Хироюки Ицуки - Капли великой реки
Среди диких зверей есть такие, которые, один раз поймав большую добычу, обгладывают всё мясо до костей, а потом неделю или две терпят голод, пока опять не смогут что-нибудь добыть.
Если человек слишком привыкает к размеренной жизни, то, когда он вдруг оказывается выбит из привычного режима, в организме сразу же происходит нарушение баланса, и вот уже человек совершенно ни на что не годен — таких примеров мы видим немало.
Например, когда в заграничных поездках я вижу людей, измученных разницей во времени, самого меня охватывает ликование: сам я веду ночной образ жизни, всю ночь могу не спать, а рано утром улечься в кровать, и этот неправильный режим длится уже десятилетиями. Поэтому, когда говорят, что человек должен вставать с рассветом, а на закате ложиться, что при свете дня он должен работать, а с наступлением темноты засыпать, я — против. В душе моей всё этому сопротивляется: вовсе не обязательно делать именно так!
Разве главный вопрос не в том, какой режим более всего подходит именно данному человеку, какой режим он сам для себя устанавливает?
Иногда мне кажется, что, даже если что-то совершается вопреки природным ритмам организма, достаточно, чтобы сам человек был удовлетворён: «Я сам выбрал такую жизнь, я ни в чём не раскаиваюсь — да, я очень счастливый человек». Если так, то чего же лучше?
Как бы то ни было, пусть даже речь идёт всего лишь об одном зубе, тронутом кариесом, — разве не удивительно, что зуб этот живой? И как хорошо, что в последнее время учёные и врачи обратили внимание на то, что каждый зуб имеет связь с сердцем, с душой человека, что существует глубокая зависимость между каждым отдельным зубом и организмом человека в целом, всем ходом его жизни. Я в качестве одного из пациентов крайне рад и признателен за это, так и хочется всех поблагодарить.
Человек — это живое существо. Он не вещь, не предмет. Однако после Декарта в науке стало привычным исследовать человека с материалистических позиций, и на этом пути медицина и другие естественнонаучные дисциплины достигли большого прогресса. Теперь уже мы не вернёмся снова к мистицизму, но, хотя в человеке содержится и материальное начало, давайте же задумаемся о том, что этим всё не исчерпывается. Я всё время повторяю одно и то же, и всё-таки: разве не в том состоит жизненная реальность, что явление «А» и явление, ему противоположное, так сказать «не-А», сосуществуют одновременно? Это та же идея, что плюс и минус взаимно отталкиваются, но и притягиваются. Мне снова хочется здесь вернуться к своей идее: не нужно выбирать одну из крайностей, пусть будет то и другое вместе.
Размеренная жизнь — это хорошо. Но не обязательно только это, сделать ритмом своей жизни отсутствие размеренности тоже хорошо. Чистить зубы необходимо. Но нельзя полностью отдаваться лишь этому занятию. При всей важности ухода за зубами разве не важнее оглянуться на свою жизнь и задуматься, ощущаете ли вы её ценность и смысл? Так мне кажется, хотя я, конечно, не специалист.
Все мы неосознанно боимся таких болезней, как рак. Однако меня не оставляет чувство, что, чем внезапно потерять сознание от инсульта или умереть от обширного кровоизлияния в мозг, заболеть раком, как это ни страшно, всё-таки более счастливая участь, ведь такая болезнь позволяет в течение некоторого времени неспешно встречать приближение конца. В этот период человек может оглянуться на прожитое, обдумать свою жизнь, всё оценить и взвесить.
Писатель Исава Така,[35] которого я знал лично, не так давно скончался от рака. Исава открыл для себя сборник «Таннисё», если я не ошибаюсь, только после того, как у него обнаружили рак. Он и сам признавался, что не подумал бы читать «Таннисё», если бы не рак. Книга так его потрясла, что он открыл для себя не только Синрана, но и человека по имени Акэгарасу Хая,[36] о котором написал роман. Это книга под названием «Так непременно ад? Повествование об Акэгарасу Хая», вскоре после выхода книги её автор, писатель Исава, скончался от рака.
Именно заболев раком, Исава лицом к лицу встал перед такими проблемами, как собственная жизнь, правда о человеке, смысл литературного творчества. И он сумел оставить после себя в завещание людям книгу «Так непременно ад?», которая производит очень глубокое впечатление. Я иногда думаю: какое было бы несчастье, если бы вдруг Исава в одночасье погиб из-за дорожной аварии или кровоизлияния в мозг!
Мне даже кажется, что обрести повод для неспешных размышлений о жизни и смерти, о чём обычно мы не думаем, соприкоснуться с вопросом, как жить и как умирать, — это тоже один из счастливых даров судьбы.
Что касается болезней, то к ним все мы испытываем только отвращение, однако они есть у человека всегда, на сто процентов здоровых людей не существует, так уж, видимо, устроена жизнь.
Хотелось бы, живя, всё время помнить про неповторимость своей личности, ценить то, что жизнь у каждого только одна, что, будучи одним из многих самых обычных людей, ты всё же не «обычный», а представляешь собой что-то такое особенное и потому ни с кем не сравним.
Пусть даже речь идёт всего лишь об одном больном зубе, меня это наводит на мысли о том, как удивителен окружающий нас мир, каких тайн исполнены тело и душа человека, какое это чудо — человек. Может быть, я слишком высокопарно выразился — уж не годы ли дают себя знать, раз из-за одного лишь зубного кариеса я так расчувствовался и меня охватило желание воспеть хвалу человеку?
ЗАГАДКИ, КОТОРЫЕ ОСТАЛИСЬ ПОСЛЕ УХОДА ЛАО-ЦЗЫ
Поскольку я здесь говорил про зубы, мне вдруг вспомнилась одна старинная история. Сейчас расскажу.
В Древнем Китае жил человек по имени Лао-цзы. Второе имя его было Дань. Я думаю, все уже поняли, что речь идёт об основателе даосского учения, личности очень известной.
Лао-цзы — это личность, о которой мы знаем из преданий, и есть даже некоторые учёные, которые ставят под сомнение само существование этого человека, считая его персонажем легенд. Рассказывают множество эпизодов из его жизни, и среди дошедших до нас историй есть следующая.
Когда Лао-цзы был уже стар, в царстве Чжоу случилась какая-то смута и ему пришлось покинуть этот край. А у Лао-цзы был один ученик. Когда-то служил он на чиновничьей должности, да ни с того ни с сего одолели его необычные мысли: что за существо человек, что для него важнее всего, в чём истина? Бросил он свою службу, место надёжное, и пришёл к Лао-цзы.
Этот человек преданно служил Лао-цзы и надеялся узнать от него истину, но мудрец отчего-то ни разу с ним не поговорил серьёзно о своих идеях. Однако мужчина всё верил, что когда-нибудь услышит поучение, и не покидал Лао-цзы, жил при нём, выполняя работу домашнего прислужника.
Но вот, по каким-то неожиданным причинам, Лао-Цзы решил покинуть страну. Брать с собой ученика он не собирался, сказал, что уйдёт один. Ученик был в замешательстве. Ведь если Лао-цзы так и уйдёт, то какой смысл был до последнего дня служить ему и чему же, в конце концов, научил его Лао-цзы? Получалось, что тот человек лишь зря потерял время, так и не сумев ничему научиться. И тут он открыл учителю свои сомнения и взмолился:
— Учитель, я давно уже живу подле вас, пытаясь постичь учение. Но ни разу учитель не объяснил мне со всей определённостью, что есть правда человеческой жизни. Если вы, учитель, так и покинете меня, я останусь во тьме неведения. Прошу вас, учитель, напоследок снизойдите же и на прощание объясните мне только самое главное, всего одну вещь: мол, так и так, вот в чём суть жизни человека, вот в чём правда.
Вот так он поделился своими сомнениями и слёзно попросил. Лао-цзы пристально поглядел в лицо человеку, который так его упрашивал, и вдруг широко разинул рот, пальцем указал внутрь и снова воззрился на ученика. Тот в оцепенении глядел на Лао-цзы, указывавшего пальцем в свой отверстый рот. В чём тут дело, ученик понять не мог.
Наконец Лао-цзы закрыл рот и спросил:
— Теперь понял?
— Нет. Я ничего не понял. Что это значит? — заявил ошарашенный ученик Лао-цзы.
Лао-цзы горько усмехнулся, мол, что с тобой сделаешь… Он ещё раз открыл рот, указал в него пальцем и снова посмотрел на ученика, мол, ну как?
Ученик снова замотал головой:
— Что всё это значит?
Тогда Лао-цзы снова широко разинул рот, указал в него пальцем и спросил:
— Зубы есть?
Ученик покачал головой:
— Нет. Учитель стар, ни одного зуба не осталось.
— То-то. А язык есть?
— Да, язык, конечно, есть, — ответствовал ученик, и тогда Лао-цзы одобрительно кивнул, сел в повозку и тронулся в путь.
Запряжённая волами повозка со скрипом покатилась по дороге из гравия в сторону границы. Покинутый учителем ученик растерянно смотрел вслед. Едва ли не впервые в жизни он по-настоящему сам задумался.
