Джойс Оутс - Блондинка. том I
Время от времени в дверь стучал Клайв Пирс. И через дверь говорил или с Глэдис, или с ее маленькой дочуркой. Хотя слышно было плохо. В отличие от Джесс Флинн он никогда не входил. Уроки игры на пианино на лето прекратились. Он говорил, что это «трагедия» и «что могло бы быть гораздо хуже». Другие соседи совещались: что делать? Все они работали на Студии. Тут жили не только дублеры и статисты, проживали также: один помощник режиссера, массажистка, костюмерша, двое редакторов по титрам, инструктор по гимнастике, технический сотрудник лаборатории по проявке, сценограф, рабочие-декораторы и несколько музыкантов. И все они, в общем, сходились во мнении, что Глэдис Мортенсен «психически неуравновешенна», а может, просто «эксцентричная и вспыльчивая» особа. И большинство соседей знали, что проживает миссис Мортенсен вместе с маленькой девочкой, которая, если б не кудряшки, была похожа на нее «как две капли воды».
Однако они не знали, что с ней делать, и надо ли вообще что-либо делать. Никому не хотелось вмешиваться. Никому не хотелось нарываться на гнев этой женщины, Мортенсен. Считалось, что Джесс Флинн является подругой Глэдис Мортенсен, вот пусть она обо всем и позаботится.
Голая рыдающая девочка забилась за пианино, спряталась там, чем оказывала открытое неповиновение матери. Она избегала матери. Потом поползла по ковру, съежившись, будто испуганный маленький зверек. Мать била по клавишам кулаками, извлекая резкие нестройные звуки, вибрирующие, как натянутые нервы. В духе Мака Сеннета[16]. В стиле Мейбл Норманд из фильма «Хромоножка», который Глэдис смотрела еще девочкой.
Раз вы смеетесь, значит, это комедия. Даже если при этом вам больно.
Обжигающе горячая вода хлестала из крана в ванну. Она раздела девочку догола и разделась сама. Потом потащила дочь в ванную, пыталась приподнять и опустить в воду. Но ребенок кричал и сопротивлялся. В полном смятении мыслей, к которым примешивались кисловатый привкус дыма и чьи-то насмешливо-злобные голоса, заглушенные таблетками и оттого невнятные, она вдруг подумала, что ребенок куда как младше, что то — один из ранних периодов их жизни. И девочке всего годика два или три, и весит она всего лишь — сколько? — фунтов тридцать, не больше. И доверяет маме, и не подозревает ее ни в чем. Но девочка сопротивлялась, извивалась, билась в ее руках, кричала: Нет! Нет! И тут она заметила, что ребенок вырос. Что ее дочь стала сильной, упрямой и своевольной, что она противопоставляет свою волю воле матери, отказывается идти в ванную, не хочет, чтобы ее поднимали и сажали в обжигающе горячую воду. Борется, вырывается из голых стиснувших ее рук матери, убегает из ванной.
— Ты. Ты! Он ушел. Он меня бросил, он не хотел тебя. — Эти слова произнесла она почти спокойно, рванувшись следом за испуганным ребенком. Бросила эти слова ей вслед, как бросают пригоршню острых камней.
А голый ребенок слепо мчался по коридору и стучал в соседскую дверь с криком:
— Помогите! Помогите нам! — Но ответа не было. Тогда девочка побежала дальше, постучала во вторую дверь, продолжая кричать: — Помогите! Помогите нам! — И ответа снова не было. И тогда девочка подбежала к третьей двери, изо всех сил замолотила в нее кулачками, и на этот раз дверь отворилась. На пороге стоял удивленный молодой человек, загорелый, мускулистый, в майке и трусах, и смотрел на нее. У него было типично актерское лицо. Но изумление, отразившееся на нем при виде этой совершенно голой девочки, было неподдельным. По лицу ее бежали слезы, она плакала и кричала: — П-помогите, моя мама больна, помогите маме, она больна!
И первое, что сделал молодой человек, — это сорвал со спинки стула рубашку и укутал в нее девочку, прикрыл ее наготу. А потом сказал:
— Все хорошо, малышка. Так ты говоришь, твоя мама больна? И что же с ней случилось?
Тетя Джесс и дядя Клайв
Она меня любила. Ее у меня забрали, но она меня любила. Всегда.
— Твоей маме уже лучше. И теперь ее можно навестить, Норма Джин.
Это говорила мисс Флинн. А мистер Пирс стоял у нее за спиной, в дверях. Выглядели они оба, как участники траурной церемонии. У подруги Глэдис Джесс Флинн и глаза, и подвижный, как у крольчихи, заостренный носик были почему-то красными. А друг Глэдис Клайв Пирс все время поглаживал подбородок. Нервно так поглаживал подбородок и посасывал мятную пастилку.
— Твоя мамочка спрашивала о тебе, Норма Джин, — сказала мисс Флинн. — Врачи говорят, что теперь к ней можно. Ну так что, поедем?
Поедем? Разговор прямо как в кино. Ребенка заманивают куда-то. Ему грозит опасность.
Нет, в кино такое не пройдет. Ты не должна показывать, что заподозрила что-то. Потому что… Ну откуда тебе заранее знать? Вот если посмотреть фильм второй раз, тогда совсем другое дело. Тогда ты уже будешь понимать, что означают эти вымученные улыбочки, эти уклончивые взгляды, эти неуклюжие слова.
И ребенок обрадовался и весело улыбнулся. Ребенок поверил этим людям и хотел видеть свою мамочку.
С тех пор как Глэдис «забрали», прошло уже десять дней. Ее положили в городскую больницу в Норуолке, в южной части Л.A. Воздух в городе все еще был дымным и влажным, от него слезились глаза, но пожары на склонах холмов и в каньонах стали стихать. Все реже завывали по ночам сирены. А людям, эвакуированным из северных районов города, разрешили вернуться в свои дома.
Занятия в школах возобновились. Однако Норма Джин в школу не пошла. Девочка то и дело заливалась слезами и была «нервной». Спала она у мисс Флинн в гостиной, на раздвижном диване на свисающих с него больших простынях, взятых из квартиры Глэдис. Иногда ей удавалось поспать шесть-семь часов кряду. А когда мисс Флинн давала ей «только половинку» какой-то белой таблетки, напоминавшей по вкусу прогорклую муку, Норма Джин проваливалась в глубокий полуобморочный сон и пребывала как в ступоре. И маленькое ее сердечко билось громко и размеренно, словно кузнечный молот, и кожа становилась липкой, как у улитки. А когда она пробуждалась от этого сна, то ровным счетом ничего не помнила. Не помнила того, что случилось, не понимала, где находится. Я ее не видела. Меня не было рядом, когда ее забирали.
Бабушка Делла рассказывала Норме Джин одну сказку. А может, то была вовсе не сказка, а история, придуманная бабушкой. К маленькой девочке, которая слишком много видит, к девочке, которая слишком много слышит, прилетает ворон и выклевывает ей глаза. Потом «приходит на хвосте огромная рыба» — съесть ее уши. И наконец, прибегает рыжая лисица и откусывает ей маленький любопытный носик. Поняла, что бывает с такими девочками, мисс?
Она так ждала этого дня. И однако он пришел неожиданно. Мисс Флинн, нервно потирающая пальцы, улыбаясь и показывая зубы, которые не совсем помещались во рту, объяснила, что Глэдис «спрашивала о ней».
Жестоко со стороны Глэдис было обзывать Джесс Флинн тридцатипятилетней старой девой. Джесс работала на Студии звуковым и музыкальным оформителем, нанялась она туда много лет назад, будучи выпускницей Хоровой школы Сан-Франциско, и пела тогда сопрано, и голос у нее был такой же прекрасный, как у Лили Понс[17]. Глэдис говорила: «Джесс здорово не повезло! Да в Голливуде этих «прекрасных» сопрано пруд пруди! Как тараканов. Или членов». Но ты не должна смеяться, даже улыбаться не имела права, когда Глэдис «говорила непристойности», смущая тем самым своих друзей. Ты даже не должна была показывать, что слышишь это, до тех пор пока Глэдис тебе не подмигнет.
И вот оно пришло, это утро, и Джесс Флинн улыбалась во весь рот, и глаза у нее были влажные и печальные, а нос — такой подвижный и любопытный. Она на целый день отпросилась с работы. Сказала, что говорила по телефону с врачами и что «мамочка» Нормы Джин чувствует себя достаточно хорошо и можно ее навестить. И что они с Клайвом Пирсом отвезут ее туда и еще захватят «чемодан с кое-какими вещами», которые она, Джесс, соберет сама. А пока она собирает эти вещи, Норма Джин может пойти на задний двор и поиграть там, и помогать Джесс не надо. (Но как это можно «играть», когда твоя мама в больнице?) Выйдя на улицу и вытирая слезящиеся от дыма глаза, девочка не разрешала себе думать о том, что тут что-то не так. И потом «мамочка» — совсем неподходящее имя для Глэдис, и Джесс Флинн следовало бы это знать.
Не видела, как ее забирали. Руки в длинных рукавах, завязанных узлом за спиной. А сама — вся голая, и лежит на носилках, и кто-то накинул на нее тонкое одеяло. Плюется, кричит, пытается вырваться, освободиться. А санитары «скорой» с потными лицами, клянут ее в ответ на чем свет стоит и уносят прочь.
А Норме Джин они сказали, что она ничего не видела, что ее там просто не было.
Может, мисс Флинн закрыла ей лицо руками? Уж все лучше, чем ждать, что прилетит ворон и выклюет тебе глаза.
