Мария Донченко - Оранжевый туман
Но между майскими праздниками Виталик неожиданно получил письмо от Димки Серёгина, написанное в первой половине апреля.
Это было единственное письмо от Димки почти за полгода.
В первых строчках Серёгин извинялся, что не писал так долго, и сообщал, что за зиму и весну на воле произошли события, которые Люба хотела скрыть от Виталика, чтобы не огорчать его, и поэтому он молчал, но теперь решил, что уж лучше пусть Виталик знает правду, какая она есть. В конце абзаца Димка просил Виталика ничего не писать Любе.
Первое, о чём написал Димка — что Марина Шанина практически сразу после ареста Виталика сошлась с Маркиным.
Эту новость он воспринял на удивление спокойно. То, что Марина его бросила, он понял по её молчанию уже давно и после первых двух писем даже ей не писал. А что с Маркиным — ну и ладно. Хотя у Сергея, вроде, жена была… Ну да какая Виталику Нецветову разница?
Во-вторых, писал Димка Серёгин после ряда нелицеприятных эпитетов в адрес Марины, после ареста Виталика Маркин не на шутку перепугался, что его организацией заинтересуются правоохранительные органы, и в целях безопасности, как он, не глядя в глаза, объяснял Димке и Любе, оформил исключение Нецветова из рядов Молодёжного Альянса задним числом — концом сентября.
Это сообщение Виталика зацепило. Хотя он и не собирался оставаться в организации, и ноябрьское выступление Маркина по телевизору видел, но такого удара в спину от своего бывшего командира всё-таки не ожидал.
Голосования по этому вопросу не было. О своём решении Маркин сообщил на собрании, подав его как информацию, и не более того, сославшись на интересы безопасности организации.
Открыто возмутиться и выступить против посмели лишь трое — Серёгин, Кузнецов и Измайлова.
Они и стали следующими кандидатами на изгнание.
С началом наступившего года, писал Димка, беспокойно кусая шариковую ручку в апрельской ночи, оранжевый крен Маркина заметно усилился.
Чем теснее лидер организации сближался с либералами, тем сильнее росла его неприязнь к «великолепной тройке» — Диме, Андрею и Любе. Сами они, впрочем, считали себя четвёркой, в отличие от Сергея, не вычёркивая Виталика из жизни и текущей политики.
Конфликт назревал исподволь и не мог не вылиться в открытую фазу.
Повод к ней был дан в самом конце февраля, когда по телевизору выступил бывший премьер-министр Касьянов и заявил о своём желании баллотироваться в президенты России. Несмотря на то, что президентские выборы ожидались в марте две тысячи восьмого, то есть ещё через целых два года, Маркин дал интервью журналистам, в котором от имени всей организации выразил безусловную поддержку новоиспечённому кандидату. Интервью пошло в эфир и попало в новости — Виталик стал припоминать, видел ли он это по телевизору, но не мог вспомнить точно — хотя с соратниками этот вопрос Сергей не обсуждал и лишь мелком упомянул о нём на следующем собрании, и то лишь как о собственной крупной удаче — о том, как ему удалось вновь появиться на центральных телеканалах.
На этот раз возмутилась Люба Измайлова. Чаша её терпения переполнилась, и она выплеснула наружу всё, что думала о событиях последнего времени, не забыв сказать во всеуслышание и о том, как подло, по её мнению, поступил лидер организации с Виталиком Нецветовым.
Собрание перерастало в крупный скандал. Маркин кричал с председательского места, что лишает Любу слова, а она отвечала, что не признаёт ни за кем на свете права лишить её возможности высказать своё мнение.
К удивлению «великолепной тройки», в зале раздались голоса в их поддержку. Казалось, вот-вот зашатается кресло под несменяемым Маркиным, и удастся развернуть корабль их организации на верный курс… Однако на этот раз Сергею, опытному интригану и демагогу, удалось одержать верх над неподготовленным порывом рядовых членов, под увещевания о единстве рядов и необходимости сплотиться в борьбе с диктаторским режимом ему удалось перехватить инициативу в нараставшей перепалке, и больше он её не выпустил из рук.
Их исключили с перевесом в один голос из двадцати девяти присутствовавших.
Разом швырнув членские билеты под ноги Маркина, трое похватали в охапку куртки и с гордо поднятой головой покинули помещение родного штаба, ставшего чужим.
Они шли к метро по тающему снегу, проигравшие этот бой, но впервые не промолчавшие и выступившие против Маркина.
Ты только не думай, продолжал Димка, что мы разбежались по углам. Теперь, именно теперь, когда мы увидели, кто он такой, никто и ничто не заставит нас уйти из политики.
Пока они собирались на квартире Измайловых, присоединившись к их «салону», а с дальнейшими стратегическими действиями ещё не определились.
Письмо занимало почти восемь тетрадных листов довольно мелким почерком и заканчивалось пожеланиями Виталику удачи и скорейшего возвращения к друзьям. Уже на полях Димка добавлял, что действительно верит в то, что всё закончится благополучно, и друг освободится быстрее, чем все могли бы предположить.
Виталик отложил листы в сторону и крепко задумался.
Ему давно казалось, что на воле что-то не так, но теперь всё встало на свои места.
Где-то в глубине души рождалось глухое и тёмное чувство ненависти к Сергею Маркину.
…Сам Виталик не надеялся на счастливый исход своего дела. Тянулось оно медленно, почти не двигалось с места, денег у него не было, а адвокат по назначению выполнял чисто формальную функцию.
Но что бы ни случилось дальше — главным для себя он считал то, что успел в свой двадцать один год столкнуться с серьёзными силами зла и хотя бы чем-то им помешал. Эта мысль служила ему утешением и светила слабой звёздочкой в тяжёлые минуты отчаяния…
В самом конце весны у Виталика неожиданно появились подельники.
* * *Ксения Алексеевна и Лариса Викторовна часто приходили в бюро передач вместе. Беда познакомила и сблизила их. Женщины вели многочасовые разговоры по городскому телефону и встречались промёрзшими зимними утрами, когда ещё не брезжит поздний рассвет, на одной и той же скамейке среди украшенных разноцветной мозаикой колонн в центре зала станции метро «Новослободская».
Но чаще всех в тюрьму ходила, конечно, Люба — её график учёбы был менее жёстким.
Она старалась делать Виталику передачи через магазин хотя бы два раза в месяц.
Отстояв очередь и уже привычно заполнив бланк и оплатив заказ, она шла к метро «Менделеевская» и ехала к себе в институт.
Выходя из арки, она вновь включала звук мобильного телефона.
В тот день Люба стояла на перекрёстке Новослободской и Лесной улиц, около магазина «Палантир», и ждала, пока загорится зелёный сигнал светофора.
Майское солнце уже припекало московский асфальт, и, выйдя из тюремной приёмной, где всегда царила неприветливая прохлада, она сняла ветровку и набросила её на руку, поверх висевшей на плече сумки с книгами.
Телефон зазвонил неожиданно, девушка опустила руку под ветровку и вытащила его из сумки. Вызывавший номер был ей незнаком.
— Слушаю Вас.
— Любовь Никитична?
— Да, я.
— Вас беспокоят из Федеральной службы безопасности. Моя фамилия Артюхин, зовут Владимир Иванович. Нам необходимо с Вами побеседовать.
Глава одиннадцатая. Жизнь кончается не завтра
Здесь автор хотел бы сделать небольшое отступление и дать для неискушённого читателя предельно краткий обзор ряда эпизодов экстремальной политики весны и лета 2006 года, которые так или иначе повлияют на поступки героев.
Самым крупным событием того лета был июльский саммит «Большой восьмёрки» в Санкт-Петербурге.
Подобная встреча в верхах в России проходила впервые. На неё съезжались главы семи наиболее экономически развитых государств, и в качестве приложения — лидер крупнейшего сырьевого придатка мировых держав.
В связи с саммитом принимались беспрецедентные меры безопасности по всей стране. Надолго осталась в памяти оппозиционеров операция «Заслон», когда вся мощь силовых структур по всей стране была брошена на то, чтобы не позволить экстремистам, в том числе потенциальным, добраться до Петербурга.
Интерес со стороны спецслужб к известным по политическим акциям гражданам, от либералов до коммунистов и националистов, вырос ещё весной, а к началу июля достиг апогея. Задержания проводились не только в Петербурге, но и практически во всех городах вплоть до Дальнего Востока, людей снимали с поездов и самолётов.
Лишь незначительному количеству противников правящего режима удалось тогда добраться до Северной столицы и принять участие в акциях протеста.
Саммит проходил с пятнадцатого по семнадцатое июля. Как только именитые гости разъехались, схлынула и волна репрессий.
Да, это было главное событие, будоражившее в то лето умы политического актива, но не единственное.
