Анна Козлова - Люди с чистой совестью
— Прощай, ничего не обещай! — запел Рыбенко, когда объявили посадку и все двинулись к угрюмому проводнику, оберегавшему от безбилетников вход в вагон.
Он уже успел освежиться пивком.
— Да хватит! Было уже! Достал! — крикнула вдруг Даша.
— А чтоб понять мою печаль, в пустое небо по-о-смо-о-три-и!!! — Рыбенко, не обращая внимания на крик, сгреб Дашу и, как тогда, под Лили Марлен по комнате, закружил по перрону.
Она к нему с какой-то инстинктивной, бабьей страстью прижалась.
Рыбенко что-то дикое орал и подмигивал проводнику.
— Федя, — Даша заглядывала ему в глаза, надеясь, что он посмотрит на нее в ответ, — Федечка, я тебя очень люблю.
Рыбенко не желал отвечать в том духе, что он, возможно, тоже Дашу любит и тоже не хочет с ней расставаться. Она метнулась к Валере, демонстрировавшему проводнику билеты вкупе с паспортами.
— Валерочка! — всхлипнула Даша.
— Да ладно тебе, — отмахнулся он.
— Я тебя люблю, — сказала она.
Проводник с интересом смотрел на Дашу.
— Кстати, вариант, — Валера ободряюще потрепал Дашу по щеке, — отличный, чувствуется парень, на достойной работе…
— С нами ведь поедет, — вставил кратко опамятовавшийся Рыбенко.
— Ах, да, жаль… — протянул Валера. — Но не стоит унывать, красавица! — он иронично чмокнул Дашу в лобик. — Мы оставляем тебя, а тут — целый вокзал! Менты, машинисты, носильщики, бомжи, в конце-то концов!
— Ты уже… — начала было Даша.
У Валеры не осталось сил не то, что слушать ее, даже смотреть.
— Свобода! — рявкнул он. — Что хочешь, то и делай! Давай, красавица! Не нравится бомж, трахнись с ментом! Мало? Тогда — вперед, таджики неутомимы! И подстрахуйся, детка, не наступай на одни и те же грабли. Сразу с двумя, лучше даже с тремя! Один — это смешно, один — это, как говорится, на один зуб! А у тебя столько много зубов, и они все хотят пережевывать, рискни, детка, ничего не бойся! На СПИД нам с Рыбенко давно плевать, так что и ты не заморачивайся, действуй, при нашем уровне жизни и развитии медицины все лечится тремя уколами. Эй! Пацаны! — он бурно замахал руками, привлекая внимание милиционеров, волочивших куда-то цыгана в красном пиджаке и плисовых штанах.
Даша резко развернулась и пошла прочь.
— Зачем ты так? — спросил Рыбенко в купе. — Что она тебе сделала?
— Слушай, да пошел ты! — злобно бросил Валера.
Он уже очень давно не общался с женщинами — в этом, наверное, заключался секрет его относительно адекватного восприятия жизни.
Между тем разыгрывалась, грустная, в общем, история.
В последние секунды перед отправлением проводник завел в купе, где Валера с Рыбенко вальяжно раскупорили пиво, двух баб.
Одну звали Ксюша, а другую — Оля. Обе перепрыгнули тридцатник. Ксюша была истеричка с ярко-красными волосами, а Оля, склонная к накоплению жиров, очевидно, злоупотребляла парикмахерскими услугами, потому что ее волосы местами повылезли.
Дружба их протекала, главным образом, на почве алкоголизма и неудовлетворенной распущенности, что стало понятно в первые же десять минут после знакомства. Девицы рассказали, что познакомились на курсах вождения машин, никто из них, впрочем, на права так, и не сдал. Их жизнь протекала между столиками кабаков и жестоким обсиранием всех знакомых и просто проходивших мимо в туалет незнакомых людей.
Они мгновенно согласились пить. Пили и ни на секунду не затыкались.
Ксюша, как в женском романе или каком-нибудь малобюджетном сериале, бросилась замуж за директора школы (вора), на свадьбе вполне достойно задрапированного в белый костюм. А Оля много лет продолжала бессмысленные и бесперспективные отношения с парнем, объявленным в федеральный розыск за кражу то ли сережек, то ли брошки. Кончилось все тем, что она его сдала милиции, не выдержав побоев и запоев.
Все это, в общем-то, напоминало кадры из итальянских фильмов неореализма или кино в духе Вуди Аллена. Сначала две большеглазых, голенастых лани в розовых и летящих платьицах, под которыми при порывах ветра обозначаются напряженные соски, весело переговариваются, шествуя по оживленной улице и непременно с пакетами, где свернулись такие же летящие, но новенькие одежды. На этом этапе своего существования они слегка выпивают, курят только, когда выпьют, а умишка их хватает лишь, чтобы произносить некие общие, простительно оптимистичные фразы. Завершается розовая фаза замужеством.
Далее экран пересекает фраза «какое-то там время спустя», и мы видим кухню со всеми следами ежедневной готовки и замудоханную женщину, которая курит одну за одной, а на скуле у нее — синяк. Речи становятся несколько циничными — когда бывшие лани встречаются в излюбленном кафе, за их столиком звучит: «яйца», «на хрена» и «в жопу». Ну, и в третий раз мы встретимся с этими героинями в заключительной части — тут уж вступают подросшие дети, регулярно ворующие деньги и нет-нет да бьющие в морду. До последнего этапа девушки докатиться еще не успели. Оля, как сообщила Ксюша, когда сама Оля отлучилась в сортир, родила от своего уголовника ребенка, которого воспитывала ее мама, а сама она почему-то не работала, а любовница Ксюшиного директора (информация поступила от Оли при аналогичной ситуации) забеременела, и он Ксюшу покинул.
Девки ехали в Брянск на неделю по работе. Они служили младшими менеджерами в автосалоне, и в провинции им надлежало осуществить какое-то маразматическое действие в духе русского менеджмента. Оля и Ксюша немного даже гордились своей миссией и не открывали ее сути.
Валере почему-то с первого же взгляда ужасно захотелось послать их на хуй, спрыгнуть с поезда или, в крайнем случае, разделить путешествие по разным купе.
Это были довольно отстойные телки. Дешевки, с перхотью и обгрызенными ногтями. Ксюша сидела на уродливой фиолетовой сумке и каждые пять секунд впивалась тонкими губешками в пивную бутылку. Оля же методично превращала себя в обезьяну: пространство от носа до подбородка, включая рот, было обмазано каким-то белым кремом, причем орудовала она кремом синхронно с Ксюшей — пиво, крем — пиво, крем. Размером Оля была с дамский «Пежо»: кроссовки, шорты, над поясом колыхались складки жира.
Выпив по бутылке омерзительного «Старого Мельника» — почему-то проводник носил только такое пиво — девушки отправились курить в тамбур, сопровождая свой поход дебильным хихиканьем.
Рыбенко перепрыгнул на Валерину полку и фамильярно ткнул его под ребра.
— Чего? — закряхтел он. — Какую выбираешь?
— Никакую. — С ненавистью ответил Валера.
— Ой, бля, — вздохнул Рыбенко, — как с тобой все-таки тяжело. Не компанейский ты человек. Бухать — ты не бухаешь, телки — так телки тебе не нравятся…
Он с показной усталостью прикрыл глаза.
— Да, — зачем-то решил прояснить свою позицию Валера, — мне не нравятся эти две бляди. Мне, друг мой, по душе другие женщины…
— Как заговорил — женщины! — перебил Рыбенко.
Валера не стал реагировать на его реплику.
— Я не люблю пьяно и грязно ебаться в купе, рядом с тобой, я уверен, что они моются раз в неделю, и между ног у них воняет. Я не люблю низкопробных, как ты выражаешься, телок, которые, как будто в этом есть какая-то необходимость, готовы трахнуться за бутылку «Старого Мельника». Я вообще не вижу в этой неотвратимой ебле никакого смысла.
— Ладно, старик, выпей и поймешь, — Рыбенко сцепил пальцы и с силой ими хрустнул.
— Зачем? — недоумевал Валера. — Ради того, чтобы просто кого-то трахнуть?
Рыбенко скучно смотрел на проносящиеся в окне пейзажи.
— Они мне неприятны. Они — ниже даже самого среднего уровня. Да они не красивые ни хрена!
— Да причем здесь это? — не отрываясь от окна, поинтересовался Рыбенко.
— Как причем? — поразился Валера. — Тебе все равно, что ли?
— Абсолютно, — заверил Рыбенко, — мне просто хочется ебаться. Кто они, чего, куда, мне абсолютно похуй. Красивая баба — это всегда ненужные какие-то сложности. Пусть лучше попроще. Мне Дашкиной этой хуйни по второму кругу не надо…
— Кто тебе дал право так говорить? — внезапно разъярился Валера.
— Так я об этом тебе, старик, и толкую! — воскликнул Рыбенко. — Напрягов и так в жизни полно. Одна Дашка чего стоит! Без напрягов, давай. Чего ты уперся? Бухло есть, телки рядом — чего еще-то? А ты, епты, начинаешь — некрасивые. Да плевать! Есть уже красивая одна, чего — хорошо с ней очень?
Валера примолк.
В принципе он был готов к традиционному исходу подобного диалога в виде драки, но примирительная и, главное, совершенно справедливая мысль Рыбенко его остановила. Валера тоже глянул в окно. За ним проносились облитые светом поля с неожиданно аккуратными для средней полосы России снопами.
Девки вернулись из тамбура и забились на свои верхние полки. Только изредка Оля гулко, как из канализационной трубы, интересовалась, когда же на станциях начнут продавать жратву. Рыбенко попытался завязать непринужденный разговор, и ему удалось выяснить, что обе дамы рассчитывают в захолустном Брянске на отдых-реабилитацию. Ксюша планировала всласть потрахаться, как она выразилась, с местными, а заодно вылечить какое-то кожное заболевание. Оля же ставила более масштабную цель — похудеть.
