чудный город.
Павел Кашин
КРУЖЕВО
Смотрю, как кружево плетется сиротливов забытый час при свете ночника.А за окном, развесив ветви, сливагрустит о бликах на волнах прилива,которые не вспомнить ей никак.
Ты в кружево жемчужины вплетаешь,легчайшим пальцам отмеряя счет,как будто всем судьбу свою прощаешь,предчувствую скольжение по краю,в свободный устремляешься полет.
По узелкам прослеживая нежность,разрывам нити и виткам столбцаи нахожу в движенье безмятежность,затерянную в промежутках междудыханием и кротостью лица.
С. К.
СОН НАЯВУ
Париж, весна, недомоганье,дрожит в руке худой чубук,в углу мансарды свил пауксвой ловчий плен – своё закланье.
Из окон виден силуэтмаячащей в тумане башни,а я опять с утра upset,консьержка с грумом водит шашни.
Опять чего-то не хватает.Верлен, Рембо, Сюлли Прюдомпоэзией пропитан дом,в котором всё меня пугает.
И шаг назад и два вперед,и одиночество и праздность,и столь разительная разностьрастрат, терзающих доход.
Париж, Париж… Весна и музы,рай для весталок и бродяг,хоть я и пришлый из Варяг,но мне приятны эти узы.
Я, кажется, вполне готоввсю жизнь отдать за день в Париже.Лежу, а потолок всё ниже.И бой предательских часов.
С. К.
МОЙ МАЛЕНЬКИЙ ТРЕНЧТАУН
Наше поколение, быть может,
и потерянное, но оно куда
невиннее, чем тогдашнее. Колебания
моего поколения я понимаю, да это
и не колебания, это предание забвению
сна, снившегося нам тысячи ночей
кряду и тысячу раз забытого, кто же
будет сердится на нас только
из-за забытого в тысячный раз?
Ф. Кафка, «Изыскания собаки»Несмотря на поздний ноябрь, утро выдалось прекрасное– солнечное, теплое. В такой славный отголосок августа хочется подольше побродить вокруг озера, выгуливая собаку, как всегда в это время. Моя верная ротвейлериха, обычно лениво передвигаясь, рыча и злобно глядя на всякое проявление жизни, не входящее в очень узенький круг ее знакомых, тоже переполняется ощущением прелести раннего, чистого утра: довольно живо для своего могучего квадратного тела пробежавшись к камышам, колыхая бесхвостым задом, начала с усердием составлять комплексную схему запахов природы…
Женщины, хозяйки собак на выгуле, обычно приветливее и болтливее в такие минуты ala весеннего пробуждения дня. И, конечно же, в основном разговоры об их несравненных, неповторимых по повадкам, манерам, чистоте породы любимцах. Иногда говорят и о другом, если встречаются друзья, соработники и т. п.
На подобных выгулах, как и в обществе, люди нередко делятся на группы по пристрастиям: доберманисты со своими непоседливыми стройными собаками в одном, как правило, самом большом углу, «боксеры» и «стафики» в другом, и так далее. Особенно, эдак консервативно-особняково держатся люди с ротвейлерами, особенно если собаки уже в возрасте. Эти, живущие по квартирам псы, становятся со временем грузными и ленивыми и в основном сидят или лежат, высунув языки из открытых пастей, гордо глядя своими умными глазами на происходящее вокруг, и всегда готовые дать жестокую взбучку вдруг подбежавшему эдакому радостному молодому живчику, вздумавшему (какая наглость!) поиграть с Его Величеством. В такие мгновения ротвейлеры кажутся напряженно думающими о смысле их собачей жизни и о бессмыслии всего не входящего в нее.
