Джон Карр - Охота на цирюльника
Глава 9
На свежую голову
Когда стрелки на циферблате походного будильника Моргана, стоящего в изголовье его койки, показали половину девятого, он очнулся от крепкого сна. А разбудили его звуки немузыкального баритона, фальшивившего во всю мочь. Кто-то горланил популярную песенку «Дом на гребне волны». Видимо, из-за этого мерзкого голоса Моргану перед пробуждением виделись кошмары. Он открыл глаза, услышал в коридоре бодрый, резкий и неприятный гонг, зовущий на завтрак, и вспомнил, где находится.
Утро вселяло надежды на лучшее. Его каюту, выходящую на шлюпочную палубу, заливало солнце; иллюминатор был открыт, и теплый морской ветерок с солоноватым привкусом раздувал занавеску. Снова вернулся пьянящий май. В стекле иллюминатора отражалась искрящаяся на солнце вода. «Королева Виктория» спокойно вспарывала водную гладь. Морган глубоко вздохнул, ощущая душевный подъем и огромное желание съесть яичницу с беконом. Потом кто-то бросил в него ботинком, и он понял, что в его каюте находится Уоррен.
Уоррен сидел наискосок от него, на диванчике под иллюминатором, и курил сигарету. На нем был белый фланелевый костюм, легкомысленная синяя куртка и галстук игривой расцветки. Бурно проведенная ночь никак не отразилась на его внешности; не было заметно и особой подавленности. Волосы Уоррена, не заклеенные лейкопластырем, снова были гладко зачесаны назад. Увидев, что Морган проснулся, он небрежно ему козырнул:
– Как дела, генерал? Вставайте же! Смотрите, какое прекрасное утро! Даже наш старый морской жук, капитан, наверное, сегодня будет в хорошем расположении духа. Все сраженные морской болезнью понемногу выползают из своих нор и говорят, что, пожалуй, съедят чего-нибудь – совсем немножечко. А-ах! – Он сделал глубокий вздох, выгнул грудь, заколотил по ней кулаками, а потом с ангельским добродушием поклонился. – Умывайтесь и спускайтесь завтракать. Сегодня важное утро в жизни нескольких человек, включая капитана Уистлера.
– Верно, – согласился Морган. – Займитесь чем-нибудь, пока я приму ванну и оденусь. Держу пари, весь корабль гудит от слухов по поводу событий прошедшей ночи? Насколько я помню, мы изрядно пошумели на палубе.
Уоррен ухмыльнулся:
– Это точно. Не знаю, как такое происходит, но на этих морских лоханках существует своего рода беспроволочный телеграф – все всегда всё узнают, пусть даже и в несколько искаженном виде. Однако до сих пор я успел услышать всего две версии случившегося. Когда я утром вышел из каюты, то оказался свидетелем того, как старушка из 310-й скандалила со стюардессой. Она буквально рвала и метала. Уверяла, будто шестеро пьяных матросов всю ночь голосили у ее иллюминатора и жутко спорили насчет жирафа; она даже собралась пожаловаться капитану. Еще я повстречал на прогулочной палубе двух священнослужителей – они совершали утренний моцион. Один из них рассказывал другому какую-то очень запутанную историю – я почти ничего не понял. По его мнению, дело в том, что у нас в трюме находится секретный груз – клетки с хищниками, но капитан и команда скрывают это, чтобы не тревожить пассажиров. Вчера ночью, в шторм, клетки открылись и бенгальский тигр чуть было не выбрался на свободу, хорошо, моряк по кличке Старый Морж загнал его обратно в клетку. Причем вооружен отважный Старый Морж был только бутылкой из-под виски. Настоящий храбрец, добавил рассказчик, хотя ругался он просто ужасно.
– Ох, да перестаньте! – взмолился пораженный Морган.
– Вы мне не верите, а это абсолютная правда! – пылко заверил его собеседник. Лицо его слегка омрачилось. – Послушайте, Хэнк. Вы… больше ничего не придумали по… ну, по тому, другому делу?
– Фильму?
– Да к черту фильм! Буду с вами откровенен. Так или иначе мы его вернем. Нет, я имел в виду… ну, вы понимаете, то, другое. Прямо мороз по коже! Если бы не… кое-что да не желание, когда я схвачу подлую мерзкую вонючку…
– Прекратите, – попросил Морган.
В дверь постучал стюард и сообщил, что ванна готова, как обычно. Морган облачился в халат и вышел в продуваемый ветерком коридор. Проходя мимо двери, ведущей на палубу, он осторожно приоткрыл ее, высунул голову и полной грудью вдохнул свежий утренний воздух. Его обдуло теплым ветерком. На горизонте вставало солнце, окруженное длинными розовато-белыми лентами облаков. Море переливалось из зеленого в темно-серый цвет, кое-где белели барашки волн. Писатель посмотрел вперед, на нос корабля, то высоко вздымающийся вверх, то падающий вниз; на сияющие белизной каюты; на красножерлые дымовые трубы и медные ободки иллюминаторов, буквально горящие на солнце. Потом услышал, как монотонно разбиваются о нос корабля волны, как плещет за бортом вода, и понял, что это хорошо. Все хорошо. В эту минуту он даже испытал мимолетный прилив нежности к капитану Уистлеру. Бедняга! Сейчас он, наверное, прикладывает к глазу сырое мясо и вздыхает, так как не в состоянии спуститься к завтраку. Старый добрый капитан Уистлер! Моргану даже пришла дикая мысль: отправиться всем вместе к капитану и поговорить с ним по-мужски. «Послушайте, капитан, нам очень стыдно, но это мы вчера ночью подбили вам глаз и подбросили на палубу бутылку из-под виски. Извините нас, пожалуйста. Давайте все забудем и станем друзьями. Хорошо?» Но по здравом размышлении понял, что даже все добрые предзнаменования сегодняшнего утра не в состоянии сдержать гнева Уистлера. Вряд ли после такого признания он согласится стать их другом. Он еще немного постоял, вдыхая утренние ароматы и радостно предвкушая, как высадится на берег в Англии, увидит свою жену Мадлен, которая встретит его в Саутгемптоне. Помечтал об отпуске в Париже, куда они отправятся на деньги, которые ему удалось выудить у американских издателей, о маленьком белом отеле возле Эколь-Милитэр, где в фонтане посреди садика, мощенного гравием, плавают угри, и о многих других вещах, не связанных с данным повествованием.
Но пока Морган принимал ванну и брился, настроение его несколько испортилось, так как он вспомнил и о грядущих неприятностях. Морган до сих пор испытывал потрясение от ужасной находки – нелепой бритвы под койкой – и, казалось, все еще ощущал на пальцах кровь, которой был отмечен путь Слепого Цирюльника. На совещании, продолжавшемся почти до четырех утра, друзья попытались решить, как же им лучше всего поступить.
Уоррен и Валвик, как всегда, предпочитали действовать прямо. Последний считал, что лучше всего будет пойти прямо к Уистлеру, прихватив бритву, и сказать: «Ну, старый дурень, видите? Если считаете меня сумасшедшим, то что вы скажете вот на это?» Морган и Пегги не соглашались с ним. Они заявили, что это вопрос психологии и следует учитывать настроение капитана. При его теперешнем возбужденном состоянии, говорили они, ему можно с таким же успехом заявить, что по возвращении в свою каюту Уоррен увидел там парочку бизонов, которые паслись среди мебели. Так что лучше подождать. Утром Уистлер начнет расследование, обнаружит исчезновение одной из пассажирок, а уж тогда можно будет к нему подойти. В конце концов, на том и порешили.
После того как бритва надежно упокоилась в чемодане писателя, а койку застелили на случай, если вдруг проявит любопытство стюард, Морган, одеваясь, обсудил с Уорреном дальнейший план действий, при этом сознательно воздерживаясь от обсуждения убийства, которое якобы произошло прошлой ночью. Ведь существовали более насущные вещи. Например, скоро весь корабль загудит о находке утраченного изумрудного слона. А вот когда с микроскопического мозга капитана свалится этот груз, можно будет снова осторожненько попытаться убедить его, что ночью кому-то перерезали горло. И только потом им предстоит настоящая дуэль со Слепым Цирюльником.
– Вот что мне не терпится узнать, – заявил Уоррен, когда они спускались в ресторан, – кто же нашел изумруд: доктор Кайл или Перригоры? Я все еще подозреваю…
– Врача? – спросил Морган. – Чушь! Но и мне хотелось бы взглянуть на доктора Кайла, лишенного его обычной невозмутимости. О боги! Вы были правы. Корабль просыпается. Сегодня утром список больных стремительно сокращается. Посмотрите, сколько здесь детишек. Если старый Жюль Фортинбрас привыкнет к морской качке…
Ресторанный зал, залитый солнечным светом, полнился гулом голосов, нетерпеливым звоном ножей и вилок. Сияющие стюарды носились по залу с подносами. На завтрак в ранний час – было полдевятого утра – спустилось больше народу, чем обедало вчера вечером. Но за капитанским столом восседала лишь одинокая фигура доктора Кайла, усердно уминающего яичницу со скоростью, которой могли бы позавидовать герои романов Вальтера Скотта, славившиеся своим обжорством.
– Доброе утро! – обернувшись к ним, поздоровался доктор Кайл с неожиданной приветливостью. – Славный денек, славный денек. Доброе утро, мистер Уоррен. Добр-рое утр-ро, мистер Морган. Садитесь.
