Ольга Новикова - Гуру и зомби
Нет, больше такой ошибки он не допустит. Надо найти способ отлучить Юну от Нестора. У ненависти огромная поражающая сила, она как бомба в руках террориста-смертника, убивает и того, кто ею обуян.
Как, как помочь Юне? Она не из тех, кто легко отказывается от своих намерений.
Сперва она должна перестроиться в самой своей глубине.
Сама. Без внешнего давления…
Но под тяжестью понятных доводов.
Может быть, ее убедят примеры из жизни других гуру и зомби?
Идея так захватывает Василия, что он, не смакуя, приканчивает вкусную светлость пива, вместо полноценного горячего ужина заказывает несколько бутербродов и, завернув их в салфетку, отправляется в номер, к своему ноутбуку. Сочинять что-то вроде трактата.
19
«Гуру – это мерин, который не дает потомства».
Звучит как афоризм. Но нет, в качестве первой такая фраза не годится. На удар похоже. Все равно что, приступая к переговорам, дать собеседнику в морду. Юну точно не убедит.
Тогда с чего начать?
А я сам попадал в капкан к какому-нибудь гуру?
В детстве, в юности – точно нет. В дворовых шайках было скучно. Неизобретательно хулиганили приятели, а иногда – мерзко. Гораздо интереснее было читать. От одного собрания сочинений к другому: светло-зеленый Дюма, темно-зеленый Стендаль, болотный Достоевский, голубой Чехов, бежевый Толстой, – все с домашних полок. Ни один из классиков не подмял под себя, все только освобождали. С обернутой в кальку книгой шлялся по Москве, чаще всего в одиночестве.
Впервые окормился… или оскоромился? – в универе. Звали того соблазнителя Борисом. Борисом Леонидовичем. Пусть не родственник, а только омоним поэта… Имя-отчество данный субъект использовал как стартовый капитал для того, чтобы выделиться.
Тоже учился на журфаке, но не на дневном, как Василий, а на вечернем отделении. По утрам Борис репетиторствовал – подтягивал отпрысков обеспеченных родителей перед вступительными в вузы. Нескольких клиентов получал официально, от фирмы «Заря». (Частные услуги населению: мытье окон, уборка квартир, няньки и репетиторы. Государственная такса, налоги и все такое. Чтобы не считаться тунеядцем.) Но основная часть учеников нигде не регистрировалась. Талантливый учитель собирал группу человек из шести.
С носа в начале девяностых платили уже довольно солидные суммы, но и тогда, в начале восьмидесятых Б.Л. смотрелся богачом. Честный был бизнес, между прочим. Частники давали только знания и навыки письма.
Совсем другое дело развилось потом, когда штатные профессора и доценты стали натаскивать оплаченных оболтусов на определенные ключевые слова и формулы в сочинениях, по которым потом их опознают и поставят гарантированный за баксы проходной балл.
Борис сам пожаловал как-то в общежитие, где Вася дневал, а иногда и ночевал на свободной койке у кого-нибудь из однокурсников. Незнакомец вмешался в спор о том, можно ли на экране документально показывать трупы.
Когда Вася закипятился, Борис сделал задумчивое лицо и ни с того ни с сего нарочито сладеньким голосом спросил:
– За что ты, старик, так меня не любишь?
Был он под два метра, с развитым плечевым поясом, густой черной шевелюрой и греческим профилем. Классический мачо.
Васе стало неудобно перед старшим, он замешкался, соображая, не всерьез ли его обвиняют, а если это шутка, то как на нее реагировать… А тот окончательно прихлопнул:
– Нет, зря ты все-таки меня не любишь.
После этого спорить было нелепо.
Потом, когда появлялся кто-то новый, Борис наклонится к Васиному уху и ласково подзуживает:
– Давай его обидим.
Вася молчал и тем самым делался соучастником.
Следующий момент инициации осуществлялся уже публично. Например, поднимались они на длинном эскалаторе «Маяковской», навстречу – симпатичная незнакомая парочка. Целуются.
– Отдай бабу! – негромко выкрикивает Борис.
А когда парнишка звереет от бессилия, бежит вверх по спускающейся вниз лестнице, Б.Л. безнаказанно добавляет:
– Отдай, зачем она тебе?
Пустячок, но за счет случайного встречного добыта энергетическая прибавка.
Еще эпизод. Все чуть не с рукоприкладством обсуждают, например, правильно ли судья назначил пенальти или принадлежит ли к литературе последний роман Рыбакова, а он вдруг совершенно невозмутимо и негромко шарахнет:
– Все-таки нет такой женщины, которая могла бы не дать Борису Леонидовичу.
Осаживал Борис и факультетских кумиров.
– А может быть, Дед просто дурак? Гениальный дурак… – говорил он про Васиного профессора, на семинар которого была допущена только студенческая элита.
Вгонял Василия в краску, представляя незнакомым как своего друга и самого башковитого на дневном отделении журфака. «Светлая голова у парня!»
Чуть не снесло крышу от таких комплиментов.
Чуть…
Ведь через несколько месяцев после знакомства Борис Леонидович поделился с опекаемым салагой самой главной своей тайной: «Между нами… Где-то в глубине души я понимаю, что все, кроме меня, говно…» – и так проникновенно, почти любовно посмотрел в глаза, что и обижаться неудобно.
А использовались-то всего лишь элементарные составляющие любого гурения – беззастенчивая лесть, хамско-ватое высокомерие… Женское кокетство покоится на этих же двух китах.
Борис временами приправлял свои реплики здоровой долей молодого цинизма:
– Правда, совесть… Слова, слова, слова… Лично я исхожу из того, что наша профессия – это игра. И играть в нее надлежит по возможности виртуозно.
Виртуозно!
Вот главное, что запало в Василия. Всякий свой репортаж или статью выстраивал он исходя из этой задачи. Пригодилось потом и в бизнесе.
Семестр за семестром желторотый юнец ходил хвостом за раскованным предводителем. Если б не практика на берлинском телевидении – может, и не отцепился бы.
Лучше все-таки в детстве переболеть всякими там корью, ветрянкой, синдромом зомби. Вьюноши выздоравливают тяжелее и с потерями.
Василий с тех пор сторонился лидеров-харизматиков. А когда во взрослой жизни не по своей воле налетел на Нестора и разбился, то стал присматриваться к другим гуру.
Вспомнил про Бориса – и вдруг… На ловца и зверь бежит – как-то в воскресенье за домашним обедом включил радио, чтобы разбавить одиночество. Слышит знаменитые имя-отчество. И вдруг зазвучал баритон со знакомой трещинкой… После перерыва на новости ведущая повторила регалии Бориса Леонидовича. Удивили. Передовой чиновник от образования, из тех, кого зовут в либеральные программы. Вещал лысым, сутулым голосом:
– По долгу службы я часто бываю в школах, иногда частных, где первый взнос порой превышает двадцать тысяч долларов. Фантастическая сумма. И абсолютно непонятно, почему в таких школах образование не на порядок, не на десять порядков лучше, чем в обычных. Поэтому никак нельзя ставить в прямую зависимость содержание образования, знания детей от количества потраченных денег. Я, опять же по долгу службы, возглавляю медальную комиссию Москвы и снова убедился в этом. В столице сегодня пять тысяч двести медалистов, то есть награждается каждый двадцатый выпускник. Это потрясающий вообще результат, если оглядываться на проценты и формальные результаты…
И так целый час. «По долгу службы», ничего личного.
Бывший частник против нынешних… Цифры, цифры, цифры… предсказуемые выводы. А эти «двадцать тысяч долларов»… Косвенное признание в собственной бедности.
Раньше Борис от денег не зависел. И чужие мнения не повторял. Когда был молодым учителем, еще и лукавил: «Школа у нас хорошая… – И, выдержав паузу, добавлял: – Вот только дети ее портят».
Жаль, фонтанирующий остроумец реформировался в вялого трюиста.
А в молодости почти серьезно объявлял: «Да, долго шло человечество к тому, чтобы в моем лице явить апофеоз свободной личности».
И эта личность теперь – министерский клерк средней руки…
А…
Стоп, дальше вспоминать было уже совсем неинтересно.
Гуру и зомби. Две стороны одной монеты, которой расплачиваются за уютную монохромность, то есть за желание все упростить до одного цвета, до одной правды – от тебя она исходит или от другого, не суть важно.
Василию захотелось подумать об этом не за компьютером: с клавиатурой бескорыстный разговор невозможен. Эта резервация – только для работы.
Настоящее дело – это жизнь, которая не делится на отсеки. Голова работает всегда. Самая толковая мысль может посетить, когда в полном одиночестве и расслабухе покачиваешь лыжами на фуникулере, который тащит тебя на снежную вершину.
Подумывая как-то, не завести ли свой личный блог, почитал он чужие. Несколько. Например, со страстью и с неглупой иронией описывает дочка уборщицы из его конторы, как в один день на нее свалилось тридцать три несчастья: выкрали кошелек с отпускными, когда она покупала дорогущую шапку, которая на следующий день облысела, облетела, как одуванчик. А по дороге домой она еще и поскользнулась и сломала ногу.
