Алекс Ла Гума - В конце сезона туманов
За углом на горке был дом Айзека, неприметный и днем, совсем затерявшийся ночью. Потрескавшиеся ступени, облезлые двойные двери, большие окна с грубо сколоченными ставнями, прохудившиеся водосточные трубы. Айзек жил здесь с матерью и сестренкой. Бейкс не помнил точно расположения комнат, в памяти всплывала только пыль на пианино, замусоленная нотная тетрадь, раскрытая на «Хоре макавеев», портрет одного из лидеров, отбывающего пожизненное заключение.
Чемоданчик заметно полегчал — в нем уже почти ничего не было. Бейкс сошел с тротуара и, превозмогая усталость, пересек улицу осторожной походкой человека, привыкшего скрываться, научившегося избегать открытых пространств, умеющего растворяться в толпе. Одинокий прохожий на пустынной улице подобен египетской пирамиде, в толпе же он никто, слабый голосок в громадном хоре. Бейкс жался к стенам, крался в глубокой тени, то и дело озираясь. Лишь бы Айзек оказался дома.
Но не прошел он и нескольких ярдов от угла, как его тихо позвали из затемненного подъезда. Какую-то долю секунды в ушах звучал голос агента секретной полиции, леденящий душу, циничный, злорадный, торжествующий. По спине забегали мурашки. На самом же деле это был детский голосок, вернее, девичий шепот. Заглянув в подъезд, Бейкс различил расплывчатое бледное пятно, а на нем беспокойные, широко раскрытые глаза, очертания школьного форменного платьица. Словно чудом уцелевшая от эпидемии кромешной тьмы, девчушка шептала, прижимая ручки к хрупкой груди:
— Мистер Бейкс, мистер Бейкс, это вы?
Он нагнулся к самому ее лицу.
— Ага, ты ведь сестра Айзека, верно? — зашептал и он. — Что стряслось?
Бейкс не сомневался — что-то случилось. Они стояли в темном подъезде, прижавшись друг к другу, и со стороны их можно было принять за влюбленных. Он слышал ее учащенное дыхание.
— Что с Айзеком?
— Не знаю, мистер Бейкс. — От девчушки, которой не терпелось стать взрослой, пахло дешевыми духами и губной помадой. — Айзек с работы не вернулся, а вечером позвонил в соседнюю лавку и приказал мне караулить вас. Просил передать, что за ним слежка и потому он домой не придет. Потом к нам нагрянула полиция, перевернула все вверх дном. Они искали Айзека и кричали на маму. Но мы и сами не знаем, где он, — выпалила она, не переводя дыхания, как корабельный радист, судорожно выстукивающий сигнал бедствия.
Бейкса прошиб холодный пот. Как это они докопались до Айка? Шпики стали вездесущими. Бейкс высунул голову из подъезда и посмотрел из конца в конец темной улицы. Видно, в ячейку Айзека затесался болтун или провокатор.
— Больше ничего он не просил передать?
— Ничего, мистер Бейкс.
Должно быть, Айк не успел справиться, на свободе ли его товарищи. Заметил за собой слежку и решил сразу скрыться. Шпики поторопились и выдали себя. Им бы подождать — застукали бы Айка вместе с Бейксом и листовками. Вот было бы громкое дело. Стало быть, про Бейкса они пока не знают. Айзек их заинтересовал в другой связи. Так, наверно, и не выяснится, кто его выдал, с горечью подумал Бейкс, стоя в темном подъезде с девчушкой, ни дать ни взять — растлитель малолетних. Конспирация ни к черту! Вот даже сестра Айка его знает. Подумать страшно, что будет, окажись малютка в руках агентов из Бюро государственной безопасности…
— Айк не говорил, что свяжется со мной? — спросил Бейкс, но тут же вспомнил, что при всем желании Айзек не может этого сделать. Бейкс сам его отыскивал, когда бывало необходимо.
Девчушка явно нервничала, словно чувствовала себя виноватой, что не может ничего больше сообщить Бейксу.
— Ну спасибо тебе за все, — улыбнулся Бейкс. — Сколько же ты меня прождала?
— Не стоит благодарности, мистер Бейкс. Мама велела обязательно вас дождаться. А теперь я пойду, ладно?
— Конечно, — ответил он и спросил с улыбкой — Ты все еще играешь на пианино?
— Играю, — она застенчиво улыбнулась. — Скоро у нас экзамены.
— Желаю удачи. Тебе давно пора домой. Извини за беспокойство.
— Доброй ночи, мистер Бейкс.
Она выскользнула на улицу, оставив в подъезде слабый запах косметики. Он глядел ей вслед. Тонкая фигурка карабкалась вверх, стуча каблучками по тротуару.
«Еще ребенок совсем, а уже духи и туфли на «шпильках», — пришло в голову Бейксу. Он еще некоторое время постоял в подъезде, сжимая ручку чемоданчика, катая в свободной ладони прилипшие крупинки сахара.
XI
В вестибюле конторы нефтяной компании, в будке из стекла и красного дерева дежурила у телефонов женщина с вытравленными перекисью волосами и размалеванным лицом восковой куклы, по оплошности оставленной у огня. За ее спиной, высоко на стене красовался бородатый король Саудовской Аравии, взиравший с легкой усмешкой на происходящее; изогнутый кинжал на кушаке отражался в стекле, лежавшем на столе для посетителей. Стол украшала ваза с цветами, через широкое окно с тяжелыми бархатными шторами сюда, на восьмой этаж, едва долетал шум уличного движения. Влево и вправо от аравийского короля и искусственной блондинки, в глубь здания убегали прохладные коридоры с навощенным паркетом и ультрамодными панелями.
Айзек понимал, что ему не миновать засады. Вечно этой телефонистке что-нибудь нужно: то пошлет за кремовым пирожным — на фигуру она рукой махнула; то передаст записку приятельнице в машбюро; то отправит за второй порцией сахара к чаю. Она полагала, что цветные, служившие мальчиками на побегушках в этой американской фирме, для того и существуют, чтобы выполнять ее прихоти. Все, в том числе и белые сотрудники, считали ее занудой. Но ее пост находился в таком месте, что мало кому удавалось улизнуть. Особенно же доставалось боям.
Шагая по коридору в белой куртке со значком фирмы на нагрудном кармашке, Айзек ждал, что вот-вот захлопнется капкан.
— О, Айзек, гм-гм, не принесете ли мне…
Айзек нахмурился.
— Меня вызвали в кабинет управляющего, мисс Берроуз, — солгал он не моргнув глазом, — дело весьма срочное.
— Тогда на обратном пути, — плаксиво настаивала телефонистка. — Или передайте мое поручение другому бою. Пусть кто нибудь сходит за сельтерской водой.
— Слушаюсь, мисс, — ответил Айзек на ходу.
«Бой, бой, бой, — застучало у него в голове, — тебе хоть сто лет, раз ты черный — для них ты бой. Эта стерва вчера опять нализалась, каждый вечер торчит в барах». На самом деле он шел к машинисткам за работой для начальника отдела жидкого топлива. «Гарем, — подумал он про машбюро, — впрочем, даже королю Саудовской Аравии, несмотря на все его богатство, вряд ли удалось бы отведать прелестей этих представительниц высшей расы. Для них он прежде всего «черномазый».
Из кабинета показался мужчина, розовый и гладкий, как земляничное желе, в аккуратном сером костюме, под мышкой — папка с надписью «Оптовые сделки». Он прошел мимо Айзека, не удостоив боя взглядом. «Мистер Бледди Коумз, — усмехнулся про себя Айзек, — всего-навсего клерк второго класса, а держит себя, словно сам господь бог…»
Дойдя до машбюро, он распахнул дверь. Дробный стук машинок встретил его беглой ружейной пальбой. В большой комнате сидели рядами элегантные, ухоженные, главным образом молоденькие женщины, источая невообразимый запах духов, пудры и всевозможных притираний. Никто даже не поднял головы, словно Айзека не существовало. Боев замечали лишь в том случае, если надо было им дать поручение. В иное время они были частью обстановки, такими же неодушевленными предметами, как серые чехлы машинок, деревянная вешалка, флакончики с жидкостью для исправления опечаток, копировальная бумага. Айзек шел словно сквозь строй, миме выставленных для обозрения ног в нейлоновых чулках, покрытых лаком причесок, ярко накрашенных губ. Девушка, печатавшая работу для отдела жидкого топлива, не взглянула на него. Папка с отпечатанными письмами лежала на краю стола, готовая для отправки. Айзек был чужим в этом мире квалифицированного труда и месячного жалованья. Цветные приезжали в город, объявленный «белым», по утрам, чтобы выполнять тяжелую работу, а вечером возвращались в свои локации, поселки, гетто. Не для них были рестораны, отели, многоэтажные дома, живописные сады, залитые солнцем пляжи, чай на веранде, коктейли в сверкавших пластмассой и хромом барах.
— Можешь себе представить, — тараторила гладко прилизанная рыжая толстушка, — она давно этим занималась, сыпала каждый день понемногу. В газете написано, что у мужа начались рвоты.
— Ужас! — воскликнула тощая девица с бледным изможденным лицом, покрытым несколькими слоями туши и румян. — Говорят, его доктор решил, что это разновидность полиомиелита… Как будто бы время чая.
Подхватив папку, Айзек вышел в коридор. Едва за ним захлопнулась дверь, как тощая девица оторвалась от работы.
— Разве это был не бой из буфетной? — спросила она, постукивая кончиком карандаша по передним зубам.
