Мигель Делибес - Письма шестидесятилетнего жизнелюбца

Дорогая, пока будет длиться твое выздоровление, я постараюсь писать тебе чаще, прилежней и по возможности каждый день посылать хотя бы коротенькое незамысловатое письмецо. Важно, чтобы воспоминание обо мне сопровождало тебя постоянно, помогало бороться с болезнью. Соблюдай покой, следи за своей трансаминазой и держи меня в курсе событий. Не слушай никаких прогнозов. Никто не может предсказать продолжительность гепатита. Мне известны как случаи, когда все проходило в пятнадцать дней (хоть такое бывает нечасто), так и случаи многомесячного лечения. Будем надеяться, любимая. Знай, что я рядом с тобой, терпеливо ожидаю благополучного исхода твоей болезни.

Э.С.

Бесценная моя!

Так ты слушаешь музыку? Что может быть лучше в твоем положении! Ты описываешь свою комнату с таким обилием подробностей, что я вижу тебя как наяву. Федерико и впрямь очень внимателен и нежен с тобой. Моцарт, Гайдн, Бах… Какое изысканное музыкальное меню! Я никогда не пишу тебе о музыке. В этом предмете мы говорим на разных языках. Музыка и математика – две далекие, незнакомые мне области человеческой деятельности. Я большой поклонник народной музыки, а высокие сферы классики мне недоступны. По смерти Мачина и Гарделя [13] из музыки ушло настоящее чувство, умерло вместе с ними. И ничего в этом странного нет. То же происходит и в литературе, и в живописи, да и в самой жизни. Для многих чувство утратило эстетическую ценность, А вот я, старый упрямец, все еще требую от искусства эмоциональности, И в музыке наравне с душевным переживанием надеюсь обрести свое прошлое, ищу напоминания о том, что давно минуло. В этом я неисправим – всегда буду тосковать по прошлому. Для меня Мачин – то же, что знаменитое печенье «мадлен» для Пруста. Мне достаточно услышать «Черных ангелочков» для Пруста. Мне достаточно услышать молодость. А вот большие композиторы оставляют меня равнодушным. По отношению к ним я робок, уважителен, но и несколько недоверчив. Порой кое-что у них нравится мне, как, например, Девятая симфония Бетховена или «Времена года» Вивальди, однако, думаю, не потому, что я дорос до их понимания, а оттого, что эти вещи получились доступнее.

А вот молодежь пугает меня. Каждый раз, как я захожу к Бальдомеро Сервиньо и меня оглушает адский грохот музыки, которую слушают его дети, я ухожу напуганный. И то же самое здесь, в Креманесе, с молодыми Аспиасу. Откуда у молодежи эта общая страсть к резкой музыке? Почему они ставят ее так громко? Что хотят заглушить ею?

Надеюсь, в будущем, когда мы уже будем вместе, ты воспитаешь мой слух. Мне грустно думать, что проходишь по жизни, не успевая насладиться столькими прекрасными вещами. Когда-нибудь ты научишь меня понимать Шопена. С нетерпением ожидая этого дня, остаюсь твой верный

Э. С.

Как ты себя чувствуешь, любовь моя? Мне хотелось бы развлечь тебя какой-нибудь захватывающей историей, волнующей и пространной, навроде тех, что рассказывала в детстве, когда случалось мне заболеть ангиной, моя покойная сестра Элоина. Ангины были бичом моего детства. По сути дела, с трех до пятнадцати лет в суровую деревенскую зиму я почти не покидал кровати. Помню, как в жар раздражала меня постель, горела под щекой подушка, а ногами я тщетно пытался найти под одеялом прохладное местечко. К вечеру, когда состояние мое ухудшалось, в комнату на цыпочках входила моя покойная сестра Элоина и, пристроившись с вязанием на краешке моей старой железной кровати, начинала рассказывать очередную нескончаемую историю, полную самых неожиданных происшествий. Не помню, как долго длился обычно ее рассказ, но по окончании я всегда лежал под одеялом спокойный, расслабленный. Какое блаженное состояние! Вот так хотел бы я ухаживать за тобой. Не забывает сын ставить тебе музыку? Какова активность твоей трансаминазы? Этот фермент при гепатите решает все. Береги себя, любимая; в этом мире есть человек, которому ты нужна.

С каждым днем все больше любящий тебя

Э.С.

Обожаемая!

Твой образ преследует меня двадцать четыре часа в сутки. Я просыпаюсь с твоей фотографией в руках и засыпаю (если это можно назвать сном), созерцая ее. Сейчас моим воображением владеют те части твоего тела, которые нечетко видны на снимке: впадинка у основания шеи, подмышки, темный треугольник между грудей. Порою я так настойчиво ласкаю тебя взглядом, что начинаю осязать твое тело. Мне открываются самые незначительные детали кожи: поры, легкий светлый пушок, микроскопические частички морской соли. А по ночам меня одолевают эротические видения. Ах, эти тоненькие завязочки вокруг твоей шеи! Вчера в своей полудреме я развязывал их медленно и умиленно, предаваясь самой настоящей любовной игре. Какой стыд, дорогая! Возможно ль, скажи мне, возродиться для эротики в 65 лет! Каким диковинным зельем опоила ты меня, что смогла зажечь в моей груди эти младые желания?

Хочу предложить тебе одну вещь и заранее рассчитываю на твое согласие. 25-го будет полнолуние. Давай в полночь одновременно посмотрим на луну, слушая «Маленькую ночную серенаду» Моцарта? Было бы волнительно провести несколько минут, думая друг о друге. Чтобы не ошибиться во времени, можно ориентироваться по выпуску новостей Национального радио. Согласна ты? Дай ответ.

Твой

Э. С.

Дорогая!

Только получил твое сердитое письмо, Что у меня за способность все время выводить тебя из себя? Я так неловок или придирчива ты? Или и то и другое? Мой друг Онесимо Навас утверждает, что в браке не желательны ни чрезмерное сходство, ни резкое различие в характерах. То есть брак хорош, когда есть как точки соприкосновения, так и расхождения во взглядах. Первые питают совместную жизнь, а благодаря вторым находятся темы для споров, стимулирующие общение. Очень разумная теория, в подтверждение которой Бальдомеро Сервиньо всегда приводит свой собственный брак. В самом деле, Эсперанса, его жена, была человеком мягким, но замкнутым и меланхоличным. Бальдомеро же, как истинный андалусец, полная тому противоположность – натура кипучая, неунывающая, веселая. И вот Бальдомеро помог Эсперансе войти в общество, найти общий язык с людьми, а сам, благодаря жене, научился обуздывать свой характер, не утрачивать чувство меры. И то же самое в дружбе. Нас с Бальдомеро привязывает друг к другу не столько даже сходство по многим вопросам, сколько те различия, которые есть между нами. Наши антагонисты не только не являются нам врагами, а дают убедительное доказательство нашего существования.

Ты несправедлива, утверждая, что я стыжусь знакомства по объявлению и что наше расхождение принципиально, коли я стесняюсь журнала, в который ты считаешь возможным писать. Во-первых, я не могу стыдиться того, чего даже не знаю, поскольку просто не обращаю внимания на журналы этого сорта, словно их и не существует. А во-вторых, дорогая, благословенна будь эта бумага, если она, пусть случайно, безо всякого с моей стороны на то намерения, соединила меня с тобой, ставшей смыслом моей жизни!

Забудь мои необдуманные или неподобающие рассуждения. Теперь я жалею, что отослал тебе последнее письмо, где говорил о любовном пыле, который пробуждает во мне твой снимок. Оно неуместно, считай же, что я его не писал.

Искренне твой

Э.С.

Моя обожаемая!

Ну что, ты уже не дуешься? Вернулось к тебе хорошее настроение? Этот строгий тон не идет тебе, дорогая, не сочетается с радостной и беззаботной женщиной со снимка. Все женщины, почувствовав, что любимы, ощущают потребность проявить свою властность, тем паче когда любящий человек уступчив и готов льстить. Эти издержки случаются, когда отдаешь себя чересчур поспешно и безоговорочно.

Вчера после обеда, пройдясь по дороге с Анхелем Дамианом, я зашел в бар и столкнулся там с нашим мельником Акилино, который уже успел нагрузиться. А когда он в таком состоянии, пощады от него не жди. Безо всякого зазрения совести заговаривает любого до полусмерти, болтает и болтает, и все только о себе, одно сплошное нытье. Жалуется на свою голову, на печень, на ноги. Все-то у него болит, ничто не работает. На ноги его, иссохшиеся, с узловатыми венами, смотреть и впрямь страшно, но чего еще ждать в 60 лет? Уж если Акилино к кому проникся (а с вина это у него запросто), то не остановится, пока не выложит все как есть свои хвори. Эти люди, которые на все жалуются, у которых вечно все болит, просто не имеют права на существование. Нельзя же из-за своих болячек мучить себе подобного.

Нынешний год будет не так плох на фрукты, как мы боялись. Если не считать сливы, что так хорошо действует натощак на мой кишечник и которой в этом году мы не пробовали, урожай в целом окажется средним, а на орехи – просто исключительным, может быть, лучшим за последние двадцать лет. Однако не хватает молодежи для обколачиванья, а орехи надо собирать до того, как они раскроются, иначе ребятишки и птицы ни одного не оставят. Местный орех – у нас зовут его птичьим – отличается мягкой скорлупкой и лопается, чуть надавишь. Когда придет пора, я уж позабочусь послать тебе мешочек, чтобы ты тоже могла попробовать.